Любил ли он ее?

Любил ли он ее? Кавахира открыл миску с лапшой. Как давно это было… сколько раз он смотрел в бездонные синие глаза? Дочери Сепиры сменяли друг друга, но Кавахира всегда мог безошибочно сказать, знает ли обладательница этого взгляда правду или еще нет. Вопрос времени… но как же все они похожи на Сепиру! Мужчина разломил одноразовые палочки и посмотрел в небо. Лица сменяют одно другое, а он останется здесь до тех самых пор, пока с земли будет видна эта синева, пока светит солнце, пока плывут облака. Почему же она так поступила? Он не может задать этот вопрос ей, а у каждой из ее дочерей свой ответ. И кто поручится, что он будет верным? Ведь они даже не знали ее. Любил ли он ее? Этот вопрос задавали ему жены и невесты, наложницы и наложники, любовницы и любовники. Ревнуя, сочувствуя, печалясь, злясь, грозясь уйти и обещая все понять. И Кавахира с неизменной улыбкой отвечал, что она в прошлом. Ведь оттуда, куда они уходят, никто не возвращается. Во всяком случае, пока он никого не встретил. – У меня к тебе вопрос. Кавахира поднял голову и шумно втянул лапшу. Перед ним стоял лохматый подросток, который слегка сутулился, сунув руки в карманы. Пытливый взгляд сиреневых глаз скользил по мужчине средних лет, подслеповато щурившемуся сквозь запотевшие от пара горячего обеда очки. Кавахира, который сидел на ступенях, ведущих к дому, и грелся на солнце, поставил миску рядом и медленно снял очки, чтобы протереть их краем халата. Бьякуран Джессо, кажется? – И как же ты меня нашел? – Твое имя есть в телефонной книге и на сайте агентства, – подросток лучезарно улыбнулся. – Ты же торгуешь недвижимостью. Бессмертный с усмешкой кивнул. Почему-то такая светлая мысль приходила в голову не всем. Но и не все знали его последнюю фамилию, под которой он работал. – Если ты о том, кто мы такие, то я вроде уже рассказал все, – заметил он, вытянув руку вверх и глядя стекла на свет. Вроде чистые. – Нет. У меня к тебе другой вопрос. – Только один? – Кавахира лукаво улыбнулся, водружая очки обратно на нос. Подросток засмеялся. – Ты же не сказочное существо, чтобы так цепляться к словам. – Может, мне просто скучно, – мужчина вновь поставил миску на колени и подцепил палочками лапшу, – и я хочу побыть немного кем-то мифическим, ответив только на один вопрос. – Тогда это будет очень, очень длинный вопрос, – не растерялся Бьякуран. Кавахира снова улыбнулся, одобряя его слова, и проглотил порцию лапши. – Ладно, задавай, – заметив, как подросток набрал в грудь воздуха, он торопливо поднял палочки и помахал ими в воздухе. – Нет-нет, говори нормально. Я отвечу на все. – Даже если тебе не понравится вопрос? – заинтересовался Джессо, с любопытством поглядывая на собеседника. Иллюзионист задумчиво ловил палочками половинку яйца. – Значит, тебе не понравится ответ, только и всего. Спрашивай. – Почему ты не остановил меня? – Бьякуран склонил голову к плечу и, поймав недоуменный взгляд Кавахиры, пояснил. – Там, в будущем. – Извини, но я не знаю, – мужчина пожал плечами и надкусил яйцо. – Я не знаю будущего. – Но ведь ты охраняешь Землю, почему ты позволил разрушить мир? – Я тебе сейчас кое-что объясню, – Кавахира проглотил остаток яйца и шевельнул палочками в воздухе. – Если можно так выразиться, у нас разделение обязанностей: потомки Сепиры видят будущее, а я сохраняю память о прошлом. Я не знаю того, что будет, а они не помнят того, что было, только видят обрывки, когда приходит время, и то иногда приходится помогать. Поэтому я понятия не имею, о чем ты. – О несостоявшемся будущем. О будущем, которого теперь не должно случиться. – Я не разбираюсь в этом. Варианты будущего, которого не будет, видел тот, кто уже ничего не скажет. Джессо помолчал, переводя в голове сказанное, однако решил не вдаваться в подробности. – Но ты же знаешь, что в будущем я разрушал параллельные миры. – Не знаю, – Кавахира пожал плечами, – я не в курсе того, что происходит в параллельных мирах. Та, кто это знала, тоже больше не с нами. Считай, что ты временно вместо нее. Подросток снова затих, размышляя. Бессмертный тоже безмолвствовал и ел лапшу, щурясь от яркого солнца. А что тут еще сказать?.. Когда Кавахира поднял голову, почувствовав, как на него повеяло ветром, Бьякурана уже не было. Что ж, некоторым нужно время, чтобы придумать вопросы. Это он уже задал все вопросы, которые только мог. Любил ли он ее? И да, и нет. Ведь любовь – это такое человеческое чувство. Когда Сепира ушла, он вынужден был общаться с людьми. Он узнал много удивительных вещей: например, люди придумали големов, а потом роботов, киборгов, – существ, созданных человеком с определенной задачей. И они видели своей жизнью лишь служение этой цели. И Кавахира понял, что эту мысль придумали не люди. Он не помнил, как он и его соплеменники появились на свет. Просто в какой-то момент он и ему подобные осознали себя и свою задачу. Каждый из них имел четкое представление о том, что им необходимо сохранить этот мир. Кто их сотворил и кто дал им указания? Он не мог припомнить. Возможно, потому, что помнить – это не его долг? С уходом остальных он взял на себя много чужих обязанностей, и с тех самых пор он никогда ничего не забывал, сохраняя по крупицам историю их рода. Возможно, если бы он захотел, то вспомнил бы, откуда они? Но ему не хотелось этого. Некоторые вещи совершенно не хочется воскрешать в памяти. Но самое главное, каждый из них не просто хотел сохранить эту планету – они не видели другого смысла в жизни. Спокойно выполняя свой долг и питая Пламенем камни, они существовали, подобно деревьям и камням, и наблюдали, как течет время. Поэтому нет, он не любил ее. Они лишь служили этому миру. А потом что-то пошло не так. Они стали уходить. Кавахира не мог назвать это «умереть», поскольку все, что умирало в природе, всегда возвращалось: день сменял ночь, а весна – зиму, пробуждая все от смертельного сна. Животные погибали, давая жизнь другим животным и растениям. Смерть – это просто сон, от которого рано или поздно очнешься. Этот круг нельзя было разомкнуть, он был логичен, он был всегда. Им тоже предстояло умереть, уснуть, но позже, вместе с их миром, и вернуться где-то в другом. А потом один из них ушел. Они оставили его на земле, чтобы он смог вернуться позже, подарив жизнь, как все остальное в мире, однако он не вернулся – они поняли это, когда заметили, что поддерживать порядок стало тяжелее, потому что их стало меньше. И с тех пор все пошло прахом. В конце концов, они остались вдвоем с Сепирой. И им пришлось обратиться к помощи людей. Не то, чтобы Кавахира не любил людей – они казались ему чем-то инородным, лишним в круге жизни и смерти, ведь они брали больше, чем им требовалось, меняли порядок, установленный природой, вносили хаос в размеренный ход событий. К счастью, они не нарушали самые основы, умирая и давая жизнь снова. Сепире были любопытны люди, Кавахиру же они не интересовали, поэтому он считал их такими же, как они – внешне их нельзя было отличить, – только немного странными. Люди были слабее, с чем приходилось считаться. И умирали гораздо раньше, чем следовало. Однако оказалось, что они другие, совсем другие. И то, что казалось Кавахире непреложной истиной, они не понимали. Например, они не считали, что сама их суть – это защита мира. Вот тогда он и поссорился с Сепирой: он продолжал стоять на своем, просто беря у людей то, что ему было нужно – даже не ему, а планете, ведь это их долг; Сепира же рассуждала, что, если они не видят в том свой долг, возможно, их предназначение в ином, и потому нужно найти компромисс и договориться. Она ушла к людям, чтобы узнать их лучше, и забрала часть камней. Он же продолжал делать все по-своему с тем, что осталось. Ведь главное – сберечь этот мир, и они оба это понимали и прикладывали все силы. Любил ли он ее? Нет. Он даже не понимал, что одинок. Он не был знаком с такими чувствами, как тоска, грусть, тревога. Для него почти ничего не поменялось, однако ему приходилось общаться с людьми, и вскоре он обнаружил нечто необычное в них. А потом вернулась Сепира и сказала, что умрет. Нет, она не уйдет, она умрет, как положено. И в дальнейшем он встретится с ее дочерью, ее преемницей. Ей пришлось повторить несколько раз, прежде чем Кавахира понял, что она собирается сделать. Он не стал ее отговаривать – ведь раз она умирает, значит, она вернется. Хотя он не представлял, как она это устроит, ведь им суждено жить до тех пор, пока жив этот мир, пока с земли видна синева неба, пока светит солнце, пока плывут облака, и умрут они только вместе с ними. Но Сепира могла видеть грядущее – возможно, она увидела и нужный способ. И она ушла. Не уснула, не умерла, а именно ушла. Кавахира думал, что она умерла, чтобы вернуться, но позже встретил ее преемницу – похожую, но совсем другую. Поддерживать порядок не стало сложнее – значит, Сепира вернулась. Однако это была не она, она назвалась дочерью Сепиры, у нее оказалось свое имя. Кавахира долгое время не мог понять этого. Это был один из вопросов, который он задал давно. К счастью, он нашел ответы на все. Например, что даже смерть бывает разная. Силы Сепиры остались здесь, и ее обязанности по-прежнему исполняются. Но без самой Сепиры. Было ли ему грустно? Тогда он ощутил неправильность происходящего, пустоту. Наверное, это была грусть – та грусть, которую он смог испытать. Дочери Сепиры могли видеть будущее, но не помнили прошлого – того, что помнил он. Это было сложно. Не потому, что приходилось объяснять им их суть, а потому, что теперь Кавахире приходилось общаться с людьми гораздо чаще. И вскоре он понял, в чем была разница между ними, между его родом и родом человеческим. Выбор. Люди постоянно что-то выбирали: кем стать, с кем говорить, что делать. Его же путь был предопределен. И тогда он понял, почему Сепира ушла. Кавахира отставил пустую миску и, щурясь, посмотрел на солнце. Снял очки, протер их вновь и, поймав яркие лучи стеклом, пустил на стену солнечного зайчика, после чего вернул очки на нос. Затем достал старомодный мундштук, вложил в него сигарету и закурил, выпуская тонкие струйки дыма. Выбор… у них никогда не было выбора, он попросту не требовался. Был долг, и сам смысл их жизни в его выполнении. А Сепира хотела выбирать. Но когда у тебя не так много вариантов… она выбрала смерть для того, чтобы подарить право выбора своим дочерям. Бессмертный невесело усмехнулся и привычно начертил в воздухе сигаретой знакомый контур. За табачным дымом тянулся шлейф Пламени Тумана, обрисовывая большие печальные глаза, длинные волосы, насыщая изображение разноцветными красками. Сепира… принято считать, что она прокляла себя и свой род ранней смертью, но это не так. Она прокляла свой род выбором, пытаясь дать своим дочерям то, что было у людей. Но ведь по сути они остались теми, кем были. И эта двойственность приносила им страдания. Почему они умирали так рано? Они могли прожить ту же жизнь, что и люди. Но они вкладывали все свои силы, все Пламя в камни, сами угасая, подобно свече. Если происходила катастрофа, угрожавшая миру, они отдавали свою жизнь. Почему? Потому что в том был их долг. Они знали это, как знал и Кавахира, а потому он лишь молча наблюдал со стороны за их мимолетной жизнью. В чем же состояло проклятье? В том, что, в отличие от Кавахиры, они могли этого не делать. И дочери Сепиры действительно могли жить долгие, долгие годы, отказавшись от своих обязанностей. Разумеется, мир бы не рухнул сразу, на все нужно время, и потому выбор действительно был – его бы не осталось у следующей дочери, ведь откажись и она, мир бы погиб. И каждая из дочерей Сепиры неизбежно выбирала смерть, чтобы у ее последовательницы, у ее дочери, тоже был этот выбор. И Кавахира считал это проклятьем – нельзя стать человеком, оставаясь представителем их рода, оставаясь Хранителем. Кавахира подул на свой рисунок, и лицо Сепиры растаяло. Хранители… вероятно, именно это имя наиболее точно отражало суть их рода. Его перенял тот мальчишка, Джотто, а теперь так называют приближенных босса мафии. Искать Хранителей среди преступного мира – почему бы и нет? Кавахире было глубоко плевать, чем занимались те, кому предстояло хранить мир, лишь бы у них хватило сил. На самом деле, настоящими Хранителями являлись только носители Тринисете, а истинными Хранителями оставались он и дочери Сепиры. Но самой Сепиры больше не было. Скучал ли он по ней? Поначалу, нет. Однако уходя, Сепира прокляла и его. У него и так никогда не было выбора, а теперь она лишила его возможности избегать общества людей – ему нужно было искать сильнейших для выполнения своего долга. А это накладывало определенный отпечаток. Кавахира затянулся и выдохнул замысловатую спираль с явным синим отливом Пламени Тумана. Да… он всегда помнил о своем происхождении, но иногда оно казалось ему сном. Он просыпался в маленькой хижине в Теночтитлане, у моря в жаркой Малаге, среди снегов в холодной Российской Империи, в каморке у мастерской в таинственной Персии. Он шел говорить с богами о дожде, варить жене кофе в постель, ухаживать за любимым оленем, писать миниатюры для «Шахнаме». И тогда ему даже представлялось, что он человек. Сепира оставила ему свое проклятье: он научился чувствовать, как люди, смотреть на мир их глазами, понимать их стремления и желания. Единственное, чего он так и не понял – зачем они здесь? У него был его долг, а у них? Неужели они действительно могли сами выбрать свое предназначение? Определенно, Сепира прокляла его, оставив одного с такими мыслями, лишив даже намека на выбор. Ее проклятье и ее дар. Ведь, в конце концов, ему это даже нравилось. Он носил очки, которые ему не нужны, щурился на солнце, хотя мог смотреть прямо, курил и наблюдал, как изо рта выходит причудливый дым, просто потому, что так он чувствовал себя человеком. Ведь людей вокруг было много, а он остался один, действительно один – дочери Сепиры не знали его и потому не всегда могли понять. И да, теперь ему было знакомо чувство одиночества, поэтому он остался в обществе тех, кто был на него хоть отдаленно похож… и сам стал похож на них. И Кавахире совершенно не хотелось вспоминать, откуда он пришел, кем являлся – люди имели удивительную способность изменять все, к чему прикасались. Но о своем долге он помнил всегда. И в какой-то момент он набирал семерых новых сильнейших, с мрачным удовлетворением (которому он тоже научился у людей) лишая их выбора, делая их Хранителями и принуждая разделить его обязанности. Вот кем становились Аркобалено. Поэтому если кто-то считал, будто Кавахира ненавидит людей, то он ошибался – ему было все равно. Ненависть – слишком сильное и слишком человеческое чувство, ему было трудно овладеть им в полной мере даже спустя долгие столетия. Вероятно, что-то в его мозгу отличалось от мозга людей, не так проходили химические реакции, не те гормоны синтезировались – да, он следил за научными достижениями человечества. Так любил ли он ее? Может, и да. Только любовь – тоже слишком сильное чувство. Во всяком случае, порой он вспоминал ее с благодарностью. И спокойно смотрел в глаза ее дочерей. И всегда знал, знают ли они правду. Потому что их взгляд становился очень печальным. Потому что выбор – это действительно проклятье. И ему хотелось сказать – да, я знаю, что ты знаешь. Возможно, каждой из них хотелось сказать ему то же самое. Но они лишь молча кивали друг другу и обменивались улыбкой, знакомясь заново – тот, кто обречен исполнять свой долг до окончания мира, и та, кто выбирает исполнение долга, отдавая за это жизнь. Теперь дочери Сепиры избавлены от своего проклятья, им больше не нужно делать страшный выбор. Иногда он будет, пожалуй, пересекаться с ними. – Вот вредный мальчишка! – вслух произнес Кавахира, поднимаясь на ноги. – И вправду, почему я его не остановил? Да, он соврал, сказав, что не знает о событиях будущего – одна из дочерей Сепиры, Юни, передала ему свои воспоминания. Этот дар, как и способность путешествовать во времени, тоже принадлежал ушедшим. Бьякуран знал, что происходит в параллельных мирах, а вот миры, которые по каким-то причинам никогда не появятся… что ж, Кавахира иногда развлекался на досуге просмотром этих сценариев. Например, что было бы, если бы Сепира осталась с ним? Ведь ее решение распространилось на все параллельные миры. Но бессмертному не нравилось искать ответ на новый вопрос, потому что он уже его знал, и он пришелся ему не по душе – либо пришло его время уходить, либо ему тоже захотелось выбора. И он решил отказаться от долга, обрекая мир на гибель. Нет, этот ответ ему совершенно не нравился. Но с другой стороны… Кавахира снял очки и, подняв голову, взглянул на солнце широко распахнутыми глазами. С другой стороны, хотя бы в одном мире он выбрал помочь Цуне и его друзьям. И этот выбор спас все остальные миры. Что ж, это приятно. Мужчина усмехнулся и надел очки обратно. Не исключено, что кто-то помог ему с данным выбором – правда, этого он уже никогда не узнает. Не все можно увидеть даже со всеми способностями всех ушедших.