Канадский лесник

«Поход в горы — это зашибезно!» — говорили они. «Зачем нам гид? И так найдём дорогу до базы!» — говорили они. «Взять с собой припасы? Да на базе всё есть!» — говорили, мать вашу, они. И что из этого вышло? Стоило Франциску отойти по делам важным в ближайшие кусты, как на него напал енот, видимо, учуяв запах припасённого овсяного печенья собственного приготовления. Отбиться от зверя удалось, но не сохранить лакомство. И вот, пока зверь уплетал его завтрак-обед-ужин, Франциск обнаружил, что его друзей и след простыл. Начинало темнеть, вдали слышался чей-то устрашающий вой, а желудок Франциска предательски бурчал. Magnifique! Пробираясь сквозь лесную чащу, он продолжал злиться на тех двух придурков. Антонио и Гилберт — эти дебилы скрылись без единого следа, оставив Франциска самого выживать в этих диких местах. А ведь именно он изначально и был против этой поездки. Когда проводилось голосование, где провести отпуск, он всеми руками держался за тёплые пляжные места, где он мог расслабиться и похлебать отменного холодного шампанского. Но нет. Экстрим превыше всего. Отговорив друзей от опасных джунглей Южной Америки, было принято обоюдное решение отправиться в Канаду на курорт в дикой природе. Как фотографа, красивые виды озёр и леса подкупили Бонфуа, о чём он сейчас сильно жалел. Красиво-то красиво, но чувствовать себя персонажем Ди Каприо, за которого он получил Оскар — не очень-то большое удовольствие. Голодный, грязный, ненавидящий весь мир — Франциск смотрел, как солнце опускается за деревья, чувствуя боль в ногах, продолжал идти в никуда. Связи на телефоне нет, придурков поблизости тоже не слышно. Неужели его так и настигнет неминуемая гибель? В этих диких местах, без намёка на цивилизацию? В холоде и голоде, быть съеденным волками? Ну, по крайней мере, он побрился, и его борода выглядит ухоженной. Можно помирать. Не подумайте: Франциск был силён во многих вещах. Он отменно спорил с оппонентами, умел выпутаться из сложных жизненных ситуаций, избежать отношений с людьми, которые желали их продолжения, а также он неплохо так шарил в искусстве и был отменным фотографом. Но. Он. Любил. Цивилизацию. Ещё с детства он терпеть не мог выезды на природу, а с появлением вай-фая так и вовсе предпочитал не тратить время зря. Испускали бы его деревья — другое дело. — Господи, прошу, если ты есть… — взмолился Франциск, цепляясь за крону дерева от нехватки сил, — пришли мне вкуснейшую жареную курицу. Чёрт, как же хочется есть… Но его мольбы не были услышаны, лишь сильнее урчал живот. Он присел, решив слегка передохнуть. Допив остатки воды, Франциск осмотрелся — лишь лесная чаща да белки, которые дразнительно грызли орехи. Хоть бы поделились, сволочи. Франциск раздумывал над тем, куда могли подеваться его дебилы. Наверняка сейчас жарили вкуснейшие сосиски с горчицей на костре у широкого зеркального озера, да запивали их пивом, которое Гилберт несомненно провёз с помощью пары махинаций из Германии. Сочные капельки жира стекали бы по сосискам, пока горячие языки пламени хорошенько обжаривали их со всех сторон, а горчица столь же блаженно впитывалась в нежную мякоть… Живот предательски заурчал от такого порно. Франциску срочно нужно было найти еду — вопрос жизни и смерти. Он попытался отвлечь себя, напевал песни, но всё никак не мог выкинуть из головы сосиски. От наступившего вечера стало намного прохладнее. Франциск сильнее закутался в шаль. Пусть придурки посмеивались над этим аксессуаром, но сейчас он не только обогревал оголодавшего Франциска, но и придавал ему лучшего вида в столь непростой час. Было бы перед кем позировать, белки явно не оценили всей красоты парижской вуали. Бонфуа мёрз, шёл хрен знает куда и напевал песню, чтобы совсем не сойти с ума. Хотя кто знает, может, он уже сошёл с ума, ещё когда только заблудился в этому дурацком лесу. Он мечтал о тёплой ванне и сытном ужине. Было бы ещё неплохо кого-то прекрасного под боком, женщина или мужчина — совершенно не имело значения. Главное домашний уют и тепло. Чтобы он ещё раз согласился на подобное — фигли. (Если) он найдёт своих недоумков, то точно выскажет уже все знакомые им французские маты. Ноги устали уже нести его, небо понемногу гасло, от лучей солнца не оставалось ни следа, на смену им показалась сырной формы луна, освещая Франциску дорогу — и то спасибо, знать бы ещё, куда именно идти. Обессиленный, он уселся на пень, осматривая верхушки деревьев. Нужно было уточнить в завещании, что вся его коллекция мужского парфюма будет похоронена вместе с ним… хотя какая сейчас была разница, разве его кто-то найдёт в этой глуши? Франциск размышлял о многих вещах, которые в обычной обстановке точно не посетили бы его светлый ум: например, зачем ему именно пять пальцев на каждой руке? Почему нет розового цвета глаз? Почему у Гилберта такой странный смех или почему люди не носят с собой карту на все случаи жизни. Поднялся сильный ветер. Бонфуа накинул шаль и на голову, постукивая зубами. Надо бы костёр развести, да вставать не хотелось. Но через пару минут, услышав сзади шорох, он всё же подскочил, хватая палку и грозно ею размахиваясь: — Ну, давай! Выходи! Я тебя не боюсь! — что было на самом деле чистой воды ложью. Боялся. Ещё как боялся. Он подошёл ближе к шуршащим кустам, медленно, аккуратно. Но предательская ветка захрустела под ногами, беспокоя то, что находилось по ту сторону. Из кустов вылетела компашка летучих мышей, яро при этом повизгивая. Ошарашенный Франциск отскочил назад, но не почувствовал под ногами опоры — склон. Он катился, уже давно выронив палку из рук, всё это время проклиная этот злоключительный вечер, енотов, придурков своих, чёртову мобильную связь и канадские леса в целом. Приземлился он на какие-то цветы, чувствуя сильную боль в правой щиколотке. Рассмотреть не мог — изображение плыло, а также невыносимо клонило в сон. Запах цветов окутывал его, голод усиливался, а силы наоборот убавлялись. Последнее, на чём сфокусировался его взор, был яркий свет, похожий на тот, что описывают в предсмертном одре. Ещё он видел лицо — страшное, с тёмными большими глазами, в которых отражался он, Франциск. Проснулся он от ощущения чего-то мягкого под собой. Тёплая постель. Бонфуа открыл глаза и присел, чувствуя боль в мышцах от недавнего падения. Он ощупал себя, переломов не было, щиколотка всё так же болела, но была… перевязана? Что ж, и на том спасибо! Только где он сейчас находился? Послышалось приятное потрескивание, Франциск обратил взгляд на уютный камин в центре… комнаты, в которой он находился? Только после пары секунд он осознал, что был в каком-то деревянном домике, его покрывал мягкий клетчатый плед, а его шаль была аккуратно сложена на ближайшем стуле вместе с рюкзаком. За окнами было всё ещё темно. В остальном это место можно было назвать… уютным? Но кто его сюда принёс? Он вспомнил чудище, которое видел прежде, и ужаснулся. А вдруг его похитили? Хотя нет, кому бы взбрело в голову похищать человека из леса? Только если это действительно не какое-нибудь чудовище, в которое Франциск отчаянно не хотел верить. Бонфуа немного сбился с мысли, когда заприметил висящие над камином рога. Гилберту они были бы к лицу. Ход его мыслей прервала хлопнувшая входная дверь и вошедший в комнату незнакомец. Перед взором Франциска предстал плечистый мужчина в рубашке и милейшим топором, перекинутым через плечо. Во второй руке мужчина держал связку дров. Вишенка на торте — тёмный и устрашающий противогаз, из-за которого Франциск слегка поёжился. Кто он — спаситель или маньяк-убийца? Мысли отчаянно метались к первому, однако Франциск не забывал истории Антонио о маньяках, и как они любят «играть» со своими жертвами, прежде чем убить их. Но незнакомец, видимо, осознав, что его гостю было крайне неловко видеть этот образ, откинул топор в сторону так, что он врезался в табло для дартса, судя по отметинам, не в первый раз, затем положил связку дров у камина и снял с себя противогаз. Теперь можно было увидеть его лицо — волосы по длине как у самого Франциска, золотые, немного непослушные. У него были лилового цвета ясные глаза, в которых отражались языки пламени, и приличная щетина недельной небритости. Красивый. — Как себя чувствуешь? — голос у него был куда мягче, чем весь его внешний образ. Франциск облегчённо вздохнул. Похоже, сегодня он ещё поживёт. — Неплохо, для человека, который затерялся в лесу посреди ночи, конечно, — Франциск не мог налюбоваться человеком перед ним. Осознание того, что он не маньяк, делало его только краше, а этот неотёсанный общий вид на пару с миловидными чертами лица на удивление отлично гармонировали между собой. — Франциск Бонфуа, турист. — Мэттью Уильямс, лесник. — И зачем тебе прятать (такое) лицо под противогазом? — Сейчас сезон цветения сонных цветов. — Сонных цветов? — Это я так их называю, — такой здоровяк неловко улыбнулся и мило закинул руку за спину, почёсывая затылок. Он точно лесник? — Из-за них чувствуешь себя слабее, клонит в сон. Вот и страхуюсь лишний раз. Так как ты сюда попал? Они пожали руки. Сильное у этого Мэттью рукопожатие. Но после того, как тот мило улыбнулся — Франциск и вовсе растаял. Хоть какие-то плюсы в его происшествии. После того как Франциск сообщил о своём происхождении, тот старался употреблять больше классический французский язык, нежели квебекский, который можно было услышать от него ранее. Бонфуа поведал ему всю историю, однако происшествие с енотом решил опустить от греха подальше. — Очень сочувствую. Наверное, сложно тебе пришлось… — И да, спасибо, что позаботился о моей ноге. То неожиданное падение окончательно выбило из меня силы. — А, да не за что. — А ты, похоже, как рыба в воде здесь, дорогуш. — Верно, — Мэттью сел на стул напротив, протирая запачканные золой руки, — этот лес мне уже родным домом стал. Здесь есть всё, что мне нужно! Отличные виды, животные, которых я так люблю, пространство для личного творчества… в общем, я совсем не городской парень, — он нервно усмехнулся, что придало ему только большего очарования. Этот парень слишком мил, чтобы быть суровым лесником в этом диком лесу. Но Мэттью был здесь и, похоже, был вполне доволен жизнью. — Скажи, а как далеко курортный корпус? Мэттью почесал бороду, прикинув расстояние: — Около шести миль. У Франциска округлились глаза. Вот же идиоты! А говорили, что они уже совсем близко к корпусу, скоро, Франси, будешь в источниках купаться! Тьфу! — Если хочешь, я могу доставить тебя туда утром на своём фургоне, а пока… не хочешь перекусить? Урчащий живот ответил за Франциска, и тот покраснел. — Да, будь любезен. Мэттью направился в сторону кухни, которая ограждалась лишь полустеной из дерева, и принялся что-то готовить. Франциск не отводил от него взгляда, точнее, с вида крепких мышц спины, что открывался перед ним. Так, не время думать о таком. Слишком экстренная ситуация, чтобы зацикливаться на симпатичных лесниках. Впрочем, что останавливало Бонфуа от простого флирта? Никогда он не отказывался от симпатии, так почему это происшествие останавливало его сейчас? Ужином оказалась какая-то дичь. Сначала Франциск отнёсся к этому блюду крайне скептически, но после первого кусочка осознал, что мясо, приготовленное в таких условиях, имеет особый приятный привкус. К нему шла консервированная кукуруза и яблоки, не ресторанная еда, но со своей фишкой. Стоило только представить, как эти заботливые руки готовят, на душе сразу становилось теплее, хотя Франциск и сам был бы не прочь что-то сморганить по-быринькому и удивить тем самым лесничего своими способностями в готовке. Тёплое какао окончательно расслабило Франциска, и он уснул, так и не дослушав рассказ Мэттью о его встрече с волком, который потребовал свою долю барбекю. Утро началось с ароматного запаха жареного бекона. Франциск встал, потянулся, проверил свою больную ногу, которая всё так же ныла, а затем направился в предполагаемую ванную, которая, в отличие от туалета, была в доме. Приведя себя в порядок насколько это было возможно, чтобы произвести лучшее впечатление, он тут же направился на кухню, дабы повидаться с хозяином дома — прекрасным лесничим, который вчера буквально спас Франциска от голодной смерти. — О, доброе утро! — Мэттью был уже в другой рубашке, зелёной, но всё с той же клеткой. Интересно, у него все цвета имеются? — Завтрак почти готов. — Тебе не стоило, ты и так обо мне отлично позаботился. — Мне не сложно, наоборот — сюда редко заглядывают гости, так что угостить кого-то мне только в радость. Они позавтракали изумительнейшим омлетом с беконом, а после немного поговорили о делах насущных. Франциск рассказывал о своей профессии фотографа и о том, как обожает городские пейзажи. Достав фотоаппарат из рюкзака, он показал Мэттью пару примеров, а тот не переставал восхищаться мастерством Бонфуа. — А как ты стал лесничим, Мэттью? — Просто однажды мне всё надоело, и я решил попробовать что-то новое: бросил свою старую работу в офисе, вспомнил былые деньки в лагере бой-скаутов, а после выбрал вот такую профессию. — А родные что? — Родителям всё равно, а брат давно уехал из Канады. — У тебя есть брат? — Брат-близнец, если быть точнее. Хотя я всегда подозревал, что мы скорее двойняшки, чем близнецы. Больно много у нас отличий. — А как ты проводишь свободное время? Мэттью поведал о своих многочисленных походах в горы, к озёрам и к неизведанным тропам. По его словам, он обходил здесь абсолютно всё и знает каждый потайной уголок. Франциск слушал с превеликим удовольствием, хотя никак не мог поставить себя на роль лесничего — больно его приключения казались ему ну слишком экстремальными, учитывая любовь Франциска к цивилизации. Лесничий вышел проверить фургон — и не зря. Ночью из-за сильного ветра на него обрушилось сухое дерево, а потому после неудачных попыток завести его, Мэттью прибежал в дом, дабы найти все необходимые инструменты для починки: — Уж прости, придётся тебе задержаться, пока я не разберусь со своей деткой. — С твоей кем? — Так я зову свой фургон. Франциск усмехнулся. Перед ним стоял всё ещё паренёк с бородой. Покачав головой, он принял свою участь и решил немного осмотреться. Рога привлекли его внимание ещё прошлой ночью, а вот фотографии на каминной полке было заметно не сразу. Подойдя ближе, он заметил на одной из них Мэттью, но выбритого — никакой бороды, совсем мальчишка. Рядом с ним, закинув ему руку на плечо, стоял такого же телосложения парень с широкой улыбкой. Несмотря на их схожесть, их вполне можно было различить, и это не считая причёски и цвет глаз — просто Мэттью казался как-то скромнее и сдержаннее. На фотографии был и третий человек — парень ниже ростом близнецов, с весьма раздражённым видом и густыми бровями. Почему-то Франциску он сразу не понравился. — Это я с моим братом Альфредом и его теперь уже мужем Артуром, — внезапно появившийся сзади Мэттью сбил Франциска с толку. — Любопытно. — Как я сказал, он уже давно не живёт здесь, а переехал к Артуру в Англию при первой возможности. Но иногда они приезжают и навещают мой домик в лесу. — А это что? — Франциск посмотрел на следующую фотографию, на которой красовался милый белый медвежонок. — А, это мой медведь. Франциск не мог перестать улыбаться. Медведь? Он, наверное, шутит. Но выглядит очень даже мило. — Какой лапочка. А как его зовут? — Ой, то ли Кумадрон, то ли Кумамито… его называл наш хороший друг семьи, а сам он из Японии, так что… ой, а вот кстати и мой медведь! И правда — в дверь кто-то шкрябался. Франциск всё рассматривал фотографию медвежонка, умиляясь, до чего же был мил малыш, прежде чем обернуться и увидеть прямо перед собой огромного белого медведя метра два ростом. Он невольно вскрикнул и попятился назад, чуть не сбив фотографии с каминной полки. Нашарив рукой кочергу, Бонфуа вооружился ею, не подпуская медведя ближе. — Назад! — Ох, Франциск, не бойся! Он абсолютно ручной, я же его с детства знаю! И правда, медведь охотно отвечал на поглаживания Мэттью, всё сильнее вдыхая воздух носом. — Он просто познакомиться хочет. — Я бы ему лапу не пожал! Так Франциск познакомился с медведем, на котором, кстати, был ошейник с именем — Кумадзиро. Но Мэттью всё равно не мог вспомнить его, забывал, стоило медведю отвернуться. Франциск за всем этим делом наблюдал и никак не мог поверить собственным глазам. Лесник, который умудрился приручить белого медведя… Что дальше? Гилберт научит свою канарейку зачитывать стихи в три часа ночи? Но оно было на самом деле не удивительно. Франциск знал этого человека всего день, и, несмотря на его суровый вид деятельности, он был слишком мил. Эти улыбка, смех, спокойный голос, нежный взгляд глаз, цвет которых не мог не вдохновлять Франциска на очередные подвиги в этом злосчастном лесу. Интересно, интересовали ли его мужчины? Не то чтобы Франциск на что-то надеялся за столь короткий срок знакомства, но перспектива узнать такую интересную личность поближе не могла не радовать. Грузовик удалось починить только к самому вечеру, когда сам Мэттью уже настоял на том, чтобы Франциск остался на ещё одну ночь. Француз охотно согласился, всё равно от его придурков ни слуху ни духу. Если бы они сообщили о его пропаже в полицию, то она бы давно была здесь, а значит, те, скорее всего, спились и не заметили его отсутствия. — Чтобы не терять время зря, предлагаю сходить в одно интересное место, — внезапно предложил Мэттью, ведь тому всё равно нужно было на вечерний обход. Франциск решил, что перспектива оставаться тет-а-тет с белым медведем его не устраивала, да и развеяться не помешало бы. Они взяли с собой сэндвичей с сыром и вина из одуванчиков домашнего приготовления. Также Мэттью прихватил гитару, намекнув, что сегодня продемонстрирует свои умения. Где-то в глубине души Франциск догадывался, в чём скрывался его талант, но до этого не осмеливался озвучить сам. Они шли уже протоптанными ранее одним человеком тропам, обходя все нужные посты. Франциск соврал бы, если сказал, что не устал, но разнообразные виды леса, начиная от поляны сонных цветов, где они встретились, заканчивая окраиной гор с небольшими пещерами, явно стоили всех тех сил, что ему приходилось тратить. Бонфуа сделал кучу снимков, включая секретные кадры Мэттью, когда тот невольно засматривался на «свои владения». Кадры получались просто отличными: этакий канадский лесоруб в своей среде обитания. Франциск точно должен будет посвятить этому отдельный альбом. — И как ты тут не теряешься? — всё спрашивал Франциск, когда они в очередной раз забрели неизвестно куда. — К этому привыкаешь точно так же, как и к улицам в городе. — Ты очень подходишь этим местам. — А? Правда? — Мэттью выглядел озадаченным. Видимо, всю жизнь ему твердили обратное. — Честно, в жизни не встречал лесничих прекраснее (если вообще встречал). Мэттью заметно покраснел, и никакая борода не могла этого скрыть. Он молча кивнул и тут же переключил своё внимание на работу, дабы не выдавать больше эмоций. Но Франциск всё заметил и отлично осознавал, что попал в яблочко. Каково было его удивление, стоило ему оказаться на лодке посреди озера. То, как она покачивалась со стороны в сторону, несомненно, приносило дискомфорт. Меньше всего на свете он мечтал с головой плюхнуться в озеро, которое было словно только что протёртое зеркало. Мэттью на сей раз надел очки, ведь работа в лесу сегодня не намечалась. — А ты и к этому не привыкший, верно? — Мэттью и тут чувствовал себя как Гилберт в пивном баре, он уверенно грёб вёслами своими сильными руками, а затем расслабленно протянул ноги и взял в руки гитару. — Вообще-то, у меня уже был опыт, — возразил Франциск, — однажды Антонио потащил нас в водный парк. Я лет десять буду помнить, как мы спустились с той жуткой горки и я потерял плавки. Или я изначально был без них… Но не будем об этом! Что ты мне сыграешь? Музыка полилась со струн молодого музыканта, по совместительству и лесника. Поначалу он не пел, лишь дополнял лесные звуки меланхоличными нотками гитары. После долгой паузы, за время которой Франциск уже успел восхититься раз сто, из его уст всё же соскользнули слова песни. Бонфуа никогда не слышал её прежде. Она была на местном французском, и он не мог понять, то ли это хит, не вышедший за пределы страны, то ли Мэттью сочинил эту песню сам. Но одно ему было ясно точно — ещё немного, и он не выдержит. Нет, у него не было привязанности к этому пареньку, скорее интерес, который он желал развить в нечто большее. Он мысленно дополнял эту песню своими мечтаниями об этом юноше. Но Франциск боялся. Сколько раз он верил, что этот вот раз — это настоящая любовь всей его жизни, а на следующий день забывал имя предмета восхищения. А тут всего меньше суток. Жалкое время на то, чтобы влюбиться, верно? Поэтому он не торопил события, прощупывал почву на прочность. Но чем больше он задавал Мэттью вопросов и получал на них ответы, тем быстрее разрушалась эта его уверенность в своей выдержке. — Что-то не так? — переспросил Мэттью, когда заметил, что от него не отводят взгляд. Наивный мальчишка, никак иначе. Мальчишка с размером с шкаф и с топором за спиной. Всё же он опаснее, чем кажется. — Нет-нет, продолжай. И он продолжил, и продолжал, и продолжал. До тех самых пор, пока их не начали активно грызть комары. Эту ночь Франциску было крайне сложно заснуть. И нет, диван в прихожей был очень даже мягким, а тёплый плед был как никогда уместен. Он начинал бояться самого себя. Обычно простые увлечения давались ему легко — познакомился, потрахался, свалил в закат. Но сейчас эта схема напрочь не работала! Он легко мог представить себе поцелуй с Мэттью, жаркий секс, но никак не побег. Этот человек, несомненно, имел свои изъяны, но, благодаря мягкому характеру и такой искренней любви к окружающей среде, ты их совсем не замечаешь. Ты видишь перед собой лесника, который хорош не потому, что обязан кому-то нравиться, а просто потому, что такой и есть по своей природе. Утро началось с проливного дождя. Лило так, что создавалось впечатление, будто кто-то специально нависает над всем лесом с ведром воды и щедро обливает окрестности. Мэттью заявил, что по такой погоде все тропы просто смываются, проехать практически невозможно, а потому возвращение Франциска придётся отложить на ещё один день. А тот был и не против. Снова. Он наблюдал, как лесник работал в доме, сначала готовил им завтрак, затем в обедний час мастерил какую-то замысловатую конструкцию для выжимки сока из фруктов и ягод и не забывал при этом внимательно слушать рассказы Франциска о его похождениях и необычных снимках, которые он, увы, оставил дома. Когда солнце вновь скрылось за верхушками деревьев, они поднялись на чердак, который Мэттью до этого так старательно скрывал из-за накопившегося там хлама. Однако Франциска всё устраивало, более того, он не мог налюбоваться детскими фотографиями лесника, коих тут было очень и очень много. На стенах также висели гирлянды с обычными жёлтыми лампочками, их света было вполне достаточно для этого вечера. — И часто ты так вечера проводишь? — Только если нет проблем с волками. Франциск рассмеялся. — Ты меня смешишь, дорогуш. И не скучно тебе одному в этом лесу? — До недавних пор не было. — До недавних пор? Мэттью стал заметно серьёзнее. Франциск нервно сминал пальцы. Ай, случайно поцарапал самого себя, идиот! — Просто… даже приезд брата сюда не так радовал меня, как ты. Сердце пропустило глухой удар. Ну, нет, ну только не это… — Я понимаю, звучит довольно странно. Но я очень хорошо разбираюсь в людях, и эти два дня были лучшими за последние два месяца, что я не бывал в цивилизации. Пробовать чью-то еду, играть кому-то, показывать свой дом (конечно, под домом он подразумевал лес). Это что-то, чего мне не хватало. Я даже был рад, когда сегодня пошёл дождь, — но он тут же обеспокоенно спохватился, — но не пойми это неправильно! Я просто… Но договорить он не успел — у Франциска сдали тормоза. Он не помнил, когда в последний раз целовал кого-то без лишней страсти, лишь с особым трепетом, будто губы напротив были чистейшим хрусталём, который так легко разбить. Он пробовал эти губы на вкус, он так долго желал их (по меркам самого Франциска, и вправду). Дождь капал за окном, в ветвях деревьев шуршали наглые белки, а Франциск проклинал себя за то, что в очередной раз всё испортил.

***

— Рад слышать, что с вами всё в порядке, — сказал Франциск не без иронии во время долгожданной встречи с придурками. — Но вы правда считаете, что я поверю в ваши россказни про разгуливающего в этих местах белого медведя, из-за которого вам пришлось сверкать пятками даже не дождавшись меня? — дразнил дебилов, ибо любил это. — И я уж точно не могу представить, чтобы вы жили в пещере все эти дни. — Но ты должен нам поверить! — вопил Антонио, который был покрыт последствиями аллергической реакции на дикий мёд. — Да хрен с ним, — отмахнулся Гилберт, — ты лучше скажи, мы на курорт ещё идём? — Да тут такое дело… Сзади послышались звуки рубки — за спиной Франциска Мэттью срубывал сухую сосну, его руки были напряжены как никогда, а сам он бурчал на то, какой его брат идиот отправлять ему телеграмму с неприличными картинками. — Оу, тогда всё понятно! А ты времени зря не терял! — оба придурка хором засмеялись, Франциск был готов испепелить их на месте. — Это не просто увлечение! — Да-да! Через часик наберёшь, как будешь свободен. И они всё же отправились на горячие источники, получив от Франциска самого изящного пендаля. Любил он своих придурков, любил. — Всё хорошо? — Мэттью обхватили за талию и прижали к себе со спины. — А? Да, я закончил тут. Франциск мягко поцеловал его в ухо, а затем отстранился. — Не могу поверить, что отказался от шикарного отпуска. — Чем тебе тут не отпуск? — Слишком много белок. Мэттью насупился, но в следующую секунду рассмеялся, скорее не из-за слов Франциска, сколько из-за тёплого чувства в груди. Они договорились узнать друг друга получше хотя бы этот месяц, пока у Франциска был отпуск. И чем больше они это делали, чем больше Франциск раскрывал свои самые страшные тайны и с интересом слушал о секретах Мэттью, тем больше он не хотел покидать эти места и задумывался о новой коллекции фотографий о волшебном канадском лесе с сонными цветами, наглыми животными, зеркальными озёрами и лучшими в мире лесниками — защитниками самого леса.