"No expression."

      Что она чувствует?       Страх?       А чего ей бояться еще? Брат, в которого она так хотела верить, никогда не верил ей. Потому что не знал ее. Самозванец, отлично справлявшийся со своей ролью, не выдержал последнего акта собственного спектакля. Отец, готовивший ей завтраки по утрам, теперь будет готовиться к суду. Мать, запрещавшая общаться с плохими парнями, плохими девочками, со всеми сразу, наверняка сама перестанет разговаривать с кем-либо и устроит себе личный домашний арест. Сестра, раньше всех осознавшая, что в белом пряничном домике обитает далеко не фея-крестная, поспешила отправить свою карету прочь. Семьи больше нет. Значит, некого бояться.       Ненависть?       Ее учили быть хорошей девочкой. Примерной ученицей, у которой в дневники должны сверкать лишь отметки «А+». Послушной дочерью, вечно улыбающаяся родителям и приходящая домой ровно к 8 вечера. Отличной писательницей, чьи статьи смогут продолжить семейное дело. Ее не учили ненавидеть. Ее учили прощать. Но у хорошей ученицы прекрасная память. Ее не научили забывать.       Гнев?       Она действительно всегда улыбается. Розовая помада на ее миленьких пухлых губах так и светится доброй и счастьем. А ладони спрятаны от лица близких и посторонних длинными рукавами не менее розового свитера. Потому что гнев – удел слабых. А она сильная девочка. Ведь даже улыбаться можно так, что захочется сбежать и спрятаться.       Боль?       Джейсону было больно, когда отец убил его. Фреду Эндрюсу было больно, когда Черный Капюшон прострелил его живот. Веронике было больно, когда ее пытались изнасиловать. Маме было больно, когда она узнала, что Чик – обманщик. Арчи было больно, когда он не смог защитить отца. Шерил было больно, когда собственная мать сдала ее в психушку. Она же просто была рядом и пыталась помочь. Никто не спрашивал о ее боли. Когда ЭфПи вынес тело Джагги, все сразу обернулись на нее. Все понимали, что она чувствует.       Она же чувствовала ровно ничего.       Потому что в тот момент Бетти Купер перестала существовать для этого мира и для самой себя.       Зачем что – то чувствовать, когда единственный, кто дарил тебе эти самые чувства, мертв?