Кровавые ночи

Я закрываю глаза, с горечью облизывая соленые от слез губы. Они, кажется, опухли и рана больно щиплет. Это ничего. Я привык. Мне стала даже нравится эта жгучая боль в запястьях, где красными линиями проходит след от недавно снятой, тугой веревки. Я перестал задавать вопросы, в надежде услышать ответ хотя бы на один из них. Да что там… я просто больше не хочу ничего слышать. И я больше не спрашиваю, почему он так со мной поступает. Встаю, медленно натягиваю на себя футболку, наспех снятую часом ранее. Не удивлен, что одежда разбросана по полу. Собираю ее, чувствуя, как боль растекается по пояснице яркими импульсами. Это ничего, это пройдет. Одеваюсь, ощущая на себе его взгляд. Мне не по себе от этой мысли. Аккуратно иду к выходу, не хочу действовать ему на нервы. Я знаю, какие у него сейчас глаза. Холодные и пустые, безжалостно жестокие. Я боюсь их, и ненавижу себя, ведь у меня такие же. Да, он мой брат и сегодня он преподал мне урок. Ведь я нарушил одно из его правил. Раны от хлыста еще пекут, но, кажется, кожа уже начала затягиваться. Привычное состояние регенерации. Моя боль лишь временна, легкая мера наказания. Она скоро совсем утихнет, но, боже, как же это было больно, противно, унизительно. Не оставлять следов – его козырь. Никто не узнает, это останется между нами. Как всегда. Я вытираю оставшиеся на щеках мокрые следы, кажется, он замечает мое движение. Снова, этот голос. Тихий, но вселяющий страх. Так умеет только он, я не знаю вампира опаснее. - Харука, надеюсь, ты усвоил урок? – у меня мурашки по коже от нависшей тишины. Не хочу отвечать, но сглатываю противный ком. - Да, брат. Я больше не зайду в твой кабинет, когда тебя нет дома, – натянуто роняю и, не поднимая на него глаз, быстро выхожу из подвального помещения. Тошно. Снова говорю себе, что у нас нормальная семья. Что так надо, он знает как лучше. А я должен чтить его законы, и уважать. Усмехаюсь, как будто бы я и правда этому верю. Иду к себе и падаю на кровать. Мне уже не больно от ран, я морально уничтожен. Отличное наказание для того, кого нельзя убить, так ведь?