Спокойствие

      Пыль скрипит под ногами, а в прожженную обувь залетают мелкие камешки, отчего Шото недовольно морщится, но не останавливается. Он устало плетется домой после перевязки. В больнице ему наложили три шва на раненую бровь и заклеили телесного цвета пластырем, что, вроде как, должен сливаться с кожей, но розоватый ожог на пол лица явно против этого.              Тодороки бесшумно открывает дверь и тихо ступает в небольшой коридор, снимая на ходу обувь.              Из комнаты слева, выходит блондин в черном свитере, взглядом сразу начиная оценивать состояние мужа. На его руках мило посапывает ребёнок с бело-красными волосами, закутанный в голубенькую пелёнку. Кацуки склоняет голову набок и идёт обратно в комнату, где укладывает своё чудо в кроватку.              Тодороки идёт следом, а затем склоняется над спящим мальчиком, перебирая двумя пальцами его волосы, доставшиеся от него же.              Кацуки мимолетно улыбается и тянет Тодороки за руку. Тот отрывается от кроватки и притягивает к себе омегу, легонько целуя.              В гостиной Кацуки наблюдает, как Шото, вышедший из душа в одних домашних сероватых штанах, пытается поднять раненые руки, чтобы вытереть волосы.        - Что, сегодня было всё так плохо?        - Мм, не напоминай, - Кацуки вздыхает, усаживая на диван Шото, и, выхватывая из рук полотенце, которым ловко начинает сушить разноцветные волосы, перемешивая их. - Причуда, которая делает мысли явью... Не по мне, - довольно морщится от нежных прикосновений.        - Что, представил Старателя? - Кацуки ухмыльнулся.        - Нет, слава Всемогущему, не до этого было. Кто-то из отряда представил горящих маленьких существ и мне пришлось их замораживать. Все ботинки попортили.              Бакуго аккуратно убрал чёлку со лба любимого, где виднелись прозрачные нитки и рана, рассекающая бровь.        - Что, Двумордый, опять под горячую руку летел? С Деку пример берешь? - блондин недобро сощурился.              Тодороки тяжело вздохнул и откинулся на спинку, отрицательно мотая головой. Он не успел защититься от ножа, за что поплатился. Сказать, что ему было стыдно? Нет. Такова работа.              Сам Кацуки уже больше года не занимался геройством, хотя постоянно грезил об этом. Ему не хватало адреналина, не хватало горечи крови во рту, жжения ладоней от взрывов и боли в горле от яростных криков. Как омега не скрывал своё состояние, Шото всё равно видел и читал его, как открытую книгу.        - Завтра у меня выходной, - улыбнулся Тодороки, прикрыв глаза. - Наконец побуду с мелким, а ты сможешь выспаться.              Кацуки злобно улыбнулся, а в глазах заискрился азарт. - А мне время? Муженек-то сдаёт позиции в последнее время, - блондин приблизился к Шото, шепча эти слова.              Левая рука аккуратно гладила раковину и мочку уха. Тодороки рыкнул, а Кацуки победно ухмыльнулся, спускаясь поцелуями на нижнюю челюсть.        - Кто это ещё тут позиции сдаёт? - Шото резко ложится на диван, подминая под себя блондина.              Внутри груди уже давно бушует альфа, приказывая взять свою омегу. С этими заданиями времени не было совсем. Шото приходит поздно, заваливаясь к такому же уставшему Кацуки в постель. Малыш последнее время много куксится и плачет, видимо, из-за клыков, что решили показаться раньше всех, доказывая принадлежность мальчика к альфам.              Сейчас же всё. Сорвались. Кусаются и целуются до онемения губ, хватаются друг за друга руками, обнимают до треска костей, дышат быстро и глубоко. Тодороки подныривает тонкими пальцами под темный свитер, задирая тот, а затем и вовсе снимая. Кацуки простонал, чувствуя прикосновения кожи к коже, руки альфы, что ласкают напряженную спину, теребят розовые соски. Бакуго краснеет, а Шото улыбается, перемещаясь на шею, где щедро рассыпает темнеющие пятна.        - Что, Кацуки? - Тодороки пошлым голосом рычит на ухо Бакуго, а тот начинает течь только от этого баритона и хрипловатых ноток. - Хочется?        - Мнх, завались, придурок.              "Нет, продолжай. Прошу."              И Шото знает, как Кацуки заводится от его голоса, чем пользуется, нашептывая на розовеющее ушко, то какие-то глупости, то пошлые фразочки.        - Любимыый, скажи, как ты меня хочешь. Ну же. Хочешь, чтобы я целовал тебя здесь? - касается пальцами впадинок между кубиков пресса, спускаясь ниже, к резинке свободных спортивных штанов. Бакуго дома не любит носить нижнее белье, что очень кстати в данный момент. - Или хочешь я вылижу тебя? Твою шейку или пальцы?              Тодороки ухмыляется, посасывая дергающийся кадык, а Кацуки сжимает зубы и жалобно стонет, отчего краснеет еще больше, в то время как руки ведут свою жизнь: гладят спину альфы, руки, где ощущаются перекаты накаченных мышц, цепляются за разномастные волосы на особо ярких моментах. Только с этим человеком он может не бояться показывать свои эмоции, свою податливость и любовь.              Шото стягивает штаны с мужа, которые уже порядком испачкались в природной смазке, и вводит в подрагивающую дырочку сразу два пальца. Сущность омеги позволяет быструю растяжку.              Кацуки выгибается, прижимаясь к губам Шото, хрипит от движений внутри.        - Двумордый, нх, ну же. Я не хрустальный, блять! - Кацуки рычит, кусая куда-то в плечо, за что получает.              Тодороки поднимается, переворачивая любимого, и, подкладывая подушку под бёдра. Затем мучительно медленно достаёт из тумбочки презерватив и раскатывает его по члену.              А у Кацуки уже круги перед глазами, с губ стекает слюна, с висков пот, с бедер тягучая смазка. Он скулит, подаваясь назад, чувствуя как член упирается между ягодицами. Шото буквально ложится на Кацуки, целуя позвонки.        - Кацуки, - хрипом прямо в ухо. - Кацуки, - тянет эхом, а затем резко вставляет член, сжимая бока.              Бакуго стонет до безобразия громко, забыв, что в соседней комнате спит малыш. Стонет, закатывая от наслаждения глаза, когда Шото начинает двигаться. Пробно, медленно, мучительно.        - Ш-шото, ах, Шо... - в бреду говорит имя любимого, а Тодороки жалеет, что они сейчас не одни в квартире. Ведь тогда бы Кацуки мог кричать, буквально молиться на своего альфу, стонать так, что соседи бы съехали.              Омегу дурманит запах вокруг. Его собственный смешался с таким родным хвойным ароматом. Шото губами находит свою метку на загривке, где начинается легкий пушок светлых волос и, хорошенько облизав, снова кусает. Не так сильно как в первый раз, но ощутимо (даже для альфы у Тодороки слишком острые клыки из-за чего Бакуго сравнивает его с вампиром).              А у блондина от удовольствия слезы по щекам, которые Шото видит и не понимает.        - Кацуки, - движение приостанавливается. - Всё нормально?        - Мнх, да... Прошу... Быс-быстрее, - и снова стон от толчка прямо по простате. - Я... Так скучааал, - хнычет-стонет Кацуки. - Я люблю тебя, ах...              Шото наслаждается этими словами, наслаждается телом своего омеги, наслаждается запахами. Альфа внутри рокочет что-то, заставляя ускоряться, отчего у Кацуки на обратной стороне век отображаются цветные круги. Тодороки поворачивает голову мужа через плечо к себе, целуя, и, поддев рукой коленку, отводит ногу блондина чуть в сторону, входя до упора. Под самым нужным углом. И Кацуки не выдерживает, изливаясь на штаны, что оказались подмяты под ним. Стонет громко прямо в губы любимого и кусает нижнюю до крови.              Бакуго обмякает, тяжело дыша, а Шото, сделав около пяти самых глубоких толчков, кончает следом. Отходя, он покрывает легкими поцелуями лопатки и позвоночник, щекоча волосами шею.        - Кацуки, ты прекрасен.              Тодороки выходит и укладывается рядом. Кацуки обнимает его и дышит глубоко, до сих пор немного поскуливая от пережитого оргазма. Шото слизывает дорожки слюнок на подбородке мужа, а тот лениво хлопает глазами.        - Я тоже люблю тебя.              Кацуки ухмыляется, прикрыв глаза. Сквозь дрему чувствует, как его несут в ванную и смывают оттенки их ночи, затем кладут в мягкую кровать с холодными простынями и кутают в одеяло, обнимая. Бакуго утыкается в изгиб шеи мужа, вдыхая теплый запах.              Кацуки спокойно. Да. Как бы сильно он не скучал по работе героя, но ребёнок и любящий альфа полностью компенсируют потери. Даже с избытком.              Шото любит его и никому не отдаст. Кацуки чувствует, как пульсирует метка на задней стороне шеи. От неё тепло и приятно. Кацуки нужен, любим и для Шото незаменим.              Крики, злость и адреналин заменило непривычное, но долгожданное спокойствие...