мертвые розы

Шерил Блоссом желает шрапнель в висок и похороны в белом для большего антуража, потому что корона распарывает ладони и безысходное одиночество стынет в самой сукровице. У нее имбирно-огненные волосы, ниспадающие по худым плечам, и цвет блядского кармина на губах - ее презирают за глаза, ей поклоняются, потому что она Б л о с с о м. Гнилая, с червоточиной в сердцевине, как и Роман Годфри (богатые детки - те еще суки, верно, Ше-рил?) Они по статусу, по крови, с гордо задранным подбородком и натянутой, до боли в лицевых, улыбкой: Шерил выживает без любимого Джей-Джея среди алчных гиен, Роман выживает на дорожках кокаина и похуистичной гиперопеке матери. - Джейсона любили. Меня же все ненавидят. Эти слухи, грязные шепотки за спиной - нет, они не расстраивают меня. Просто стоять одной против всего мира довольно тяжело. Сложно одновременно держать марку и стервятников за горло. Роман знает, что Шерил Блоссом оправданно приписаны высоченные шпильки, красный кабриолет и паучий яд под хронической подкоркой конченной суки. Роман заучил ее всю наизусть, девочку-клише, которая сломана внутри так, что не собрать: вывернутые мышечные суставы и переломанный реберный корсет несовместимы с жизнью. - Ты всегда была сильной, ли-си-ца. Подбадривает, хотя сам разъебан в крошку. Годфри глубоко затягивается сигаретой, пускает сжатый азот ей в магистральные артериолы до взахлебного паралича. У него скелетов в шкафу столько, что дверцы не закрываются (золотой лощеный мальчик Годфри собирает трупы в своем подвале и предпочитает третью отрицательную). - Заедь за мной в восемь. Мать будет с очередным ухажером, а я не хочу слышать этот чертов разврат снова. Шерил Блоссом не знает тепла и любви, опухолью ненужности оплетена по всем конечностям. Она верит в посмертную карму, черные дыры в баллистическом космосе и нихуя не верит в соулмейтов. Годфри соглашается, что это все попахивает бредовой чушью, судьбу ведь пишут победители (у самого скрыты соцветия на обоих предплечьях под тканью люксовой рубашки). - Вселенная та еще сука, - Шерил Блоссом до выедающей ненависти в лопастях венозных завидует Веронике и Арчи - у обоих белоснежные лилии цветут на запястьях. Идеально совместимые, как ее переломанные надключичные и "Стихи последней ночи на земле" Буковски в перечитке под перманентом тусклых ночей. - Тоже хочешь цветы на своем теле, Блоссом? Не разочаровывай меня этой ерундой. У Романа убитое восприятие и нездоровая тяга к крови и увечьям. Роман ломает все подчистую, уничтожает, стирает в порошок, а после снюхивает с потертого зеркала в обе ноздри (хочешь красивое самоубийство, малышка? я распишу любовное признание твоей кровью на стенах). Дефективность души истошно кричит в мольбе о чертовых бутонах - Шерил прячет это под вспоротой грудиной, хоть и быть нужной хочется до выломанных фаланг пальцев и эфира в оголенный миокард. - Меня это не волнует, Роман. Роман ждет своего соулмейта, чтобы услышать сладостный хруст позвонков под своими пальцами и иссушить до последней капли (жажда затмевает любовь, превращая извращенную манию в патологию). Соцветия появляются под морозный декабрь, застают Шерил Блоссом врасплох - кожа под натиском ростков распарывается в нескольких местах и нестерпимо жжет. На ребрах расцветают мертвые розы. Грязные, перепачканные в крови бутоны роз намертво прорастают в ее межреберье. Шипы больно ранят, отравляют шприцевой порцией ртути - поклонись в пол дьяволу за свои желания, Вишнёвая бомбочка, Блоссом. Она прячет их под одеждой и странно молчит под недоуменные взгляды своей свиты. - Тебе нужно расслабиться, лисица, - шепчет Годфри, протягивая ей джингл-джангл. Блоссом кивает, улыбается, наблюдая за дымными колечками, которые выпускает Годфри. Блоссом почти уверена, что чрезмерное курение скоро убьет его, но эстетика стоит того. Потому что губы у Романа Годфри мягкие и манящие, и Шерил обязательно наденет белое и на его похороны. Острые скулы Годфри бесконечно покрываются поцелуями Шерил, оставляя карминовые следы, сцеловываются, с остановкой на небольшом шраме на правой щеке. Наманикюренные пальчики цепляются за затылок, притягивают ближе в пагубной затуманенности друг другом. Пальцы Романа перебирают ее рыжие волосы, стягивают в высокий хвост и тянут на себя. Губы Романа оставляют на ее жемчужной коже дорожку из лилового заката, исследуя пульсирующую ярёмную вену. Клыки с отравленной нежностью царапают ее шею, пока не выступают кровавые бусины (запах и вкус Шерил ахуителен поистине, что горло хочется разорвать и выпить без остатка). - Что ты делаешь, Годфри? - Шерил шарахается от него, когда бритва в его руках оставляет ссадины на браслетах ее рук. - Пусти. Его лукаво-дьявольская улыбка пугает до сорванного голоса - Роман неотрывно следит с прищуром зеленых глаз за Блоссом и упивается криками. - Поздно, малышка. Ты повязана с чудовищем, - хищно скалится Роман, запуская всю пятерню в темные волосы. На его предплечьях растут те же розы, мертвые донельзя, с шипованной окантовкой - Шерил с ужасом бежит из его дома как можно дальше, цепляясь дорогим платьем за кусты и ветки деревьев, что хлещут по лицу. Вселенная смеется.