Хэппи Нью Йиар

Падал снег. Последняя ночь декабря перетекала в первую ночь января. В квартире старого товарища и соратника, наполненной совершенно противоположным по духу и набору моральных ценностей спутнику Марии — известному поборнику духовных скреп всея Руси — контингентом, Энтео не ждали. — Ты, Маша, проходи, а его я не пущу. — Я понимаю. Противник «Pussy Riot», к коим принадлежала его подруга, гомосексуалов, собравшихся в числе прочих в чапаевской квартире, абортов, рьяно поддерживаемых подругой, светского государства и здравомыслия как такового, только вздохнул. На наручных часах (как и на видневшихся за неприветливым хозяином квартиры настенных) — без семи минут оливье. Проходить Маша не стала. * — Уважаемые граждане России! Дорогие друзья! Новый «2К17» они встречают в подъезде, на площадке одной закрытой и трёх прилежащих квартир. На ступеньках-подходах к застолью — притащенное на праздник шампанское плюс пара нашедшихся в кармане Алёхиной мятных «Mentos» — перевёрнутый (залагал экран) в сматрфоне Энтео царь, просто царь глава государства. Владимир Владимирович приходит в нормальное — если нормальным считать то, что двое взирают на него сверху вниз, поёживаясь от сквозняка (кто-то внизу открыл дверь подъезда) — состояние и безо всякой укоризны продолжает бодро вещать о непростом, бросившим на пути россиян трудности, которые те успешно преодолели, мобилизовав все свои силы и, конечно, сплотившись, две тысячи шестнадцатом годе. — Главное — мы верим в себя, в свои силы… Запитый шампанским «Mentos» шипит на языках. Дима фыркает и поднимает бровь. Капли в бороде его не смущают — или остаются незамеченными православным активистом: — Справедливо. — …в свою страну, — окончание фразы президента вызывает взрыв полузадушенного смеха. Алёхина и Энтео верят в своё государство, каким бы разным в их представлениях оно ни оказалось, и не верят в путинскую Россию в её нынешнем, абсурдном, уплывающем в две тысячи семнадцатый, виде. Часть речи они пропускают, разделяя шампанское из горлышка на двоих и споря, кто сделал больше глотков. — Всем, кто выполняет сейчас свой трудовой и ратный долг, мои самые добрые пожелания в наступающем году. Дорогие друзья! Ратный долг Дмитрия Энтео выполнен будь здоров. О ратном долге Марии Алёхиной после громкого дела «Pussy Riot» можно не говорить. Думается о многом. Думается о том, как в новый год они входят бок о бок на грязных ступеньках чужой квартиры. Ещё несколько не то что лет, месяцев назад ни Дима, ни Маша не допустили бы мысли о встрече с идейным врагом в столь недвусмысленно дружеской обстановке. В открытую дверь подъезда снова задувает сквозняк. — Пусть в каждом доме царят радость и любовь. Пусть становятся краше и привлекательнее дорогие нашему сердцу улицы, города и поселки. Мира и процветания нашей общей, великой Родине — России. Счастья вам и здоровья, благополучия. С праздником! С Новым, две тысячи семнадцатым годом! Бьют куранты. Сквозняк пробегает по лестнице. Дмитрий шутит: «Сваливает старый год». Маша смеётся — и требует не обижать две тысячи шестнадцатый, в котором они внезапно согласились на встречу (звучит совсем не романтично и слегка навеселе). Он пьёт из горла и кивает на дверь за спинами. — Оливье наложили. — Дим, а Дим? А пошли погуляем? * Чуть-за-полуночный Большой Москворецкий — Немцов — мост продувает всеми ветрами наступившего года. Мария кутает в шарф обмерзшие щёки и подходит к мемориалу. Цветы, занесённые снегом, увяли, едва были оставлены у припорошенного — змеится позёмка — портрета. Алёхина разгребает рукавицами снег. Пару месяцев назад ей и в голову бы не пришло, что одиозный борец за отсутствие — в её, разумеется, в её понимании — свободы в России будет помогать расчищать снег в память о самом свободном человеке России. * В квартире у Цорионова тепло — защитница абортов и прав сексуальных меньшинств, едва скинув куртку, шлёпает в мокрых носках к батарее. Свежая бутылка шампанского гремит в пакете с продуктами, прихваченными по дороге в одном из круглосуточных супермаркетов. Дима Энтео тащит на кухню несчастный промокший полиэтилен. Мария, не отрываясь от батареи, возмущается слипшимися комочками спадающих с пакета на пол снежинок. — Ты оливье неправильно готовишь! Какая ещё колбаса?! — Что за хуйню ты несёшь?! Какой оливье без колбасы, Дим, ты что? Несчастные порции салата поделены в результате кровавой — ну не режут колбасу, надавив на лезвие пальцем — борьбы с продуктами мясного комбината. Машин взгляд исподлобья над тарелкой оливье с фирменными кубиками докторской сменяется благосклонным, когда Энтео включает обогреватель и ставит чайник к шампанскому. Ближе к утру в квартиру к шампанскому, раздельным оливье и стоящим по разные стороны баррикад, что не мешает им засыпать плечом к плечу, активистам вламываются знакомые с обеих сторон, завлечённые телефонными разговорами в не сильно трезвом виде и смс, недоверчиво ищут следы драки и погрома и, наконец, замолкают, не зная, о чём можно говорить с «не своими».