smashing the wall

Сегодня он чистит зубы с такой же мощью, с какой зачитывает рэп. Смесь чего-то в виде гнева, расстройства и недосыпа порхает в нём и больно бьётся по стенкам изнутри. Чем это вызвано? Мало того, что вчера всё пошло не по его плану, так и сегодня он проснулся не от привычного ему звонка в дверь, как бы обозначающего «доброе утро», а от режима, заложенного где-то в его подсознании. Чжухон резко выплёвывает в раковину пену мятной зубной пасты, замечая ко всему ещё и кровь. Замечательно, повредил десна. Он поднимает голову и смотрит на своё опухшее лицо в зеркало, зачёсывая назад правой рукой чёлку, которая так и падала на глаза, так и бесила его ещё больше, прежде бросив зубную щётку в стакан. Он скорее боялся, могло произойти что-то, чего он никогда не узнает. — Да вообще плевать должно быть, мы даже толком не знакомы, — рычит он, резко отталкиваясь от раковины, на которую опирался. Завтрак ему не доставили, придётся довольствоваться одним лишь безвкусным кофе. Он выходит на балкон, не смущаясь того, что наполовину находился голым в одних лишь пижамных штанах, рыскает глазами в поиске того силуэта, каждую линию, каждый изгиб которого он уже зазубрил до мозоли в глазах, голове, где только можно. Сегодня его не было. И вчера тоже. В голове Ли находился один силуэт, он не знал ни имени, ни лица его, хотя и представлял примерно каждый раз, как выходил из душа с довольной улыбкой от проведённого вместе времени. Это вошло в привычку, причём и не так давно. В то время, как его нынешний сосед переехал на новое место жительства, в квартиру рядом, и где имелась всего одна лишь сильная проблема — слышимость была на высоком уровне. Часто это могло раздражать, но складывалось ощущение, что новый сосед должен был, просто обязан, когда-либо там жить. Находясь через какую-то стену от него, Ли постоянно мог слышать, как тот разогревал свои голосовые связки, доставая в процессе высокие ноты, а потом пел. Пел к тому же в душе, получая звуки ещё в лучшем качестве, чем дано в других комнатах, так красиво и так чарующе, что, находясь и в своей ванной комнате, Чжухон замирал и нарочно переставал двигаться, порой казалось, что и дышать тоже, боясь, что может прервать эту идиллию. В один из таких разов Ли услышал начальные мотивы песни, которой знал до этого момента достаточно хорошо. Mirror on the wall… После легко исполненного припева шёл куплет с сильным рэп-лайном. Чжухон не сдержался. Он продолжил за голосом в том же темпе, что был дан изначально, только ему удосужилось на себя взять именно ношу рэпа. И ему понравилось, но та небольшая пауза после, скрывающаяся в тишине за стеной, смогла заставить его врасплох. Думалось, что всё испорчено, как ощущал себя его сосед — вообще неизвестно. Ли тихо матерится на себя и закрывает кран с водой, готовясь к тому, что выйдет сейчас из ванной, надев прежде пижамные штаны, с детства считая, что нижнее бельё ночью только мешает спать. Но голос по ту сторону стены вновь стал озвучивать те же самые строчки, возвращаясь к припеву и одновременно продолжая песню за Ли. Чжухон, робко улыбаясь, благодарит такую реакцию и три раза костяшками пальцев стучит по стене, ровно столько же, сколько и слогов в «спасибо», надеясь, что тот его поймёт. Жаль, что ответ ему взаимно не пришёл, но он считает, что для первого раза будет действительно достаточно. Ставит будильник на утро завтрашнего дня, чтобы случайно не проспать учёбу в колледже, и ложится в кровать. … here we are again На удивление, будильник не срабатывает. Но и как не ожидалось, он не проспал. Режущее по ушам «та-дам», произведённое два раза в звонок его входной двери, заставляет поплестись в малую прихожую, тяжело протирая прикрытые веки ладонями. Открыв дверь, он ничего перед собой не видит и начинает материться на малых за то, что балуются и мешают спать другим. Неизвестно, либо это голова была такая тяжёлая, либо же он настолько устал и не выспался, что непроизвольно склоняет макушку вниз и случайно замечает пакет с чем-то посреди входного коврика. Чтобы добру не пропадать, он забирает его к себе, ставит на стол в кухне, и, раз уж проснулся, решает позавтракать. Хотя позавтракать — громко сказано. Он живёт один и готовить не умеет. Ту же глазунью. Поэтому в его рацион входит один лишь безвкусный кофе. Читая литературу или смотря какие-нибудь фильмы, он знал, что люди постоянно к такому кофе добавляли сигареты, но он не курил. Говорил, что это пагубная привычка, и постоянно ломал сигареты Им Чангюна, если тот доставал их при нём. Взгляд снова падает на пакет, у которого изображение было составлено из миленьких таких цветочков, кажется, незабудок, интерес подлетает выше своей макушки. Возможен вариант, что это было вовсе и не для него, но в любом случае позвонили именно ему, и именно этот пакет стоял перед его входной дверью. Так что отъебитесь все, он забирает это себе. Отмечает, что внутри достаточно интересно: записка и контейнер. Лишняя бумага его совсем не интересует, он открывает пластмассовую крышку, и его нос сразу уже улавливает аромат свежеиспечённых оладий, которые были построены пирамидкой и украшены несколькими штучек лесных ягод. В сравнении с кофе, это было что-то господибоже как нереально. После такого даже записка ему в итоге приглянулась. «Мне понравился наш концерт вчера^^ Давай сегодня повторим. В 11 вечера, окда?» Чжухон улыбается и смотрит на еду в контейнере, понимая, что именно этим соседом она была приготовлена. Отказаться от неё было не очень уважительно, да и вообще только ебанутый в край стал бы выкидывать, возможно, свой первый нормальный завтрак. Through my rise and fall И вечером они повторяют, но уже с другой песней. Правда теперь Ли пришлось постараться как и за рэп, так и за вокал. Но ему нравилось, это так влекло. И видимо не одного его, потому что на следующий день он снова проснулся от звонка в дверь, снова перед порогом стоял пакет, снова в пакете был его завтрак. Только теперь Ли, прежде чем открыть пакет, вышел на балкон, замечая в далеке идущего к остановке парня. Когда прошёл месяц, он всё-таки решил рассказать об этом маленьком секрете кому-то ещё, спросив дополнительно совета. Ему хотелось познакомиться с тем парнем, но действовать первым не желал. Не его девиз. Зато под девиз первого лучшего советчика в мире стал тот курящий паренёк Им Чангюн, которого Ли любил и одновременно ненавидел. Как друга. И ненависть была тоже сладкой. Не той, в которой вырывали волосы клочьями, оставляли пометки на лице. Просто он вредный, и всё. — Мы никогда не встречались, — начинает пояснять он своему другу, сидящему перед ним в позе маленького индейца, когда зашёл к нему на обед, — но наши ванные комнаты разделяются одной и той же стеной дома, поэтому когда мы принимаем душ одновременно, мы поем дуэтом… Младший мычит что-то в понимании, надевая на голову странный ободок с ветками какой-то ёлки, а потом резко замирает, вылупляя глаза, и просит повторить только что сказанное. Выкидывая одну бровь вверх, он прокручивает указательным пальцем у виска и отмечает, что его друг полный придурок. Ли спрашивает почему, а Им ссылается на плохое предчувствие. Чжухон ненавидел это его предчувствие, ибо младший был как экстрасенс — предугадывал все действия и события, которые ещё не успели произойти, но обещают обязательно сбыться. Поэтому Ли настоятельно просил Чангюна всё время оставаться в настоящем, а не думать, что будет там через пять минут или ещё меньше, две. Было ожидаемо, что в понятии следовательно — его предчувствие окупилось, и вечером сосед не смог прийти. Обычно, если это случалось, он всегда извинялся на следующее утро, выражая это в собственноручно приготовленном завтраке и в маленькой записке. А сейчас ничего и никого нет. Чжухон до сих пор стоит полуголый-полураздетый на балконе своей квартиры и просит себя не накручивать лишний раз. Ладно, с этим Мерлин отпустит. Другое дело — он уже изрядно опаздывает на первую пару, из-за чего его снова будут причитать около часа. Если не учителя — так Чангюн будет за. Он же вредный, ему это свойственно. Зато Чжухону свойственно вляпываться в новые проблемы, как сейчас, когда он выходил из квартиры, его остановила главная дома и попросила обязательно присутствовать завтра на осеннем субботнике по совместительству с собранием жильцов. Если бы во время обеденного перерыва Чангюн не сказал бы, что его любимый сосед, возможно, тоже будет присутствовать на этом грёбанном субботнике — Чжухон бы никуда не попёрся. Нахер надо спрашивается. Но тут ведь другое дело. И этот вариант тоже следует учесть. Но его не было. Он прекрасно это осознал, когда ещё только выглянул из окна на двор с кучкой людей из бабушек, дедушек, каких-то взрослых средних лет, все они о чём-то разговаривали, но не убирали опавшие листья с земли, хотя время давно пришло. Ладно, он заставляет себя спуститься вниз и хотя бы поприсутствовать для приличия, и желательно так, чтобы его никто не трогал. Но блять, видимо, это просто невозможно. — Здравствуй, — говорит подошедшая к нему главная дома, — Ты не знаешь, где твой сосед Кихён? Может позовёшь его? — Я не знаю таких, — просто отвечает он и берёт с её рук грабли, считая, что лучше быстренько отработает и уйдёт. — Ну как это? Вы через стену живёте. И вы почти ровесники, разница всего-то в год, неужели не знакомы? — она следует за ним, даже когда он отходит на приличное расстояние. Чжухон долго смотрит на неё и пытается понять принятую им только что информацию. Он задаётся вопросом, как ей известно об их возрастной линии, когда она всего лишь старшая дома и отвечает за порядок. Но озвучивать свои мысли вслух он не собирался, поэтому просто пожал плечами и отвернулся, давая понять, что разговор закончен. You've been my only friend В этот же вечер он бездумно листал каналы, смотря в телевизор стеклянным взглядом. Время перевалило за полночь, он давно по быстрому принял душ, не желая снова проводить время в одиночестве слишком долго. Ему не хватает той атмосферы, что мог дать тот парень, вроде как носящий имя Кихён, если верить старшей дома. Хотелось разнести всё к чертям, переступить через огромного себя, вынести дверь в его квартиру и спросить, что за херня происходит в последние дни. Дверь на балкон была специально открыта, чтобы спокойно позволяла холодному осеннему воздуху пробираться в его квартиру. Мелкая дрожь, выступившая наряду с мурашками, пытающимися хоть как-то согреть полуголое тело с горячей кровью, не смогла отвлечь его от самых гнусных мыслей. Лишь нажимает на красную кнопку выключения и кидает пульт в соседнее кресло, сидит некоторое время в тишине, нарушаемой лишь тем ветерком, навевая на голову идею, как отвлечься ближайшие дни. Ожидая, что друг сможет оправдать его ожиданий, идёт пихать в походный рюкзак пару вещей повседневного и нижнего белья, средств ухода, забирает ключи с тумбочки и уходит к Иму жить ближайшие несколько дней. Уходит, так сказать, от собственных проблем в надежде на выздоровление от этого чуда. You told me that they… Когда Кихён снова дал мотив на Mirror, песню, что связала их с самого начала, Чжухон был не в силах спрятаться от той милоты, набежавшей на его грешную душу. Улыбка дразнила его собственное отражение в зеркале, не давала возможность исполнить свои партии с той серьёзностью, с которой обязан был. Искусство это, как никак, идёт о внутренних переживаниях, а его внутри вместо этого крылатые существа душат. А на следующий день в пороге после звонка стоял завтрак из запеканки с бананами, а к записке была прикреплена визитка с номером студии. Сосед попросил его по желанию походить на курсы по вокалу к хорошему преподавателю, которого Кихён знал лично, что, конечно, останется для Ли большим секретом, подписав, мол, у него это, пение, достаточно хорошо выходит, стоило бы попробовать точно один разок, может другой. Не видя в этом ничего плохого, Чжухон попробовал. В правду, понравилось. Через парочку таких занятий его сосед сам заметил довольно скорые улучшения в постановке дыхания, в правильном направлении голоса, выразив похвалу его стараниям в новом завтраке. Ли не медлил, выбежал на балкон, замечая слишком легко шагающего парня с чёрными, как каменноугольная смола, волосами. Но встретиться лично им так и не удалось. Можно винить в этом судьбу, ещё что-нибудь, но пока кто-либо из них не сделает первую попытку, ничего нового не произойдёт. Всё останется при тех же делах. … can understand the man I am Воспоминания о тех днях прошедшего месяца сладостно удушают. Даже что-то рассказывающий Чангюн не спасает ситуацию. Как назвать такое влечение? Может, зависимость? Как зависимость Има в том табаке из сигарет, что снова он вдыхает в свои легкие. Чжухон лишь укоризненно смотрит на него, но не говорит ни слова. Сейчас у него самого есть желание начать жить этими пачками целыми сутками, пока его сосед снова не начнёт с ним петь. Кивает. Так и будет. Просит у друга сигареты, смеётся с реакции, говорящей как бы «прости, чувак, но ты в дерьме». Знает и без него. Главная проблема Чангюна — не всегда способен всецельно понять своего Чжу, тем самым заставляя того искать ответы и личное спасение в чём-то другом. Но было бы ещё где. Свои чувства к соседу держал в себе, изливать их мог только собственному отражению в зеркале. Вошло в привычку. So why are we here… Как и видеть его каждое утро на улице рядом с автобусной остановкой. По возвращению с недельного отпуска у Им Чангюна на следующее утро Ли замечает ту идущую куда-то смертоносную чёрную макушку во дворе. Думает, что скорее это видение, чем что-либо другое. Правда, мысли такие гуляют до тех пор, пока парень не поворачивается лицом к стоящему Чжухону всё ещё с голым торсом, зато в пижамных штанах. Минутный контакт глазами между ними, и Ли готов поклясться, что начал сходить с ума, это лишь помутнение рассудка. Усмехается, возвращается к себе в квартиру, плотно закрывая дверь балкона, не желая впускать минусовой холод в своё укрытие. Уже надышался. Настолько, что начал медленно вызывать в своём сознании непонятные галлюцинации. Скука — это такое пагубное дело, с которым лучше не связываться, даже на пары в колледже сегодня не пойдет. К чёрту всё, он болеет. Мерзкое протяжное «та-дам» выводит из одного ступора и вводит в другой. Он не идёт открывать дверь, это было бы слишком просто. Ему нужно проверить, что это не грёбанные галлюцинации, перешедшие на новый уровень, а чисто на яву. Выглядывает в окно. Соседа нет. Но тяжёлая ржавеющая дверь подъезда с хлопотом закрывается, выпуская наружу вновь чёрную копну волос. Просит всех сразу, чтобы это была правда, а не сладкая ложь, любящая постоянно устраивать ему внутривенные истерики. Благодарит. В пороге его двери стоит пакет с завтраком и запиской. Спустя две мучительные завядающие недели его освежили водой, давая волю вновь расцвести. «Прости, был у родственников. У тебя же всё хорошо? Если что, то я ожидаю тебя на своём дне рождения послезавтра. Думаю, нам нужно поговорить без каких-либо стен.» … talkin' to each other again.