Далеко

У Снежи руки тонкие да движения плавные — Женя все смотрит да повторить не может, вода сквозь пальцы утекает, как у обычного человека, а Снежа только терпеливо повторяет: «Пальцы крепче сожми, и вот так веди, да плавно, а не так, будто сорняки выдергиваешь». Женя старается. Правда старается. Но старалась бы еще сильнее, если бы не Рита, пригревшаяся на камне чуть поодаль от берега ручья: Женя смотрит на голую ритину грудь украдкой и все думает, что губы у Риты на вкус как костер (не то чтобы она понимает, как это, но думается только так и никак иначе). Снежа пару раз одергивает ее, показывает терпеливо раз за разом, как воду заставить виться вокруг рук, будто змею, — да не получается у нее ничего, и неясно, от чего: от того ли, что не ведьма она никакая, а Ангелина ошиблась? или от того, что Рита, хитро сверкая на нее глазами, болтает узкими ступнями в прозрачной воде? А потом Снежа выдыхает устало: — Нет, это решительно невозможно, — и оборачивается на Риту, уперев руки в бока. — Ритка! Ну-ка слезай оттуда! Рита глаза закатывает да спрыгивает с камня — воды ей по колено, почти до закатанных штанин достает. — Ритка, Ритка, — ворчит она так, чтобы Снежа непременно услышала. — Чуть что, сразу Ритка виновата. — Виновата, — Снежа кивает, а потом вздыхает только и качает головой. — Я пойду Дёму в поле навещу, полдень уж почти. Женя мнется смущенно, пока Снежа выходит из воды. — Снеж, — зовет она тихо, и Снежа заинтересованно приподымает брови, — ты это… извини. Снежа смеется и легонько толкает ее плечом. — Да брось ты, — урчит она и подмигивает. — Что я, не знаю, как оно бывает? Ты, главное, потренируйся еще немного, может, с Ритой вместе. А я убежала. Женя смотрит на Риту, идущую к ней по дну ручья, на ее тонкие кисти да плоский живот, и думает, что заниматься так не выйдет. — Эй, — зовет ее Рита, останавливаясь в паре широких шагов от берега. — Иди сюда. Она вздыхает только, не понимая точно, зачем, но скидывает обувь, подкатывая штаны, да шагает в воду. Ручей немного холодный, не прогрелся еще, да и греется вообще мало в этом месте — деревья от солнца закрывают. Она даже думать не хочет, как Снежа тут стояла. Рита берет ее руки в свои и смотрит в глаза — для этого ей приходится задрать голову. — Слушай сюда, — говорит она строго. — У огня и воды техника почти одинаковая, только вы от головы силу берете, а мы от груди. На слове «грудь» она, кажется, все-таки краснеет, — а Рита в ответ только хохочет заливисто. — Давай повторяй за мной, — хмыкает она, отсмеявшись, а потом задумчиво поджимает губы. — Не, сначала я тебя поцелую, а потом уже будем заниматься. — Рит… — Женя вздыхает и оглядывается зачем-то в сторону, куда ушла Снежа, — да не ведьма я никакая, — у Риты взгляд серьезный, и руки на ее плечах сжимаются с силой. — Не надо, Рит. — Ну, — лицо Риты оказывается как-то неожиданно близко, а в глазах — пляшут чертики, — зато я ведьма. Сказала, поцелую, — так и будет. Она даже рта раскрыть не успевает. Вернее, только это и успевает, — как губы Риты тут же оказываются на ее, а чужом язык скользит по кромке зубов, и Жене жарко становится, а голая спина Риты под ее руками — горячая, словно раскаленные угли, и она выдыхает резко, сгребая ее поближе, прижимая к себе. А потом Рита вскрикивает. Она смотрит испуганно, едва найдя в себе силы разорвать поцелуй, а Рита моргает пару раз — и начинает смеяться. У Риты по спине ползут змеи ручейковой воды, и Рита смеется, снова обнимая ее за шею. — Холодно, — говорит она ей прямо в губы. — Но в целом неплохо. Прогресс. Женя не знает, чего ей хочется больше: сбежать или остаться.

***

Когда они возвращаются домой, Рита кутается в ее верхнюю рубаху да идет босиком по тропинке, шутит о чем-то, рассказывает, как училась «колдунству», и Женя слушает внимательно, покуда не замечает Зою, идущую им навстречу. — Вас-то я и ищу, — выдыхает она. Женя замечает, что выглядит Зоя запыхавшейся. — Ангелина говорит, по лесу опять кто-то шастает, к пещере одну не пускает. А вы тут одни незанятые. Рита фыркает и приподымает бровь. — А чего мы-то сразу? Инга, что ли, опять смылась? Зоя как-то слишком долго молчит, и они понимают: смылась. — Мы пойдем. Рита смотрит на нее с возмущением. — Жень, ты чего? Какие тебе пещеры, дурочка? — Ну не могу я человеку в просьбе отказать. Зоя улыбается ей благодарно, а Рита только головой качает. — Ладно, Зойка. Пошли в твою пещеру.

***

В пещере темно и сыро, и Рита зажигает на стене факел, пока Зоя осторожно ступает впереди. — Тама! — зовет она кого-то в глубину. — Тама, мы принесли тебе воды и лекарства. Глубина в ответ только шмыгает носом. Рита зажигает еще несколько факелов, и Женя наконец замечает в центре пещеры дерево: широкое, высокое, с раскидистой кроной, с сияющими серебром корнями. А потом это дерево начинает кашлять. Женя от испуга отступает на пару шагов, — от дерева отрывается широкий кусок коры. Она глазом моргнуть не успевает — а там уже девушка стоит, глаза трет да заходится в новом приступе кашля. — Ох-х-х, — кряхтит девушка, одной рукой держась за голову, а другой — за горло. — Зой, давай потише. Чувствую себя как после солнечной ванны. Она осторожно подступается к Рите. — Рит, — зовет она тихо, касаясь рыжей пряди. — А это что такое? — А это Тама, — Рита ухмыляется и раскрытой ладонью указывает на незнакомку, — она… ну, она бревно. Тама реагирует мгновенно — взвивается, дерево в ответ на ее волнение шуршит кроной так, будто в пещере ураган, и Зоя едва успевает поймать свою подругу за руку. — Сама ты бревно рыжее! — откликается Тама. — Я гордая лесная дриада! — Пещерная, — ухмыляется Рита. — Свет не переносит. Развлекается тем, что выращивает плесень. Она выдыхает потрясенно, а дриада уже оказывается рядом и протягивает ей ладонь. В свете факелов она даже кажется почти человеческой — без зеленого цвета и тонких кожиц листов между пальцами. — Тамара, — представляется дриада, — но можно просто Тама. Ты же Женя, да? Мне Зоя про тебя рассказывала. Женя думает, что, пожалуй, после говорящего кота и простывшей дриады ее уже ничто не сможет удивить.

***

После заката они выбираются на улицу, садятся у входа в пещеру и разговаривают. Рита сооружает им безопасный костер, а Зоя устраивает Таму у себя в объятиях — Женя смотрит и не может перестать улыбаться. — Иногда мне кажется, что она меня приворожила, — говорит Тама, и голова ее как-то по-особенному лежит на зоином плече. Рита по правую руку от нее хмыкает, привлекая внимание: — Да не, Зойка в приворотах профан. На фоне их общего повисшего молчания слишком ярко выделяется треск костра и последующее зоино «Рита!»

***

Зоя остается с Тамарой, а они возвращаются домой — там все уже разбредаются от общего костра по хижинкам, и у пламени остается лежать лишь свернувшийся на трухлявом пне Соловей. Они устраиваются чуть поодаль — прямо на траве — и Рита подползает к ней под бок, теплая, словно горящий костер, и мягкая, словно свечка. Женя гладит ее по острым лопаткам, и не знает, как снова научиться дышать от чего-то, крепко-крепко и приятно сдавившего грудь. — Завтра снова к ручью пойдем, — говорит Рита тихо, — и Снежу с собой возьмем. И мешочек у Ангелины попросить надо. Она очень хочет спросить, что это за мешочек такой — слышит про него не в первый раз, Инга и Зоя тоже про него что-то говорили однажды, — но открывать рот настолько лень (от того, что очень хорошо на душе), что она просто целует Риту в макушку и тихо угукает, не размыкая губ. Где-то далеко в лесу птицы хлопают крыльями и слышатся чьи-то болезненные стоны, и Женя хочет надеяться, что ей просто кажется. Соловей со своего места как-то странно смеется и переворачивается на другой бок. — Эх, тепло, хорошо, — Рита обнимает ее поперек живота и прижимается щекой к груди, и у Жени в груди что-то екает приятно. — Только у Саньки чего-то там опять орут. Она прикрывает глаза и прижимает Риту чуть ближе. Та в ответ совершенно беспардонно закидывает на нее одну ногу — но не то чтобы Женя против. — У Саньки? — Ага, — Рита урчит немного сонно, и Женя думает, что лучше бы им вернуться в хижинку, пока ее огненная ведьма не заснула прямо тут, на, в общем-то, не самой теплой земле, но ей так неохота. — Не заморачивайся. Я тебе потом расскажу. Она кивает только — и смотрит в небо, испещренное кронами, полное звезд и созвездий. И думается ей, что, пожалуй, врали все им в монастырях, что нет там никакого Бога — есть только Луна и ее Звезды, совсем как Ангелина и ее шумный ковен. И она — его часть. Рита все-таки засыпает. Нести в постель ее приходится на руках. Не сказать, что Жене это не понравилось.