Пандочка и Бамбук

Тактильные ощущения, одна из самых приятных вещей по мнению веселого старшеклассника Чон Хосока. Вот он то никогда не упускал возможности, кого-то обнять или потрепать по голове. Он делал так довольно часто и предупреждений не надо было, по крайней мере никто не требовал. А дело все в том, что если этому рыжему необходимо или просто хочется запомнить человека, он должен до него дотронуться. Звучит миленько, но у этого есть и обратная сторона. Любое не осмысленное им касание, такое как во время толкучки в автобусе например, делает ему чертовски больно и на том месте до которого дотронулись, остается ожог. И так в свои девятнадцать он не унывает и даже не грустит смотря на изуродованное тело. Тэхен, сидящий рядом лишь удивляется его радости. Ему жаль своего друга, ведь будучи отпетым реалистом, он понимал, что с таким телом Чон никому на хрен не сдался. Но когда Ким пытался говорить об этом, сменяя пластыри с феями на пластыри с кроликами, тот лишь отмахивался, говорил, что тот кто надо - примет. Тот кто надо - полюбит. Может быть это и так, но уже огромная куча людей не смогли этого сделать. Отношения, конечно, они и в Африке отношения. Но куда же без "я хочу увидеть твое тело", "ты танцор, наверняка у тебя крутой пресс", "мы встречаемся пол года, а у нас до сих пор не было!". И все в таком духе. Человек бежит от Хосока, как от чумного, когда снимает первый же пластырь. Но тот лишь смеется и зовет своих друзей к себе. Друзей, которые знают о его проблеме. Друзей, которые приняли и полюбили. И кстати это заставляет его не унывать. Потому что раз смогли они, смогут и другие. Слушать и слышать - это дар, часто вторил старшеклассник Мин Юнги. Он был рад, слушать проезжающие мимо машины, гудящие в дали паровозы, шелест листьев и разговор той маленькой черноволосой девочки со своим мишкой. Это все конечно прекрасно, слышать и слушать, вообще все вокруг. Но также это проклятье, что не дает тебе спокойно жить и нагнетает день за днем. Когда Мин слышит, что-то печальное, на его руках образуются горизонтальные шрамы, которые он так старательно скрывает за длинными рукавами черной толстовки круглый год. Его лучший друг Сокджин, постоянно орал на него за это. По мнению Джина, было лучше бы светить шрамами и носить клеймо ненормального, чем парить свое тело и вонять. Хотя в последнем его слова были правдивы, но мылся Юнги исправно - три раза в неделю. Мин был уверен, что клеймо сумасшедшего - ужасно и так его уж точно никто не полюбит, а вот Ким был уверен в обратном. Он считал, что каждой твари в этом мире есть пара. И вот по желанию Джина, он выходит на улицу в футболке. С непривычки холодно и парень весь дрожит, но до студии продолжает идти, пока его кто-то не окликивает. Вообще Юнги ожидал, что кто-нибудь, да, что-нибудь спросит или по стебется, но он не ждал того, что произошло сейчас. Когда Мин повернулся, рыжий и улыбающийся во все тридцать два зуба, парень побежал к нему и обнял. Так крепко, что казалось второй сломается. Потому что он явно был худее раза в два, такой хрупкий, да еще и бледный. Фарфоровая куколка прям. - Что происходит? - спрашивает Юнги, но отстранится не пытается. - Ты дрожал и я подумал, так будет теплее, - рыжий улыбаться не перестает, - Но могу уйти, если ты хочешь. - Нет, что ты, - он тяжело дышит, смотря ему в глаза, - А если бы я был маньяком? - Больнее мне уже никто не сделает, - еле слышно шепчет, стоящий напротив и отходит под фонарь, чтобы все его ожоги в миг видно стало. А Мин даже не удивляется, только слезы выступают на его глазах и он подходит к нему туда. И тогда уже плачут они оба. Сами не понимают от чего, но все же. - Чон Хосок, - говорит рыжий, лепя ему на лоб зеленый пластырь с пандочкой. - Мин Юнги, - смеется заливисто другой и лепит Чону на лоб черно-белый пластырь с бамбуком. И они больше не боятся, показать себя и свое тело. И они больше не боятся быть собой. И они больше не боятся, ничего. Кроме американских горок, на которых оба визжат, так будто их режут.