Рыбалка

Дик сидел, опустив подбородок на подтянутые к груди колени и, не отводя взгляда, наблюдал за своим, окончательно спятившим, эром. Алва стоял на берегу быстротечной Расаны, скинув с себя под жарким Варастийским солнцем все, что только было можно, и, чего по мнению Ричарда снимать никак не следовало, потому что сверкать голыми плечами, раздевшись до пояса, гораздо ниже герцогского достоинства, чем Дик мог себе вообразить. Однако бессовестного маршала, похоже, приличия не волновали, вот ничуть… Возмутительно! Окделл прикрыл глаза и тяжело вздохнул — досталось же наказание. У всех эры как эры, а этот… Алва чудил. В очередной раз, доводя выдержку своего оруженосца до крайней степени… Но подняться и уйти, оставив свихнувшегося Ворона, который хищно вглядывался в текучую гладь воды, время от времени вытягивая из воды самодельное, как у надорских простолюдинов, удилище, проверяя наличие на крючке червя — Ричард, не понимая сам себя, отчего-то не мог. Может, дело в том, что не хотелось оставлять Алву одного? Особенно если учесть тот факт, что эр почти в одиночку ушел от талигского лагеря довольно далеко. Мало ли чего с ним непутевым случиться может, война все-таки. Дикону желалось думать именно так и ни в коем случае не считая причиной то, что наблюдать за ТАКИМ маршалом было любопытно и… волнительно. Так сказать наблюдать дикую птицу в дикой природе. А ведь сейчас Алва выглядел именно так — дикарем. Ричард открыл глаза и, закусив губу, глянул на Ворона. Залюбовался. Осознал это любование. Смутился и, пряча горящие щеки, поспешно отвернулся. Да, непременно он тут только для того, чтобы защитить этого сумасброда от внезапной опасности. А вдруг барсы? По-другому и быть не могло. И пусть даже не воображает себе! Сказать по совести, Ричард увязался за Алвой сам. Маршал не приглашал его с собой, но когда заметил, то позволил остаться и даже предложил оруженосцу разделить свое нелепое, почти крестьянское занятие. Дик с ужасом отказался, но, тем не менее, даже не подумал вернуться в лагерь. Алва безразлично пожал плечами и принялся удить рыбу. Зачем? Вот этого Ричард понять никак не мог. Маршалу стоило лишь пожелать, и среди солдат нашёлся бы не один десяток желающих наловить для обожаемого и лучшего полководца в Золотых Землях, какой угодно рыбы, а сноровистые повара ловко и быстро изготовили бы из того улова любое изысканное блюдо. Так для чего опускаться до того, чтобы заниматься крестьянским делом самому? Кончик удилища дернулся и маршал, который в этот момент выглядел невероятно довольным и сосредоточенным одновременно, буркнул себе под нос что-то по кэналлийски и осторожно подсек. Миг, другой и Алва выдернул из реки блестящую чешуей, внушительного размера рыбину. Та изогнулась в воздухе упитанным плотным телом и, упав на траву, истерично забила хвостом. Глядя на свой улов Алва рассмеялся, а потом обернулся к завороженному радужной, трепещущей чешуей Ричарду. — Ну что же вы сидите, юноша? — приподнял Ворон насмешливо и привычно бровь, лишаясь своего дикого очарования и в мгновение ока становясь собой, несмотря на откровенно оголенный торс. — Хватайте ее, а не то, она в скором времени снова окажется в воде. Ричард подскочил, плохо соображая что собирается делать и кинулся к пляшущей и жадно открывающей рот рыбе. Хватайте ее… Это куда проще сказать, чем сделать. Рыбина, холодная и скользкая, в руки даваться не желала, и словно издеваясь над Повелителем Скал, продолжала свой скачкообразный путь в сторону спасительной реки. Вот ведь… И тогда Дик, слыша где-то рядом насмешливое фырканье своего безумного эра, не понимая и ругая собственную безрассудность и то, что позволил втянуть себя в такой идиотизм, не нашел ничего лучше, чем упасть на рыбу всем телом. — Какое похвальное рвение, Ричард, — бархатно и довольно рассмеялся Алва. «Какой стыд!» — возопила оставшаяся в Окделле Честь… Дальше все сделалось еще хуже и вместе с тем настолько странно и завораживающе, что уйти Окделл не решился бы даже если бы ему за это посулили приватную встречу с Ее Величеством Катариной. Ричард, весь мундир которого был уже изрядно перепачкан рыбой, с перекошенным от брезгливого ужаса лицом, наблюдал за тем, как его эр — одна из благороднейших фигур политики Талига и, как Дику казалось раньше, фигура эта чрезвычайно утонченная — вооружившись большим тесаком, устроившись у большого плоского камня, не моргнув глазом, сдирает чешую с еще живой и бьющей хвостом рыбины. Да разве ж так можно? — Ты прав, нельзя, — буркнул эр, не оборачиваясь, словно услышал мысли Ричарда, или же действительно услышав их, — найди мне что-нибудь, чем ее можно оглушить… — Чаво?! — выдавил из себя герцог, как-то совершенно неблагородно, прямо в тон своему обезумевшему монсеньору. Это произвело впечатление даже на Рокэ. Тот изволил обернуться и одарить Дикона таким взглядом, что нужный эру камень нашелся в кратчайшие строки. — Вот и умница, — произнес маршал, приканчивая рыбину тем самым камнем, — там в моей сумке котелок и огниво. Сможешь соорудить костер? — Кто… я? — пискнул Дикон и, опасаясь повторения того самого взгляда, торопливо осмотрелся в поисках сумки эра. Та нашлась скоро. Но вот с костром дело вышло не так замечательно… — А чего он хотел, — зло шипел Ричард, в неловкой попытке поджечь сваленный неопрятной кучей сушняк, — я же Повелитель Скал, а не Молний… Спустя полчаса над вполне приличным огнем, разожженным самим Алвой, в прихваченном из лагеря маршалом котелке весело побулькивало и благоухало. Дикон, чумазый и взъерошенный, словно деревенский мальчишка, в выпростанной из брюк рубахе, скинув грязный колет, сидел подле колдовского варева Алвы, глотал собиравшиеся во рту слюни и мысленно клялся самим Создателем, что не проявит слабости и не попросит эра угостить его рыбной почти крестьянской похлебкой. Ни-за-что… Маршал, присевший рядом с костерком на корточки, помешивал свое варево, иногда пробуя его на вкус и кидая в него то щепотку трав, то соли, а еще поглядывал в сторону своего нахохлившегося и, как оказалось уже изрядно голодного, оруженосца. Пойманная и сваренная эром рыба пахла божественно. Может, это какое-то колдовство? Может, Рокэ нарочно все это затеял, чтобы уронить достоинство своего оруженосца еще ниже? Хотя… похоже, ниже уже некуда. Дик не удержался и шумно сглотнул проклятую слюну, которая уже разве что не капала… Самое время отойти подальше и не искушаться. Синие глаза, хитрющие и смешливые, поблескивали из-под длинных черных ресниц… Глядеть в лицо Рокэ было почти так же мучительно, как смотреть на почти сварившуюся рыбу. И когда это Дикон успел так проголодаться? Может проклятый кэналлиец кинул в свою похлебку что-нибудь приворотное? Потому-то так пахнет? Потому-то так хочется глядеть, почти так же как попробовать на вкус, стряпню монсеньора. До головокружения… Ричард закрыл глаза, которые то и дело норовили бесстыдно пялиться на полураздетого эра. И открыл он их только тогда, когда в руки ему ткнулась деревянная миска, до краев полная похлебки, парящей и ароматной. — Ешь… — Эр Рокэ, я… — Живот подвело голодным спазмом. Сколько прошло времени, как они ушли из лагеря? Час, три? Дик огляделся по сторонам, с удивлением отмечая что свет стал полуденно-желтым. День начал клониться к вечеру. — Будь добр, Ричард, — Алва кинул на Окделла недовольный взгляд, — избавь меня от необходимости быть твоей нянькой. Ешь… И Ричард ел... Жадно. Обжигая губы горячим бульоном. Глотая поднявшееся было возмущение (Да как вы смеете! Кто вам сказал, что я буду есть ЭТО?). Старательно не поднимая глаз на эра, ибо кожей чувствовал на себе его насмешливый взгляд. И в глубине души надеясь на то, что тварь закатная, называющая себя его монсеньором, не оставит свои попытки искушать приличного и Честного герцога, а пойдет дальше, куда дальше, чем приготовление своего невероятно вкусного супа.