Тьма и свет

Кларисса. Сестра. Его прелестная сестра. Любимая. Единственная девушка, к которой Джонатан будет всегда испытывать такое светлое чувство, как любовь. Его персональное солнце, что испепеляет все на своем пути. Джонатан ощущает себя под его лучами ослепленным, мучающимся от жажды путником, заблудившимся в пустыни, в которой не существует оазисов. Он желает всем своим сердцем дотянуться до этого светила, хочет быстрее сгореть в нем, но может лишь смотреть, тем самым продлевая свои мучения. Сейчас он позволяет себе лишь наблюдения за Клариссой, не разрешая себе к ней приближаться. Он прячется в тени, следя за каждым ее шагом, за тем, как она с осторожностью и любопытством исследует дом Валентина, как тайно пробирается в комнату Джейса или ищет возможность выбраться отсюда вместе с возлюбленным. Джонатан скрипит зубами от злости и бессилия из-за того, что она здесь ради Джейса. Ради этого глупого, слабого, светлого мальчика, которого всегда все любили больше, чем его. Так не должно было быть. Он не понимает, почему она идет на все ради Джейса, почему так же поступают Лайтвуды. Почему никто никогда не делал ничего подобного для него. Ведь он ничем не хуже Эрондейла. Особенно сейчас, когда тот находится под властью метки Лилит. Почему все так жаждут спасти именно его? Почему никто не думает о том, что Джонатан никогда не хотел иметь демонской крови, не хотел оказаться в Эдоме, где его обучали быть «правильным» демоном? Почему никто не задумывается, что этот путь для него избрал Валентин, так же, как и для Джейса с Клариссой? Когда-то об этом задумывалась сестра, но с каждым днем Джонатану все больше кажется, что для нее эти мысли канули в Лету. Ему кажется, что теперь она его действительно ненавидит. Иногда Джонатан думает о том, что бы было, если бы отец ввел ему ангельскую кровь, как и его сестре, а Джейсу демонскую. Быть может, тогда все оказалось бы правильнее, лучше. Возможно, это позволило бы ему быть рядом с ней, и она любила именно его. Валентин все испортил. Своими экспериментами, тем, что разрушил их семью, разлучил его с матерью и сестрой, отправил в Эдом. Лишил времени, которое Джонатан должен был проводить рядом с Клариссой, следя за ее взрослением, поддерживая в трудные моменты, защищая. Возможно именно из-за этих лишений все то светлое, что он должен был всегда испытывать к сестре, навалилось на него со всей силы и превратилось во что-то неправильное? В то, из-за чего Джонатан был вынужден каждую секунду бороться с собой. Бороться со сводящим с ума желанием прикоснуться к сестре, прижать к себе, впиться поцелуем в ее губы. Бороться с бурлящей в крови страстью, что при каждом взгляде на Клариссу напоминала о себе. С мыслями о том, как было бы прекрасно овладеть ею, впитать ее в себя. Целиком, словно вампир, выпить до последней капли. Джонатан всеми силами старался себя сдерживать. Позволяя себе лишь смотреть на нее и дышать воздухом, которым дышит она. Он со всей силы сжимал кулаки, до крови впиваясь в ладони короткими ногтями. Он кусал свои губы, желая отрезветь из-за такого легкого чувства боли, от привкуса крови во рту, но это не особо помогало. Он так часто бывал на краю, готовый сорваться с сестрой в бездну, что сбился со счета. И плевать, что у Клариссы были крылья, а у него нет. В такие моменты он покидал это место. Запирал Клариссу в доме, чтобы не видеть, не слышать ее, не желать. Уходил, слонялся по клубам нижнего мира в попытке найти кого-то, кто даст ему возможность притупить сжигающее его изнутри пламя. Но каждый раз, стоило ему только вновь увидеть ее, огонь вновь разгорался с новой силой. Он был так силен, но невыносимо бессилен относительно всего, что касалось Клэри. Джонатан имел слишком много силы — только вот не той, что ему была нужна. В любой момент он мог бы заставить Клариссу делать все, что он захочет. Он мог даже изнасиловать ее. Но все это было не то. Это никогда не породило бы в ней любви к нему, о которой Джонатан грезил каждую секунду своего существования. Джонатан понимал, что подобные навязчивые мысли были лишь результатом насильно заложенного в него темного начала, и потому боролся с ними. Он знал, что почти полностью погрузился во тьму, и единственным, что удерживало его от окончательной потери себя настоящего, были чувства к Клэри. Он твердо знал, что если силой добьется сестры, то это станет его концом. И потому цеплялся за нее. За Клариссу, что была его светом. Сколь спасительным, столь и губительным. Он балансировал на остром лезвии, боясь упасть назад — в ад. Пытался одновременно слишком не отдаляться от Клэри и не приближаться, потому что только это могло помочь сохранить такое хрупкое равновесие. Быть может, если бы она протянула ему свою руку, он обрел бы твердую почву под ногами. Но Джонатан боялся, что давно уже прошло время, когда такое еще было возможным. Он зашел уже слишком далеко и мог лишь оттягивать свое неминуемое падение. И оставалось ему лишь надеяться на то, что он не утянет за собой Клариссу. Но где-то внутри, в той темной глубине, с которой он боролся, таилась мысль о том, чтобы утянуть ее за собой.