Козёл

      Во рту жвачка, в ушах наушники, в башке ни единой умной мысли, только желание поскорей до дома доехать и пожрать. Нос к окну на задней площадке прижат и сплющен — взгляд пустой и полусонный, как у коровы на лугу.       Федька с работы ехал, мотал головой в такт музыке, машинально отсчитывал остановки и ждал, когда эта ежедневная автобусная пытка закончится.       Сегодня, как нарочно, за рулем урод — везти по-человечески не может, автобус дёргается и мотается во все стороны. Рядом две дуры на весь салон какую-то Арбузову обсуждают, и сзади козлина прижался, туалетной водой своей воняет и трётся, падла. Автобус — дёрг, и он своим передом по Федькиной заднице — хлоп. В штанах хуй здоровенных размеров — это чуткая Федькина жопа сразу определила. Автобус снова дёрнулся, козлина прижался, и Федька задом со всей силы назад двинул. Хмыкнул про себя и подумал, что, когда выходить будет, ещё локтем его пизданёт. Извраты, суки, совсем обнаглели, к порядочным пацанам среди бела дня лезут.       Если бы Федька был не один, а со Славиком или с Лысым, а ещё лучше с обоими, хрен бы этот педрилка подошёл. Но Федька был один, и был он ссыкловат. К тому же трущийся козлина явно здоровый и высокий. Да что уж там! Федьку-то все были выше. Добро только, что горласт был, как пет… кхм… голосистый, короче, но выёбывался только в компании, под защитой сильных приятелей.       От тяжких мыслей опять этот, хуястый, отвлёк. На остановке ещё толпа ввалилась, и под напором сволочуга сзади не только прижался, а буквально в Федьку вдавился. Тот наушник из уха выдернул и голову повернул:       — Э, слышь? Ты это… куда-нибудь… — И задом опять — тыц-тыц в обе стороны, мол, давай уже, свали на хер и не вторгайся в это… как его… пространство личное.       Козлина, наверно, очень любил на чужие пространства и жопы посягать, потому что ещё и руки на поручни положил по бокам от Федьки, словно в плен его взял. И наклонился. Ухо горячим дыханием опалило:       — Что, возбудился?       — Чё? — обалдел Федька.       — Задок, говорю, хороший. И крутишь им хорошо.       Федька прихуел. Квакнул чего-то и судорожно головой завертел, словно помощи искал. Слева тучный дядька спиной повернулся, справа девахи несчастной Арбузовой упоённо кости моют, аж захлёбываются.       — Ну, давай, на помощь позови, — голос насмешливый, и Федькино ухо горячим выдохом опять обожгло. — К бедному ребёнку маньяк пристал.       — Отвали, урод, — еле слышно прошипел Федька.       — Некуда. Придётся потерпеть.       Красный как рак, Федька опять в окно уткнулся и решил на злыдня писюкатого внимания не обращать. Чёрт с ним, пусть трётся, не трахнет же? Ну, переживёт как-нибудь. А в Федькиной голове вдруг картинка нарисовалась. Некрасивая такая картинка, пошлая: как будто об него, об Федьку, крокодил этот озабоченный не только трётся, но ещё и лапать начинает. Под футболку руки засовывает, гладит его везде — по бокам, по груди, задевая соски. Потом в трусы залезает и там мнёт, наглаживает, ощупывая яйца и член обхватывая горячей лапой. Руки огромные и сильные, Федька пошевелиться не может и всё позволяет.       От этой картинки и нехорошо стало, и почему-то очень приятно. Так приятно, что в трусах потяжелело и горячо стало. И ещё так стыдно, что он снова по сторонам зыркнул — не подслушал ли кто его мыслей.       А через мгновение Федька в себя пришёл и понял — приятно оттого, что его, в натуре, по бедру поглаживают. Уверенно так и нагло чужая мужская рука гладит, и потихоньку к Фединому сокровенному пододвигается. А сокровенное уже почти что колом стоит.       В тот момент он первый раз пожалел, что не девушка. Им в этом плане проще. Сразу визг на весь автобус, и хорошо бы когтями острыми по харе провести, чтоб полоски кровавые. А там весь автобус подключился бы — таких извратов не любят. Но у Федьки когтей нет и орать стыдно. Стой теперь, как мудак, и терпи. Или балдей, как больше нравится. Чужая лапа пах накрыла, сжала легонечко, отчего Федька едва в голос не застонал, и в ухо снова голос вкрадчивый:       — Хоро-о-оший мальчик.       И губы мягкие к шее прижались. У хорошего мальчика Федьки сердце замерло, куда-то вниз ухнуло, и вслед за ним табун мурашек поскакал во все стороны разом. Губы по коже скользнули, такие нежные, тёплые, что у Федьки чуть ноги не подкосились. Козёл шею исследовал, ямочку под ухом, мочку… И так спокойно и неторопливо, будто одни они в автобусе. Федька глаза закрыл, растекаясь лужей, и осел бы, наверно, если бы не понял, что его двумя руками за пояс держат.       «Меня мужик целует, — думал он отстранённо, — при всех. Ужас какой, хорошо хоть пацаны не видят», — и вздохнул прерывисто и сладко.       Хотелось ещё, и Федька, сам не осознавая, невольно голову наклонил, под новые поцелуи подставляясь. Но козёл отстранился и засмеялся ему в волосы. Федька снова мурашками по всему телу покрылся и аж задрожал.       — Какой чувствительный, — шептал автобусный маньяк в Федину макушку. — Хотел бы я посмотреть, что ты в постели вытворяешь.       Федька этого сам ещё не знал, поскольку в постели только с Дунькой Кулаковой общался, и поэтому ответил неопределённо:       — М-м-м-е…       — Я в автобусах редко езжу, и вряд ли тебя ещё увижу, так что вот, — сзади шевельнулось, и в Федькин карман что-то сунули. — Позвони, если хочешь. Правда, одними поцелуями тогда не отделаешься — это я тебе обещаю. И что понравится, тоже можешь быть уверен.       Снова движение, изврат ловко протиснулся и выскользнул из автобуса. Федька даже оглядываться, чтоб посмотреть на него, побоялся — стоял, как памятник самому себе. Когда автобус отъехал, краем глаза только сквозь заляпанное стекло высокую фигуру разглядел. А последний ещё и рукой ему махнул. Одно слово — сволочь.       Вышел Фёдор на следующей остановке, всё ещё с пылающими щеками. Вытащил из заднего кармана белый прямоугольничек. Буквы перед глазами расплывались, и прошла пара минут, прежде чем он прочесть смог: «Ульянов Андрей Васильевич» — и телефонный номер.       Отшвырнув карточку, прошёл несколько шагов и остановился. Помялся, по сторонам поглядел. К остановке медленно поливальная машина ползла. Федька тупо смотрел, как струи воды к визитке на асфальте подбираются, и рванул назад. Успел в последний момент, поднял карточку, и его окатило холодной водой. Федька взвизгнул и засмеялся. Мысли где-то очень далеко были. Повертел визитку, снова имя прочёл и, не раздумывая больше, положил её в карман.