Неправильно.

Всем знакомо это чувство. Жизнь--матушка идёт своим чередом, природа — эдакая шутница — играет с погодой в привычно загрубевших от иголок беспощадного человечества руках и вдруг случается что-то непоправимое, пугающее, ломающее хрупкие души абсолютно специально, от того и легко. у Элизабет Купер это «что-то» родилось вместе с ней. И нет, преувеличением это не назовёшь. Тьма — это их наследное проклятие. Выжрала она не одно колено, заставляла лить слёзы не одну жену, страдать не одних детей и Бетти, наверное, рада, что сестричка её — дорогая Полли — уехала из Ривердейла, города больного их безумным семейством. Раз за разом пыталась сбежать она от ужасного, зябкого чувства внутри. Будто что-то склизкое, противное обволакивало тело изнутри, а снаружи выставляла всем напоказ идеальный, что бы горел он вместе с ней самой, грешной и грязной, в аду, хвостик. Даже за него нужно было платить: лаком, болью у корней златых влас и нервами, которые, вообще-то, не железные, посему дорогими подругами снова, после смерти Джейсона Блоссома, стали полулуны на ладонях, совсем не принцессовых, не нежных, а измученных и, впрочем, как и вся она, сломанных. Ещё с городишко этот ужасный обозлился на неё тогда окончательно — сначала Арчи с его нелюбовью к недо-принцессам и страстью к Веронике Лодж, а потом и рыжий, прости Господи, труп с пулей во лбу. Но, всё же, есть один жанра закон, который работает и в таких азартных играх, как жизнь: рано или поздно дождь кончается и меж грузных облаков и тоскливой тьмы пробивается солнца свет. И личным светом Элизабет Купер, Ромео, спасшим её от страданий и (не)идеальности, стал Форсайт Пендлтон Джонс Третий. Её Джагги, её спаситель, её жизнь. Вместе они нашли убийцу Джейсона Блоссома, вместе проводили каждый вечер в Pop's и просто любили до потери пульса, боли в щеках от широких улыбок и, наверное, тех самых бабочек в животе, когда губы впервые слились в одно целое, а спустя бесконечное тепло, два расставания и абсистентного синдрома от ломки по этому его «мы», их примеру последовали и трепетные тела. И как же, черт возьми, обидно, что это время закончилось, ведь Джагхед Джонс сейчас находится на разломе, бесконечной бездне между жизнью и смертью, пожертвовав собой ради спасения Змеев. Пожалуй, слишком героически для такой тёмной, неправильной Бетти Купер, чей отец оказался тем самым Чёрным Капюшоном. Сейчас, когда дверной замок ванной так зловеще скрипнул, мама покинула дом в надежде утешить ЭфПи, а рука, та самая сломанная и израненная рука тянется к лезвию, ей в дурную белобрысую голову нервными импульсами и рефлексами бьёт то слишком тихое, почти виноватое «шансов почти нет» от мужчины в слепящем белом халате. Совсем медленно, точно издеваясь, мир вокруг рушится: через окошко свет фонарный бьёт слишком невыносимо, на бледной коже предплечий появляются глубокие порезы, приносящие лишь больше этого ужасного чувства безысходности, капельки багряные медленно стекают по ней и бьются об розоватый кафель, словно безумные звери, пока освежитель воздуха с запахом моря (слёз, катившихся по щекам), вместе с противным смрадом неизвестной жидкости, должной унять тоску, заполняют лёгкие… …на следующее утро Элис Купер собиралась обрадовать свою дочь радостными вестями: её Ромео, её свет, проснулся… И лишь потом узнал, что его Джульетта была найдена в собственной ванне с вскрытыми венами.