Привязанность

Двор залит солнцем. Я спускаюсь по лестнице из галереи и сразу же оказываюсь в окружении школьников — однокурсников и ребят младше и старше. Вот высокая девушка-гриффиндорка спорит о чём-то со своей старостой Анджеликой, вот двое первокурсников-хаффлпаффцев сидят у фонтана, брызгаясь друг на друга, вот стайка слизеринских мальчишек мило беседует в стороне, напрочь отказываясь соответствовать стереотипам о коварстве своего факультета. Где-то в гуще толпы мой намётанный взгляд отыскивает Рован — она повторяет слова ободрения, но вид у неё невесёлый — она только-только покинула больничное крыло. Мне жаль её и хочется поддержать, но во двор я пришла не за этим: только что кто-то сообщил, что меня разыскивал сам Хагрид и обещал подождать во внутреннем дворе. И вот я здесь, вглядываюсь в пёструю волну мантий всех цветов, чтобы различить знакомую высокую крепкую фигуру. Вот и он — стоит за фонтаном, неловко осматриваясь по сторонам. Шаг за шагом, приближаюсь к нему всё ближе, как вдруг откуда-то слева слышится знакомый насмешливый голос, уже давно ставший для меня музыкой: — Похоже, Джонс, этот бородатый олух дожидается именно тебя! Оборачиваюсь. Она самая, собственной персоной. После той дуэли и поцелуя Мерула избегала меня, но после нескольких встреч на уроках зелий, видимо, освоилась, и теперь вновь вернулась к своему привычному занятию — подтруниванию над окружающими. Будь это я, или даже кто-то из друзей — я бы не обратила внимания на эту остроту, но грубое слово, сорвавшееся с губ Мерулы, задевает меня внезапно и резко. Конечно, её поведение можно понять: девочка из аристократического чистокровного рода вполне может снисходительно относиться к простодушному лесничему школы, но это уже слишком. Чувствую, как гнев закипает под мантией, и разворачиваюсь к ней, вмиг пересекая расстояние между нами. — Так нельзя, — строго бросаю я, глядя на неё в упор, и упираю руки в бока. —Ты должна извиниться перед Хагридом. — Ещё чего! — Мерула хмурится, и рука её тянется к карману, где ждёт своего момента волшебная палочка. — Он не стоит того. Люблю и ненавижу. Ненавижу и люблю. Как и всегда, околдована её высокомерием, и, как всегда, терпеть не могу её за это. — Извинись, иначе… В моём голосе звенят угрожающие нотки, но Мерула, кажется, не воспринимает их всерьёз. Она стоит, иронично глядя мне в лицо, и лиловые глаза её лукаво поблёскивают, словно провоцируя меня на противостояние — как и много раз до этого. — Иначе что? Ударишь меня? Вызовешь на дуэль в третий раз? Нет уж, с дуэлями мы закончили, ты сама это признала. Раздражение наполняет каждую клетку моего тела, чувствую, что вот-вот взорвусь… может, и в самом деле врезать ей? Краем глаза замечаю старосту Слизерина, Феликса: вот уж кто не упустит шанса снять с меня баллы за драку и поддержит свою подопечную во всём. Чувствую себя безумно глупо. О Мерлин, за что мне эта проклятая привязанность к дерзкой девчонке, готовой довести меня до применения кулаков? И вдруг, словно в ответ на моё мысленное восклицание, Мерлин дарит мне идею — прекрасный вариант действий, равных которому не придумаешь. Оглядываюсь по сторонам, отмечаю поблизости других слизеринцев, возможных друзей своей соперницы, и радуюсь тому, что они это увидят. Такого не ожидает никто, и Мерула — в первую очередь. Шаг, самый последний к ней, о палочке можно забыть — слишком близко стою. Смотрю в бесконечно дорогие глаза, и вдруг, качнувшись вперёд, обхватываю их хозяйку обеими руками за шею, притягивая к себе и сама прижимаясь к ней. Изо рта Мерулы вырывается какой-то нечленораздельный изумлённый звук, и, раскинув руки, она замирает в моих крепких объятиях, ошеломлённая и растерянная. Вокруг нас перешёптываются, кто-то хихикает, кто-то закатывает глаза, но я держу её крепко, не отпускаю и на мгновение совсем забываю, что всего лишь хотела выставить её на посмешище и заставить извиниться. Пальцы смыкаются на затылке, захватывают каштановые колечки кудрей, скользят ниже, стискиваясь у неё за спиной, и в этот момент Мерула делает отчаянный рывок, силясь выпутаться из моих рук. — Что?! Что это только что было?! — её нижняя губа трясётся, лицо побелело, и руки всё так же смешно и беспомощно растопырены. О, Мерула, как мало ты обо мне знаешь, как мало знаешь о моём отношении к тебе… Смотрю на неё бесстыдно-открыто, торжествуя, и отхожу в сторону с тихой улыбкой. — Что это? — Привязанность, — небрежно сообщаю я, негромко, но так, чтобы слышали стоящие вокруг. Те смеются, хмурятся, шепчутся. Эффект достигнут. Мерула отряхивает мантию от моих прикосновений, судорожно трёт руками плечи и шею, где только что были мои ладони, и наконец выговаривает с искренним выражением омерзения на лице: — Отвратительно. Я даже не удивлена. Поворачиваюсь, чтобы уйти, и толпа расступается передо мной, образуя узкий коридор любопытных лиц. Уже делаю первые шаги, собираясь отыскивать таки Хагрида, как вдруг чья-то маленькая ладонь ложится мне на плечо, и ставший родным голос окликает меня: — Эй, Джонс! Мерула стоит позади, взъерошивая пальцами рыжий клок прядей надо лбом, и выговаривает очень тихо и отчётливо: — Сделай так ещё раз.