Рассвет

      Мигель исчез, едва только соприкоснулся с сияющим лепестком, и вместе с ним исчезла, померкла улыбка Имельды. Женщина сгребла Гектора в охапку и прижалась ухом к его груди, наплевав на присутствие многочисленных родственников. Она не надеялась услышать биение его сердца, так как сердца в принципе не могло быть у умершего давно человека. Но, тем не менее, жизненная энергия существовала в каждом жителе загробного мира, била ключом, и довольно часто можно было уловить ее едва слышные перезвоны.       Гектор сцепил зубы от боли, однако не позволил бы сейчас себе закричать ни за какие коврижки.       — Имельда… — начала осторожно Виктория. Осеклась, напоровшись на тяжелый, словно прожигающий насквозь взгляд, но, собравшись с духом, продолжила: — Что нам сказать всем этим людям?       Имельда в недоумении обвела глазами балкон. Он был битком набит охраной и зрителями, что несколько часов тому назад прибыли сюда для того, чтобы насладиться концертом любимого музыканта.       — Чем мы можем вам помочь? — подбежала к ним молодая женщина, одетая в платье светской львицы и увешанная с ног до головы золотыми безделушками.       — Просто оставьте нас. — Голос Имельды предательски дрогнул, но она сумела удержать себя в руках. Ее тошнило от этой суматохи, этих огней и фонтанов, этих сочувствующих лиц, криков Эрнесто вдали.       В одну минуту площадь около них опустела. Знатно поспособствовала тому и вернувшаяся Пепита, низким рыком отпугнувшая особо любознательных особ.       Гектор не хотел лежать неподвижно, — сразу создавалось впечатление, что он находится на чьих-то похоронах (Гектор гнал прочь мысли о том, что их главный участник — он сам), но родственницы его заставили.       — Раз уж возвращаешься в семью, будь добр — повинуйся, — отрезала Виктория. — Никуда не денешься, Мигель все сделает, как надо.       В принципе, он только рад был вытянуться во весь рост на полу, а после этого практически сразу же провалился в полудрему, настолько ослабел, оказывается, за последние несколько часов.       Воцарилась тяжелая тишина, от которой каждому здесь находившемуся в первые же мгновения захотелось сбежать. Однако никто не смел первым нарушить ее. Каждая минута могла стать для Гектора последней, и в эту самую минуту Ривера хотели находиться рядом с ним. Все это безумно действовало музыканту на нервы. Нужно было как-то разрядить обстановку, но мысли путались, а сил не осталось даже на то, чтобы просто открыть глаза.       Спустя всего-то секунд пять очередная золотистая молния дала о себе знать — заставила его скривиться и согнуться в три погибели.       Имельда пропустила тот момент, когда заплакала. Просто ощутила вдруг, вырвавшись на мгновение из своих невеселых дум, что ветер, бьющий в лицо, как-то странно его холодит, и прикоснулась к скуле. Прикрыла глаза и молча ткнулась лбом в грудь неподвижного мужа. Она устала. Ей хотелось лишь двух вещей — спать и чтобы это все оказалось просто кошмарным сном, исчезнувшим с первыми лучами солнца.       Оскар подобрался к сестре поближе и ласково, ободряюще дотронулся пальцами до ее локтя. Имельда вымученно улыбнулась и крепко сжала его ладонь в своей. Кто бы что ни говорил, а поддержка семьи ей была важна, как сильной, но все же через слишком многое прошедшей женщине.       Гектор приоткрыл глаза, собрался с последними силами:       — А Хулио частенько захаживал ко мне, чтобы поиграть в картишки…       Своего он добился — на лицах близнецов заиграли улыбки, а Хулио покраснел и опустил глаза в пол.       И тут Гектора скрутил очередной приступ кашля, кости его свело судорогой. Гораздо больнее, чем прежде. Тысячи ослепляющих искр закружились в воздухе, скрыли его от остальных. Не успел Гектор как следует осознать, что это конец, испугаться, как кто-то его ухватил за плечи и прижал к себе. И еще несколько рук вцепилось в его потертую куртку, словно навсегда прощаясь.       Сквозь нарастающий гул в ушах мужчина расслышал, как его зовут по имени, напряг слух и сумел разобрать слова:       — … люблю тебя… Я давно простила!       — И я, — пробормотал сонно Гектор; он будто бы потихоньку от них всех отдалялся. Вот боль отступила, и объятия перестали ощущаться, и в голове будто бы взорвался сноп фейерверков. Мгновение — и все окутала кромешная тьма.       — Гектор!       Гектор открыл глаза. На него, сверху вниз, с беспокойством глядели Хулио и Росита.       — Я уже умер?       — Сто лет как, — донесся до него серьезный голос Фелипе. Смешок, грозный взгляд, брошенный Роситой куда-то ему за спину.       — Что тут происходит?       — Мигель успел, — улыбнулся ему Хулио. — Иначе тебя тут уже не было бы.       Гектор почувствовал, как громадная гора спадает с его плеч. Резко сел, поборов усталость, — Хулио с Роситой при этом отшатнулись от него в разные стороны, — и тут же угодил в крепкие объятия Имельды.       — Никогда не смей больше так делать, чокнутый! И когда это ты меня простил, позволь спросить?!       — Когда… что? — изумился мужчина.       Краем глаза уловил, как братья-близнецы обмениваются понимающими ухмылками.       — То! Давно простил меня, значит? Зар-раза!       Гектор перехватил ее руку, избежав тем самым вот уж точно незаслуженной пощечины, и быстро чмокнул в губы. Имельда опешила, замерла, а Гектор, не тратя времени попусту, поцеловал ее уже по-настоящему.       Первыми на спину к Пепите взобрались Имельда с Роситой, причем Имельда, вцепившаяся мертвой хваткой в руку впавшего в полубессознательное состояние Гектора и не желающая ее отпускать. Оскар и Фелипе, поддерживая зятя, вскарабкались наверх вслед за ними. Когда и Хулио с Викторией оказались среди своих, зверь прижался на мгновение к мраморному полу, тяжело взмахнул крыльями и взмыл ввысь, в светлеющее небо.