***
Руфина, рыжеволосая девочка внимательно смотрела в окно, где только кружили первые снежинки. Она заинтересованно следила за каждой, проводила пальцем по оконному стеклу. Казалось бы, нет никого невиннее и искренней, чем она в этот момент. Большие карие глаза, ярко-алые щеки… Девочка всем своим видом демонстрировала изящество и красоту. -Ах, милый брат! Еще немного и мы сможем возвести огромного снеговика, правда? Девочка будто вихрем пронеслась по комнате, прижав к себе первую попавшуюся под руки тетрадь, — ну что же ты, все еще опечален тем, что мне пора идти? Прости, правление занимает много времени и сил. Её выражение лица сменилось с восхищенного на игривое, Руфина даже приподняла бровь. Она не хотела его обидеть или оскорбить, в словах не было и тени злобы. Но, что-то странное было в голосе этой рыжеволосой девочки, делающее всё мрачнее Руфуса, ее родного брата, что лишь отдаленно слушал речи сестры. В углу, больше похожем на ботанический, сидел худощавый парень. Казалось бы, его даже тяжело заметить среди огромных листьев этих причудливых растений. Такой не примечательный и грустный. Холодный, болезненный взгляд рассекал комнату и был направлен в неопределенную точку, от чего выглядел безжизненно. -Ну, что ты, милая, все хорошо, — юноша склонил голову перед своей сестрой и широко улыбнулся. «Стоило бы мне сказать что-то другое, я бы тут же лишился головы», — пронеслось в его мыслях. -Моя госпожа, вам пора, народ уже ждет. Руфина была крайне удовлетворена этим ответом, она знала, что иначе быть совершенно не может. Девушка накинула на плечи свою торжественную накидку: расшитую золотыми нитями, украшенную драгоценными камнями. Казалось бы, в этом одеянии она могла бы затмить само солнце, а красота ее огненных волос могла согреть сердца тысяч людей, но, пока тень падала лишь на…***
Тысячи голосов хаотично звучали отовсюду, вводя мрак в мой и без того шаткий рассудок. Они любят её, они боготворят её, но чем я хуже собственной сестры? Мы вместе делали эту страну именно таковой. Но, стоило, бы мне… -Ах, прекрасная госпожа, с вами наша страна расцветет! -Право, мы бы не знали, что бы делали без вашего величия… Я вновь грустно вздохнул и закрыл окно. В голове четко прозвучало: да, стоило бы. Слава, как яд. И, я, опьяненный ей, схватился за ножницы, что лежали в бархатной шкатулке около рояля. Острый инструмент предательски сверкнул в его ладони. Я перекидывал его из ладони в ладонь, поглаживал по кольцам. От чего-то казалось, что это убийство — некий ритуал. Осталось дождаться лишь одного, звонкого стука каблуков, оповещающих о том, что она вернулась в комнату. -Руфус, наш народ безумно счастлив! Она не успела понять, как оказалась плотно прижата к стене, а я вознес свое оружие над ее лицом. Она была настолько напугана, что даже обездвижена. Ее смутил мой безумный взгляд.Я рывками бил грудную клетку собственной сестры, прикладывая все свои силы, яростно рвал ножницами ей кожу, ее крики о помощи и стоны боли давали стимул бить сильнее. Еще несколько резких взмахов инструментом, по комнате раздался глухой стон, а на пол упало тело юной принцессы. Я до сих пор не понимал происходящего, все будто стало покрываться легкой дымкой. Нельзя даже помыслить о том, чтобы хоть на секунду соприкоснуться с тем неимоверным опустошением, вакуумом и хаосом, воцаряющимся от этого в моей душе, а в определенный момент окончательно и бесповоротно отрывающим от физического мира… -Мистер Руфус, отныне и на год вперед вы приговорены к клеймению, за причинение вреда государственному правителю. Раздался звон окровавленных ножниц о пол, обессилено рухнул и я. И самое обидное, что даже сейчас я лежал у ее ног, как вчера, в прочем как всегда. И действительно, это было ритуальное убийство. Приношение здравого смысла в жертву моего эгоизма.***
Когда я открыл глаза, то не сразу понял, что оказался на улице. Даже нет, это трудно было назвать улицей, ведь сюда обычно свозили строительный и бытовой мусор. Так, переулок, на который никто не обращает внимания. Но, я так и не понял, что будет со мной целый год? Правая щека безумно горела, будто бы ее долгое время били, любопытство перешло, все границы боли, вскоре я стоял у чужого окна, ощупывая свое лицо. «Что, черт возьми, на моем лице?» — я лихорадочно дотрагивался до нескольких непонятных мне символов, изображенных на моем лице. Так это, то самое «клеймо»? Что оно мне дает, а что забирает? Головная боль затрудняла мыслительные процессы, впрочем, даже если бы она отсутствовала, я бы вряд ли пришел к адекватному ответу. Ничего не оставалось, кроме того, чтобы побежать вперед, на более оживленную улицу, там-то точно знали бы о моем наказании. Я бежал так же яростно, как еще несколько часов бил собственную сестру, сносил коробки с мусором и, кажется даже задел пробегающего мимо кота. -Люди, скажите мне, какое наказание ждет человека, что жестоко расправился с нашей госпожой? — тут же закричал я, зная, что меня знает меньшее количество людей, чем великую Руфину. Но, к моему удивлению мне никто не ответил. Все оборачивались, кидали на меня испуганный взгляд и далее шли вперед, будто бы ничего не замечая. Будто бы меня нет, а им показался чей-то голос. -Вы это из-за печати на моем лице? Вы не можете судить меня за мои безумные поступки! — я все еще глупо надеялся на ответ, то и дело выкрикивая разного рода фразы. Но, ответа не поступило. Не поступило бы и через час и даже через два, ведь мое наказание было очень необычным. Теперь я невидимка, мы играем с обществом в странную игру: все люди вокруг делают вид, что меня нет, просто не существует. Я могу ходить, бегать, петь, всем будет всё равно. Сказать по правде, сначала я видел в невидимости только плюсы, ведь мог зайти в совершенно любой магазин и взять любой товар, это предусматривалось изначально. Я даже мог бы зайти в женскую баню, мне бы и слова никто не сказал. Они бы пытались строить невозмутимость, но на деле были бы жутко смущены. Это приносило мне настоящее удовольствие. Я мог идти по улице и резко на кого-то накричать, выдать признание в любви, а их дело строить лица полные серьезности. Я чувствовал свое превосходство, смотрел на всех надменным взглядом. Ах, как я тогда ошибался.***
Это веселило меня лишь месяца. Затем, люди научились полностью игнорировать меня, я кажется даже стал забывать свое имя. Со мной не говорил никто, даже подсознание покинуло меня, я правда стал принимать себя за невидимку. Порой, я сидел на бортике фонтана, схватившись за свои волосы, просто кричал, что я, Руфус, умолял поговорить со мной, но толпа проходила сквозь меня. Хоть поприветствовать, хоть улыбнуться в мою сторону. Чтобы я понял, что я живой, Я существую! Тишина. Я возненавидел тишину. Я мог бы ограбить и убить, но всем бы и дела до меня не было, будто это совершенно нормально. Весь мир принял решение отрицать моё существование, я больше не мог сопротивляться этому, я был сломлен этой системой. Руфина выжила после моей попытки убить, я тоже выжил, правда, кажется, только из ума. В стране настал тоталитарный режим, я ожидал, что за мной начнут наблюдать. Но даже сейчас, когда за всеми людьми была конкретная слежка, безразличное отношение ко мне не менялось, это угнетало. Однажды я допустил оплошность и сломал ногу, но в больнице меня не приняли, и пришлось помогать самому себе. Боль была настолько мощная, что, казалось, близится моя смерть. Но, сами подумайте, как может болеть то, чего нет? Никто не помог бы. Никто не закопал бы меня, если бы я умер, это угнетало меня сильнее всего. Я мог читать и смотреть все, что угодно, но какой в этом толк, если я не смогу ничего принести этому миру? Я стал чаще испытывать вину перед ранами моей сестры, внутри постепенно стало появляться чувство любви к ней. Неужели я схожу с ума? Так быть не может, люди, прошу, заметьте меня.***
-Помогите, пожалуйста! Мне, правда, нужна ваша помощь… Милый детский голос прозвучал слишком неожиданно, что крайне заинтересовало меня, мне пришлось заглянуть за поворот. И что я увидел. Несколько огромных мужчин зажали в углу маленькую, беспомощную девочку. Хотя, какое мне дело? Эти люди все равно посчитают, что меня нет. Но этот девичий взгляд… Два больших синих глаза устремились мне прямо в мою душу, какой ужас я видел в ее глазах, какой страх. Я ведь такой же как она, трусливый двадцатилетний ребенок, про которого все забыли. От чего-то на душе стало безумно тепло, я попросту не мог допустить смерти этой девочки, даже не смотря на весь мой эгоизм. -Девочка, как твое имя? — В пол голоса крикнул я, надеясь остаться незамеченным. -Сан.Санджулас! Она говорила так тихо и неуверенно, что напоминала мне осиновый лист, содрогающийся на ветру. Девочка еще сильнее вжалась в стену. -Что ты бормочешь себе под нос? Прекращай дергаться! Внезапно придуманная мной тактика казалась мне идеальной, с минимальной силой направить все свои возможности на невнимательность и внезапность. Вот он, обидчик Санджулас, говорит со своими друзьями. Они разговаривают, улыбаются, смеются. На моем лице появилась зловещая, недобрая улыбка. Быстрыми и нервными движениями я накинулся на одного из самых широкоплечих, стараясь ударить как можно сильнее и в самое болевое место. Зрачки расширились в огромное количество раз и теперь радужка представляла из себя ничто иное, как два черных пятна. Я звериным рычанием ударил еще раз, попав противнику по носу, вцепившись в плечи. Но, несчастная Санджулас от страха упала на землю, видимо потеряв сознание. Я должен был ей помочь и тут же ринулся к этой маленькой девочке. А моему противнику не составило труда отшвырнуть меня куда-то к забору. Длинные волосы сыграли со мной злую шутку, ведь, схватившись за них, мой противник стукнул меня о заборную трубу, что сильно ухудшило координацию движений. — Получай! — утяжелённый носок сапога с неприятным хрустом вошёл мне под рёбра. Теперь били все парни, безжалостно и со знанием дела. Минимальная сила удара при максимальной эффективности… Прямо в глаза попадала пыль, которая жгла сетчатку, но единственное, что я мог сделать — пытаться растолкать их ослабленными руками. Я попытался открыть глаза, но сквозь кровавую пелену смог разглядеть только край ночного неба. Небо… говорят, где-то там есть Бог, милостивый и заботливый отец, который помогает всем нам. Ну и где же твоя помощь, когда она так нужна? Усмешка сама сорвалась с его губ. -Ах, так тебе ещё и мало? — этот пинок оказался сильнее предыдущего, и у меня непроизвольно вырвался стон. Их разъяренные лица были полны удовольствия и ярко выраженного садизма. Глаза закрылись сами собой. Образ прекрасной, невинной Санджулас не выходил из головы, скрашивая минуты страдания и боли. Пожалуй, мне не стоило нападать так рано. Удары продолжались, но я уже не чувствовал боли. Я медленно начал проваливаться в беспросветный мрак. Не зная, сколько времени прошло — секунда казалась часом, а час — вечностью. Снег. Снег этой зимой выпал в необычайно большом количестве. Падали большие хлопья, которые скорее были похожи по размеру на лесные орехи…***
Когда я пришла в себя, рядом никого уже не было. Только он, немногословный спаситель, покрытый небольшим слоем снега и я. -Мальчик, тебе больно, прошу, ответь мне! Ты выглядишь неважно. Худощавый и бледный, со странной печатью на лице, он казался мне роднее всех. Я накинула на его плечи свою кофту, а затем крепко обняла. -Почему ты молчишь, мне страшно, милый мальчик. Ты же не оставишь меня? Странно, но я впервые встретила человека, у которого совершенно не билось сердце. Я не слышала ударов и была безумно поражена этим фактом. -Я не оставлю тебя, пока не отблагодарю, открой глаза, умоляю! Так, я лежала с ним в обнимку час или два, чувствуя, как крупные снежинки покрывали все мое тело. Я совершенно не заметила, как вокруг нас стали собираться люди. Это была наша госпожа, Руфина и ее охрана. Девушка набросила мне на плечи свой плащ и тут же скомандовала увести меня. -Прошу, госпожа, позвольте мне остаться! Мальчик очнется, я отблагодарю его! Я дергалась и пыталась вытянуть свои руки из крепкой хватки охраны, но все было четно. Руфина подошла к холодному телу Руфуса, мягко провела ладонью по его волосам, а на лице появилась легкая улыбка, — мой милый брат. Пусть тебе звезды дарят сны. И, прости, что я была так слепа. Она сняла тиару со своей головы и опустила на его голову, скомандовав куда-то унести тело. Затем, госпожа вновь подошла ко мне. Она, молча, протянула листок с одной фразой, написанной красивым, ровным почерком: « таков путь в тени. И он непременно твой разум совсем одурманит собой». И затем удалилась уже навсегда.