Ято тяжело вздохнул, закрывая, тихо скрипнувшую, дверь. Ножницы за сто йен, куда бы не шло, но пилочка для ногтей! Нет, конечно, он понимал, что найти подходящее орудие будет не так-то просто, но чтоб настолько сложно, не предпологал. Времени было все меньше, а силы Отца множились. Он был в этом более, чем уверен.
Это чувство уверенности отдавало лёгкой дрожью по телу, покалыванием в пальцах и ознобом по ногам. А ноющая, пульсирующая, боль в груди, накатываемая подобно волнам, ещё сильнее подгоняла.
Парень устало прикрыл глаза и с силой потер переносицу.
— Ты сюда уже, как на работу приходишь, — с грустной полуулыбкой произнес брюнет. Казума, до этого стоявший спиной, резко повернулся на голос, — не надоело?
Сунув вмиг озябшие руки в карманы и не поднимая головы, божок медленно направился к своему столу.
— Можешь даже не надеется на то, что я сделаю
тебя своим орудием, — голубоглазый остановился и поднял на парня строгий взгляд, — ты сам понимаешь: я не могу это сделать. — Бог Бедствий устало плюхнулся на стул, скрестив руки на столе. — Я могу тебя попросить об одной услуге? — дождавшись неувернного кивка, он продолжил: — Хиёри… я волнуюсь за неё и Юкине. Можешь узнать, как они?
Чоуки поджал губы. Подвинув стул поближе, Хафури сел и, чуть помедлив, начал.
— Кстати, говоря о ней… Буквально, недавно видел её, — Казума отвел глаза, чтобы не встречаться с допытывающим взглядом льдисто-голубых глаз, — она искала тебя и…
— Почему ты мне сразу не сказал? — перебил его Ябоку. Макацуками честно старался сохранить хладнокровие, но потемневший взгляд, некогда ярких глаз, говорил сам за себя, — я имею право знать, кто ко мне приходит. Какого черта, Казума? — Парень буквально весь кипел изнутри. Сжав кулаки настолько сильно, что короткие ногти больно впились в кожу, брюнет исподлобья посмотрел на, сидевшего напротив, Чоуки с такой ненавистью, с которой смотрят только на злейшего врага. И Ято чувствовал, что скоро Казума вполне будет залуживать такие взгляды со своей стороны.
— Я просто попросил её не лезть к тебе, — продолжил зеленоглазый, заламывая пальцы до тихого хруста. Уже ожидая новую порцию гневных взглядов и тирад, брюнет скосил глаза в сторону, замечая милую блондинку, очень похожую на Бишамон.
Казума обещал, что будет всегда рядом, будет опорой для
неё. Сейчас обстоятельства, как тогда, показывали всю его беспомощность. Он — не более, чем просто сережка, что он может? Находить скрытые угрозы? Да, это хорошо у него получается. Рассчитывать траектории полета и расстояния до цели? Конечно, это тоже важно, но он хоть как-то защищал Госпожу также, как Кураха, Цугуха, Айха, рискуя своей жизнью? Нет. И эта жуткая правда заставляла Хафури много-много моргать, прогоняя глупые ненужные слезы обиды. Обиды на самого себя и свою беспомощность перед реальной угрозой, как эта.
Проследив за взглядом — друга? врага? — Ято вздохнул, но не до конца успокоился. Он очень хорошо понимал его. Даже слишком хорошо. Ведь, он тоже должен исполнить желание Хиёри и свое собственное обещание, данное самому себе, — быть рядом с ней и сделать самой счастливой на свете. Всё же доказывало обратное — божок приносил лишь беды в жизнь Ики. Хоть раз было так, чтобы он вытаскивал её из передряг, а не она? Бывало ли, что девушка не страдала и не волнавалась за него? Конечно, от части это льстило Макацуками, но знать, что
родному ему человеку плохо, было больно.
И Ято знал, что не только перед Хиёри нагрешил, перед Юкине он тоже не меньше виноват. Ноющая боль и, медленно появляющаяся, скверна были тому явным доказательством. Да и странное чувство опасности не давало покоя уже который день…
Стоп.
Нет-нет-нет, такого быть не может!
Снова посмотрев на Казуму, брюнет вздрогнул, а по его спине пробежал табун мурашек. Этот идиот без Бишамон вообще с катушек слетел?! Надо бы проверить эту догадку. Если его опасения оправдаются, то не сносить Казуме его придурковатой головы!
— Ты правда хочешь помочь Бишамон? — Глупо было задавать этот вопрос, но как обратить внимание Чоуки, парень не знал.
Зеленоглазый был готов к любым действиям со стороны божка, но к этим никак. Тот чуть встрепенулся и — наконец-таки! — посмотрел Ято прямо в глаза. Уверенно кивнув, Хафури приготовился к очередным необъяснимым действиям Бога Войны.
Вложив в свой взгляд, как можно больше, присущего ему, пофигизма, голубоглазый встал, обогнул недоуменно мограющего Казуму, и направился к запасному выходу из офиса.
— Ты идешь, или так и будешь пялится?
Чуть не уронив стул, Хафури вскочил, роняя листок с «Анкетой соискателя» на пол. Не дождавшись, когда тот подойдёт, Ято продолжил идти между длинными рядами столов, за которыми сидели трудяги, не замечающие вокруг себя ничего, кроме монитора, клавиатуры и мыши. Чуть улыбнувшись, божок удовлетворенно хмыкнул. Было приятно осознавать, что он не один так горбатится, еле сводя концы с концами.
Казума шел следом, сохраняя дистанцию — негласно, — установленную божком. Он понимал, что Макацуками что-то задумал и это было видно в сверкнувших глазах Бога Бедствий, и в быстрых, широких, размашистых шагах. Хафури только и оставалось, что гадать, какие шестеренки поворачиваются в голове молодого Бога.
Дойдя до полутемного коридора и пройдя по нему, — по которому бы Сэкки шел рядом с Ято — парни дошли до белой тяжёлой двери со стеклом, как той, что в офисе. Без особого труда, божок открыл её с ноги, так как она была заперта, и вышел на внутренний двор, не принодлежащий офису.
Холодный воздух забирался под ворот тонкой спортивной куртки, заставляя Ято
ежится. Бог Войны удивился такому открытию. Боги, ведь,
не чувствуют холода, так? Но почему тогда ему
холодно? Наверно, это и останется загадкой для него, может нет. Кто знает.
Услышав шуршащие шаги Казумы, Бог Бедствий начал медленно растворяется в белом сиянии. Хафури было открыл рот, но все слова застряли в глотке, когда Ято исчез. Взгляд Чоуки испуганно метался из стороны в сторону, ища божка, но…
— Раздевайся, —… услышав томный шёпот над самым ухом, вздрогнул и обернулся. — Мне тебе сто раз надо повторять? — Ято стоял скерестив руки на груди и угрюмо смотря на Казуму.
— Зачем?
— Я сказал: раздевайся! — Бог Бедствий, угрожающе надвинулся на Чоуки, не скрывая своего праведного гнева. — Ты вроде умный, но придурком зачем притворяться?!
Громко взглотнув, зеленоглазый дрожащими руками начал растёгивать/снимать/бросать верхнюю одежду.
И громкое «пии!», раздавшееся за спиной у Хафури, не предвещало ничего хорошего: по всей спине Казумы разползлась скверна с уродливыми глазами аякаши, то громко пищащими, то тихо шепчущими бред, который они вбили ему в голову.
Ято оскалился и, преодолев разделящее их расстояние, ударил Казуму в челюсть, отчего тот упал прямо в сугроб.
— Ублюдок! Ты без Бишамон вообще с катушек слетел! — уже готовый ударить брюнета по ребрам, Макацуками остановился и со всей дури пнул сугроб. Тот взметнулся вверх, рассыпаясь на тысячи поблескивающих снежинок, медленно осыпаясь обратно на землю. — Казума, ты хоть понимаешь, что ей не станет лучше, если ты будешь осквернять её?! А куда Вайшравана смотрит, а?! Ведь знает, что будет, если хоть на минуту отвернется от этого недоумка! — снова пнув не повинный сугроб, Бог Войны подобрал одежду парня и небрежно бросил тому в лицо.
Красный телефон-раскладушка тихо пиликнул и коротко завибрировал в кармане спортивки. Бросив короткий взгляд в сторону, малость оклимавшегося Хафури, парень вытащил мобильник, уже привычным движением разблокировав его.
Кофуку: Яточка, возврощайся скорее! Пожалуйста!
Несколько раз в день Богиня Бедности отправляла такие умоляющие сообщения. Сначала Ято завуалированно отвечал на них, оправдывался, но вскоре ему надоело врать и он просто начала игнорировать её сообщения. Зачем врать, оправдываться, если тебе прекрасно известно: не вернёшься ты к ним прежним? К чему этот ласковый бред, приносящий только ещё больше боли и отчаяния?
Кофуку: Ято, все куда хуже, чем ты думаешь.
Брюнет внимательно вгляделся в текст сообщения и тут же вздрогнул, чувствуя новую волну боли. Глотку, словно, сдавило расколенными тисками, по языку растеклась горячая металлическая жидкость, а ноги дико задрожали, казалось, вот-вот не выдержат веса юноши. Перед глазами поплыли цветные сплохи, а веки налились свинцом.
Сжав, дрожащими пальцами, пластиковый корпус мобильного до тихого хруста, Ято набрал ответ.
Вы: Скоро буду.
***
Мотнув головой, Казума окончательно пришёл в себя. Опухшая челюсть ныла и нарывала, казалось вот-вот отвалится. Он, как всегда повёл себя эгоистично по отношению Бишамон, себе и Ято. И кто он после этого? Какой из него Хафури, если он даже не способен спасти ту, что обещал защищать? Он — эгоист, которому всего и всегда было мало, не достойный быть рядом с Вииной.
— Очнулся?
Подняв тяжёлую голову, Казума приподнялся на локтях и обернулся на голос. Ято стоял над ним, сосредоточенно смотря в экран мобильника и, видимо, что-то печатая.
— Нам уже пора, — парень захлопнул «раскладушку» и сунул ту в карман, — ты весь день будешь тут валяться? У меня, знаешь ли, без тебя проблем хватает, так что поднимай свой зад и живо к Бишамон!
— А смысл? — Зеленоглазый пожал плечами и накинул рубашку. — Ты сам видишь, я — никчемнийший Хафури, не заслуживающий прощения. Смысл мне возвращаться?
Застонав, парень нагнулся к Чоуки, хватая того за ворот.
— Тебя ждет Бишамон, которой ты нужен, как бы ты себя не называл, — божка распирало от злости, но стиснув зубы, он продолжил: — Если бы Бишамон была здесь, она бы тебя оставила, а? Бросила? Нет, она бы шла с тобой, стирая ноги в кровь, но шла, потому что
любит. Боги не умеют любить, так ты сказал? — Ято нервно усмехнулся, чуть ближе подтянув к себе лицо Казумы, — здесь ты не прав. Мы способны чувствовать, то же, что и люди, пусть и по-своему. — парень вздохнул и отпустил Хафури, — Так что, — он отвернулся, пытаясь скрыть улыбку. Счастливую, но грустную улыбку, — тебе надо вернуться, Казума.
Чоуки взглотнул. В глазах предательски защипало, от чего тот снял очки, давая эмоция выплеснуться наружу. Пусть даже так. Бог Войны был прав: Биша была бы рядом, переживая вместе с ним все, чтобы не случилось. Она держала бы его за руку, терпела любые повороты судьбы. От самых прекрасных до самых кошмарных. Улыбнувшись, Чоуки встал и утер слезы; повернувшись к Ябоку, тот тихо прошептал:
— Спасибо, Ято.
Парень довольно хмыкнул, и чуть кивнув, улыбнулся. Все повторяется: Казума ради Вайшраваны готов на все, чтобы её спасти, а Ято ему мозги вправляй, да помогай. Даже не смотря на то, что он сам на грани жизни и смерти. Только Хииро, для полной картины, не хватает. Но, как чувствовал Ято, она тоже сыграет не маловажную роль в этом спектакле. Потому, стоило по-быстрее со всем этим заканчивать и решить более серьёзную проблему.
Прикрыв глаза, Ято представил поместье Бишамон. Через секунду они растворились в белом сиянии.
***
Хиёри задумчиво вертела в руках красный бантик-заколку в крупный белый горошек, который ей купил Ято в «Капипа Лэнде» ещё пару месяцев назад. Она нашла его ещё вчера, но обратила на него внимание только сейчас. Невольно вспомнив, каким Ято был счастливым, когда Ики согласилась пойти с ними туда, девушка улыбнулась и провела подушечками пальцев по мягкой ткани. На долю секунды, Хиёри показалось, что заколка в её руках быстро-быстро запульсировала, но когда она моргнула до неё дошло — нервы сдают окончательно.
Казалось, вместе с Богом Бедствий ушла и Хиёри. Та, что светло улыбается подругам, та, что с удовольствием смотрит вместе с родителями кино. Ики превратилась в куклу, живущую на автомате, поддающуюся приказам, не имеющей смысла в своём существовании. Когда-то она была такой, просто не замечала. Но с появлением Бога, носящего спортиную куртку и странный порванный шарфик, поняла —
до него она вообще не жила.
Тихо пиликнувший телефон вырвал Ики из раздумий. Отложив аксессуар на прикроватную тумбочку, она потянулась за мобильником и отточенными движениями сняла блокировку.
Телефон выпал из дрожащих рук и глухо ударился об пол экраном вверх.
Девушка выскочила из своего тела и бросилась к открытому окну.
Телефон снова завибрировал, а экран вспыхнул.
Кофуку: Хиёрин, Ято скоро вернется!
***
Юкине был зол. Нет, он был в бешенстве! Грудь Сэкки быстро-быстро, не ровно вздымалась и отрывисто опускалась. Плечи мелко подрагивали, казалось, вот-вот он взорвется, подобно атомной бомбе.
— Чёртов Ято!
Развернувшись, блондин озлобленно оглядел комнату, словно ища виновника всех своих бед. Саданув стол, заставленный книгами, юноша утробно зарычал. Учебники разлетелись в стороны вместе с тетрадками и фоторамкой, которую как-то принесла Хиёри. Вслед за столом полетели разорванные футоны, вещи из распахнутого шкафа. Сэкки, подобно загнаному зверю, метался по комнате, круша всё, что попадётся ему на глаза. Юноша даже не поскупился на нецензурные эпитеты в адрес Бога Бедствий.
— Почему?! Почему ему надо обязательно влезть в какой-нибудь дерьмо?! — подняв, попавшийся под ногу, будильник, подаренный Отцом Ято, Юкине запустил часы в стену. Пластик надрывно треснул, острыми осколками осыпаясь на пол. — Ненавижу! И всегда ненавидел! — кричал Хафури, не следя за своими словами. Он ведь слышит его! Слышит! Сам когда-то говорил, что боги и шинки связанны!
Юкине знал, что будет с Ято, если он не успокоится, но сам Бог Бедствий думал о нём, о Хиёри в конце концов? Не думал, что за него будут волноваться? Эгоист! Самый настоящий эгоист, который не заслуживает того, чтобы о нём волновались!
Окраина сознания Сэкки кричала, что стоит успокоиться, что Ято тоже не сладко, но на то она и окраина, которую редко когда услышишь в ярости или полном отчаянии.
Все ночи, проведенные в одинокой тихой комнате, блондин плакал, свернувшись беспомощным комочком на футоне. Его громкие, надрывные всхлипы и хрипы, гулко ударялись о стены, пол помещения, отдавали сильным першением в горле. Под утро мальчик засыпал, а днем, как ни в чем не бывало, помогал Дайкоку и навещал
Нору. Такую же эгоистку, как Макацуками. Хозяева дома пытались поговорить с молодым Хафури, объяснить, что нужно держать себя в руках, но тот лишь улыбался, кивал — аки китайский болванчик — и снова всё по кругу.
Метнувшись к разгромленному столу, Юки резко остановился. Под его ногами лежала фоторамка, та самая, принесенная Ики. Вставленная туда фотография была сделана пару месяцев назад всё в том же «Капипа Лэнде». Тогда Ято нагло обнял Хиёри со спины, победно ухмыляясь. Густо покраснев, даже не в силах ответить, брюнетка лишь улыбнулась. Сам Юкине стоял, чуть насупившись, но тогда он был… невероятно счастлив. Тогда он понял, что значит
семья.
Рухнув на колени, молодой шинки заскулил, дрожащими руками поднимая — неизвестно как — уцелевшую чёрную рамку с мягкой наклейкой рыжего котёнка в углу. Её приклеил Ято, причём совсем недавно, накануне своего ухода.
Из когда-то ярких, весёлых янтарных глаз катились крупные,
холодные слёзы, которые, казолось, уже давно кончились. Они скатывались к ключице, обжигая разгоречённую кожу, и впитывались в мягкую белую футболку. Мальчонку пробирала крупная дрожь, — как при лихорадке — вместе с ознобом.
Почему так больно? Я же умер…
Окно резко распахнулось и в комнату, спотыкаясь о разбросанные вещи, влетела перепуганная
Хиёри.
— Юкине! — девушка бросилась к блондину, обнимая его. — Мне всё рассказала Кофуку! Прошу, хватит, Юкине!
Мальчик удивленно раскрыл заплаканные глаза. Ещё не до конца понимая, что происходит, юноша взглотнул подступивший к горлу комок.
— Х-хиёри?.. — прошептал блондин, севшим от криков голосом. — Но…
— Юкине, прошу, послушай, — девушка чуть крепче обняла мальчика.
Успела. Я успела. — не надо, пожалуйста. Он скоро вернётся, я обещаю тебе. Хочешь, мы пойдём все вместе гулять, куда захочешь, а потом, потом посмотрим какую-нибудь комедию. Только мы втроём. — Ики отстранилась от притихшего Сэкки, заглядывая тому в опухшие от слез глаза.
— Х-хочу! — всхлипнул мальчик, утыкаясь брюнетке в плечо.
Ики Хиёри впервые за всю неделю облегченно вздохнула. Тихо всхлипнув, она положила голову на плечо, надрывно плачущего и шепчещего извинения, Юки. Глупый маленький мальчишка, подумала брюнетка, поглаживая дрожащую спину шинки, такой же как и его хозяин.
Он скоро вернётся, я обещаю тебе. Хиёри и сама не верила своим словам, так уверенно прозвучавшим. Девушка прекрасно понимала —
она безбожно и нагло врёт такому же, как и она, с надломленной душой человеку. Да, вот только эта ложь сейчас была нужна.
Они долго так сидели, каждый справляясь с чужой и такой знакомой болью.
Ведь вдвоём намного легче, правда?
***
Ято тихо опустился на крышу дома нищебожки уже поздно ночью. Обряд очищения Казумы прошёл на редкость легко и, как тогда показалось божку, быстро. Но не смотря на это, пришёл Бог Бедствий очень поздно, обещанного срока.
Оглядевшись по сторонам, парень сделал несколько робких и маленьких шагов, но тут же остановился, почувствовав что-то под подошвой замызганных сапог. Отступив на шаг и сев на корточки, брюнет прищурился, пытаясь разглядеть лежавший под ногами предмет.
Приглядевшись, Ябоку вскачил на ноги и отшатнулся, словно увидел призрака.
Лежавший на крыше, фотоальбом был тому причиной.
— Юкине, — юноша шумно втянул холодный, колючий воздух сквозь сомкнутые зубы.
Какой же я… эгоист!
Он ушёл, оставив Сэкки одного, ушёл втихаря ночью, зная, что тот просто так бы его не отпустил. Ято и сам бы не смог уйти. Потому и решил уйти тихо. Без скандалов, мучений и слёз. Только сейчас Ябоку понял насколько был эгоистичен. Но как тогда по другому? Ему было бы вдвойне больно и… Чёрт!
Ты чёртов эгоист! Пойми ты уже это!
В два широких шага, преодолев оставшиеся расстояние, до окна, божок распахнул его… и замер, хватая ртом колючий воздух, как рыба, выброшенная на берег.
На полу, свернувшись в один клубок, лежали Юкине и Хиёри. Ято смог разглядеть это даже без света, который в комнате тоже отсутствовал. А ведь юный Хафури не может без него спать.
Парень, совсем не по-мужски, закусил губу. В голове билась только одна мысль:
«Идиот, идиот, идиот!» Доволен, Ято?
В горле сильно-сильно заскребло, словно стая котов, пытающихся залезть на шторы; в глазах предательски защипало. Чёрт! Как он мог оставить их? Кто и не смеет
даже мечтать о прощении — так это
он. Кто он после этого?
Когда-то Ябоку говорил, что
любое решение, действие, мысль Бога верно. Но именно сейчас он понял слова Казумы:
Боги — эгоисты, которые легко наплюют на тех, кто рядом с ними. И он не исключение.
—Ято?
Голос надломленный, хриплый, не отошедший ото сна, и до боли знакомый.
Макацуками дернулся, на вдохе открывая рот.
А Хиёри сидит и смотрит. Смотрит и не знает, что делать.
— Что такое, Хиёри? — вслед за ней просыпается и Сэкки, кулачками потирая заспанные глаза. — Ято? Ято!
Мальчик вскачил на ноги и бросился к окну, спотыкаясь о разгромленные предметы утвари.
Он вернулся! Он правда вернулся!
Бог Бедствий моргнул и испуганно отступил. Нет-нет-нет! Не стоило приходить! Глупый Ято! Он чувствовал, что переполняет юного шинки, но… ему стыдно перед ним и Хиёри. Он расправится с Кото и вернётся.
Постараюсь вернуться.
У самого окна, Юкине остановился, недоумённо глядя в глаза хозяина. Неужели, он его боится? Или не хочет видеть за его слова и проступки? Да, он наговорил и натворил глупостей, но ему стыдно. Правда стыдно.
— Что такое, Ято? — ноги божка чуть подкосились от нежного голоса девушки. Он знал, что будет, знал, но шёл, понимая, что будет больно. Подобно мотыльку, летящему к огню, Ябоку шел к тем, кого любил и боялся. Они в полной мере могут его ненавидеть —
заслужил. Но он знал, такие, как Сэкки и Ики не способны ненавидеть родных людей. Они простят, обнимут и будут жить дальше, позабыв о боли и слезах, пролитых по ночам. Для них главное —
вернись живым, остальное не важно. Девушка встала, сквозь тьму, находя дорогу среди обломков дерева, пластика и ткани.
Она, говорившая откровенный, но нужный бред, поверила в сказанное.
Он вернулся. Он рядом.
— Ято, ты чего? Обиделся, что ли? — Макацуками отступил ещё на шаг, споткнувшись о альбом с фотографиями. Он чувствовал весь стыд, боль и надежду Хафури, но подойти не смел, боялся. — Ты, прости за всё, что сказал и натворил, — между тем продолжал мальчик, — я не злюсь, честно, возвращайся, Ято. Мы…
Блондин замолчал, увидев, как божок
телепортировался. Он никогда и ни с чем не перепутает это сияние. Белое, с цветными сплохами, режущее глаза. Взглотнув тяжёлые, поступающие с липким комком, слёзы, шинки вцепился в подоконник руками, с невероятной силой стискивая пластик, подделанный под дерево.
Больно.
— Нет, прошу, Ято! Не уходи! — девушка подскочила к окну, как и Сэкки, хватаясь за подоконник, готовая в любой момент бежать искать Ябоку. Теперь слова, сказанные ею и в которые она поверила, как наивный Юки, снова потеряли смысл.
Тряпка! Дура! — Умоляю, Ято, вернись!
Вспышка телепортации появилась на электростолбе. Тяжело дыша, Макацуками скрутило от боли в груди.
— Я знаю, тебе больно, Юкине, но позволь мне уйти. Мне тоже очень больно и стыдно. Прошу, отпустите меня. — тихо зашипев, брюнет ослабил узел шейного платка. Казалось, воздух кругом наколился, а божку его катастрофически не хватало. Он сам горел от боли.
Бог Бедствий чувствовал не только боль оружия, но и
её тоже. Боль той, которой много врал, клялся, брался исполнять желания, но не защищал. Она вытащила его со дна, дала надежду, а он топчет её душу и сердце. Ябоку просто э-г-о-и-с-т. И он прекрасно понимал это.
— Юкине, прошу, не делай ему больно, — Ики схватила мальчонку за предплечье, чуть ли не крича, прося его успокоиться.
Дура, полная дура. Нельзя делать кого-то центром своей маленькой Вселенной. Ведь, тебе говорили, что будет больно. Говорили, но она всегда и всё делала на зло. Самой себе, родителям, друзьям, пытаясь доказать, что она другая, что она исключение. И который раз жизнь ей показывает обратное, сколько бы она не старалась, она не будет другой.
Юки энергично закивал головой. Сейчас, пока он не потерял контроль, нужно как-то позвать Ято, чтоб он понял насколько он дорог им с Ики. Ответ пришёл не замедлительно. Высвободив руку, юноша шумно вздохнул, набирая в лёгкие побольше воздуха. Он знает, что делать.
— Папа! — голос предательски хрипел, а горло саднило.
Плевать на это! Пусть сорву связки, но докричусь до тебя! — Хватит! Прошу, папа, вернись!
Брюнета передёрнуло.
Он назвал меня папой?.. Не веря своим ушам, парень встал, превознимогая ноющую боль в груди, и прислушался.
— Папа, — это слово встало у Ято в горле комком. Боже, его саркастичный, наивный, но мудрый Сэкки назвал
его "отцом"? Он не заслужил этого! Нет, только не он! — я знаю, ты слышишь! У-умоляю, — голос оружия становился тише.
Юкине плакал.
Обжигающе-горячие слёзы обиды, стыда и хрупкой надломленной надежды, скатывались ручьями и с тихим "хлюп" падали на подоконник.
Больно! Очень и очень больно!
Хиёри хотела обнять Юки, но тот выставил ладонь вперёд, отказываясь от утешающих объятий.
Которых так хотелось всем им. Глупый Ято! Неужели боится?! И если да, то чего? Их? Они его давно простили, просто, пусть вернётся к ним! Домой, где о нём беспокоются и
любят! По щекам Ики побежали, такие не нужные в этот момент, слёзы. Они оба про неё забыли.
Пожалуйста... хватит! Мне тоже больно!
Ябоку не знал, радоваться ему или плакать? Уйти или вернуться туда, где его ждут? Слишком много стояло на кону, чтобы вернуться, но знать, что тех кого он любит, больно, было куда страшнее.
Ято было очень страшно. Не за себя, за них. Причём, в обоих случаях. Ведь, неизвестно, победит он или нет. А если победит, то сможет вернуться к ним?
По щеке молодого Бога прочертила себе дорожку холодная, жгучая слеза. Нет! Он должен вернуться к ним! Он очень хочет вернуться туда, где о нём волнуются и ждут.
Ябоку хочет обратно к семье.
Белая вспышка света снова озарила темноту, устремляясь в небо вместе с Богом Бедствий. И ослепляя, стоявших у окна, Ики и Сэкки.
— Нет! Прошу, папа, не уходи! — Юкине чувствовал, как с каждой секундой теряет голос, но он упрямо пытался докричаться до божка. — Не...
В этот момент произошло сразу два события. Ики, давясь воздухом, пыталась, что-то сказать, а комнату озарило
белое сияние с цветными, режущими глаза, всплохами.
— Я здесь, Юкине, — паренёк, как и Хиёри, шумно подавился воздухом, чувствуя крепкие объятия и слыша родной, немного хриплый голос
папы. — Я здесь,
сынок.
Сильно зажмурившись, блондин повернулся в объятиях и крепко обнял Ято в ответ. Слёзы Хафури впитывались в чёрную спортивку Бога, плечи дрожали, а он сбивчиво, всхлипывая,
извинялся. Кто и должен это делать — так это, провинившийся божок, а не настрадавшийся ребёнок.
Чуть улыбнувшись, Ябоку посмотрел на улыбающуюся Хиёри. Его улыбка превратилась в гримасу боли и отчаяния. Она такая светлая, милая, добрая должна ненавидеть Бога Бедствий, ведь он сломал её жизнь на двое, сделал её вдвойне опасной; но Ики лишь улыбается сквозь слёзы.
Она любит его, как и он её.
Зажмурившись, Ябоку отвернулся, пытаясь скрыть слёзы, отнял левую руку от Юки, приглашая девушку в объятия.
В которых они так долго нуждались.
Всхлипув, Ики бросилась в предложенные объятия, сбивая ребят с ног.
Он вернулся!
Аккуратно сев, Ято прижал их обоих к себе. И ему, в который раз в жизни,
было тепло. Как, когда рядом с ним была Сакура, как тогда, когда девушка полупризрак подарила ему храм и захотела остаться рядом навсегда, как тогда, когда
его Юкине стал Хафури.
Ято был счастливым. Ему даже не было стыдно плакать. Тихо, чуть всхлипывая, сбивчиво шепча ивинения.
— П-простите, я-я-я бы-ыл д-рак-ком, — он поцеловал обоих в макушки, зарываясь носом во вкусно пахнущие волосы. — В-вы сто-ольк пережили-и-и, а я!
Они сидели, плакали, извенялись, каждый за свои ошибки. Ики, за то, что забыла свою новую семью. Юкине, за всю ту боль, принесённую Ято и проблемы Хиёри. А сам Ябоку, за эгоизм, боль и страдания. И ему казалось, что больше всех виноват
он. Он считал, что не имеет права на прощение — его грех тяжелее всех.
— Я-ято, — брюнетка коснулась щеки божка, заставляя посмотреть на себя, — мы будем рядом, ч-чтобы не слу-училось! Только будь с нами! Не-е ух-оди!
Её, чуть дрогнувшая, маленькая ладошка сорвалась, незаметно ударяясь о грудь молодого Бога. Ики Хиёри впервые за всю неделю заснула сама. Да и Юкине, пригревшийся в объятиях родных, задремал. Они оба вздрагивали, цеплялись за Макацуками. Боялись, что уйдёт.
Откинувшись назад, брюнет пристроил голову девушки себе на грудь, а Юки на плечо. Глаза, болевшие от слёз, слипались, поэтому Бог Бедствий, вздохнув, уснул, прижимая к себе родных.
Втроём залечить душевные раны намного легче.
***
Утром, под мягкими лучами света, первой проснулась Хиёри, обнимая улыбающегося во сне...
Юкине.
Ято, видимо, ушёл недавно. Футон, подложенный им, был тёплым и мокрым. От слёз. Он не хотел уходить и брюнетка хорошо это понимала.
Теперь она твёрдо знала: Ято вернётся. Он пройдёт через возможное и невозможное, но вернётся. Ведь дома его ждёт любящая семья.
