Keiner von uns

02.01.15, Пятница

Выходить из дома пришлось рано, ещё аж в пять – Артём сказал, что Рита хотела, чтобы мы помогли ей готовить. Мне казалось это слегка странным, но в то же время я был не особо против. Хотя бы потому, что думал, что это нормально. Всегда, когда у нас дома намечалось застолье, или мать собиралась к кому-то, было типа обычным делом, когда кто-то приходил пораньше и помогал – доготавливать всякую хрень или накрывать на стол. Вроде как, это обычное правило хорошего тона? Не ебу в хорошем тоне. По мне и видно, наверное. Но тем не менее. Это и по сути как-то невежливо. Рите, то есть, надо одной и приготовить на всех, и всё сделать, а потом ещё и утром убираться придётся. Так звучит, будто мы там вчетвером устроим ёбанный дебош и такой пиздец, что Рита завтра полдня будет только одну посуду отмывать, но всё равно. В чём проблема помочь человеку – подготовиться к празднику, назовём это так, или как-то убраться после него. По крайней мере, я думал, что завтра утром мы не встанем и не уйдём. Типа.. Это будет ебаное кидалово, а кидать людей плохо, особенно – дам. Рита же не принципиальное чмо? Не откажет, если предложить ей помощь? Надеюсь, что нет, а то вот неловко будет. Я тут уже планирую, а она меня завтра утром пошлёт нахуй. "Сама всё сделаю, пиздуй домой, мудила. Сдалась мне твоя помощь". Какие мы неуверенные.. Рита пристально следила за мной, пока мы разувались, и мне от этого было очень не по себе. Что, прямо со входа..? – Ты принёс? – как только я закончил, дама сразу приступила к делу. – Да. – Их же Силке готовила? – Типа того. Технически, это делал я, но вдруг Рите принципиально важно, чтобы это была именно моя мать? Не знаю, какой может быть смысл в этом, но мне просто было стрёмно просить её сделать печенье для нас. Типа как бы я вообще объяснил, что Рита попросила её испечь для нас кое-что? Это так тупо, мне кажется. Хотя мать в любом случае узнала бы. Я бы всё равно не смог приготовить что-либо незаметно от неё – раз. Хули там, если она покидает кухню только на ночь и на несколько минут в течение дня. Два – мне всё равно пришлось просить её о помощи. Я ж больно, блять, ебу, как готовить эти пряники ебаные. Конечно, я помогал матери с этим раньше, но знаний мне это особо не дало. Основных, по крайней мере. Так что в любом случае мне бы пришлось говорить с ней об этом и просить помощи. Но зато глазурь полностью её приготовления. Да. Там есть глазурь. Четырёх цветов. Белая, золотая, красная и зелёная. Есть, где разгуляться при украшении. – У, у нас будут настоящие имбирные печеньки, – пропищала Рита, довольно улыбаясь. Настоящие..? Почему они должны быть "не"? Это вот потому что моя мать немка, да? Это то, о чём я думал только что? Рите реально было важно, чтобы их делала именно моя мать и никто другой? Хорошо, что я не рассказал.. – Только их ещё украсить надо, – мне подумалось, что будет лучше предупредить сразу. – Мы не стали. – О-о, – заинтересованно протянула Рита. – Звучит классно. – Что происходит? – только мы замолчали, уточнил Артём, до этого молча наблюдавший. Молча и недовольно. – Я попросила Силке.. Ну, вернее, Сения. Чтобы он попросил Силке приготовить нам имбирное печенье. – Как мило, – Артём что-то не воодушевился. – И кто будет украшать? – Мы, я так понимаю? – Рита оглядела меня. – Ковальский не разбежался вообще хоть что-то делать. Ты, я так понимаю, тоже. Я даже не знал, что Ковальский здесь, но после упоминания я осмотрел пол в коридоре и заметил его обувь на полке. Даже не вышел поздороваться, что за человек. – Н-не.. Спасибо. Ленивые хуесосы. И так каждый год, что ли? Бросают даму одну на кухне, а сами идут хуйнёй страдать? Охуенные вы друзья, конечно, пиздец. – Арсений тебе поможет, – под недовольным взглядом Риты вздохнул Артём. – Жаль только, что вам никто не поможет. – Это как анекдот, – Ковальский вечно был как из пизды на лыжах. – "У нас ничего не выйдет, я лесбиянка. Всё нормально, я как баба". Да. А теперь давайте играть в игру "Как это относится к предыдущей теме разговора". Кто угадает как от одной темы Ковальский в своей голове перешёл к другой. Хотя я, кажется, понял. Это к тому, что типа раз я помогаю на кухне и не выёбываюсь, что не хочу или что это женская работа, то я сразу как баба? Ковальский, иди нахуй, реально. – Ой, Даши нет рядом, Ковальский расшутился про лесбиянок, – весело протянула Рита. – Даша запрещает тебе шутить про лесбиянок? – уточнил Артём, недоумённо вскинув одну бровь. – Да. Говорит, что это рассаживание стереотипов, а это плохо. – О, да, – протянула Рита. – И поэтому Даша, чтобы не рассаживать стереотипы, сама встречается с парнем. Не хочу никого обидеть, но разве это не типичный образ такой вот оБыЧнОй дамы по дамам? Все те шутки про "Ты вся такая лесбиянка, но твоя девушка выглядит мужественнее, чем твой батя" не с потолка же взяты. И все те приколы, что дамы очень любят сегодня агрессивно доказывать тебе, что мужики – богомерзкие ебланы, и трахаться с ними – себя не уважать, а завтра уже "Не говорила я такого, чё доебался, иди нахуй". Не хочу, конечно, выставлять Дашу вот такой тупицей. Да и разве там не было.. Я не знаю. Но Ковальский как-то объяснял, почему и как они сошлись. И типа чего Рита опять прицепилась к Даше. Оставьте уже в покое друг друга, заебали. – Может, она это делает потому, что я ей как человек приятен? Или ей со мной комфортно. Почему нет. Рита вскинула одну бровь, посмеиваясь. Ну да. Ковальский, "приятен как человек". Ага. Так мы все и поверили. – А то, что вы ебётесь? – Поебаться хоть с кем можно, это же не значит, что тебя к этому человеку влечёт физически или романтически. Сама не знаешь, что ли, как это работает. Может, она в такие моменты представляет под собой какую-нибудь милую девулю со страпоном, откуда я знаю? Не успел я даже про себя удивиться, какого же хера снова начинаются какие-то всратые разговоры, как Артём завозмущался по этому же поводу: – Почему каждый раз, когда мы собираемся, мы начинаем говорить о какой-то хуйне? – Я сейчас вообще молчал, – решил сразу обозначить я, пока на меня не наехали. – Да причём тут ты? – Артём даже не понял, и я даже разозлился. То быкуют на меня каждый раз, а потом удивляются, причём тут я. Ну конечно. – Вы с Ковальским вечно на него наезжаете, что это из-за него вся хуйня происходит. Даже Рита помнила. Даже она. – Это всё пагубное влияние Арсения, да, – Ковальскому как будто напомнили об этом. – Он плохо влияет на нас одним своим присутствием. Арсений, уходи. – Арсений, дай Ковальскому по ебалу, – Рита схватила меня под руку, хотя я даже не двигался. В смысле, ладно бы она сделала это, если бы я и правда решил уйти. Но так? Зачем ты это сделала? Я не то чтобы против, но пожалуйста, можно я как-то это. Освобожусь из ваших объятий? Ковальский быстро исчез обратно в комнате, и я только после этого заметил, что Артём тоже подошёл ближе ко мне. Это они так с Ритой решили, что я реально захочу уйти после слов Ковальского..? Слышьте, чё. Я сейчас обижусь на вас и реально уйду. Что за ущербные намёки? Я, по-вашему, совсем дебил? Отойдите от меня оба, заебали. Артём так и не захотел помогать Рите и предпочёл присоединиться к Ковальскому, но я даже не мог сказать, хорошо это было или плохо. С одной стороны, если бы он остался с нами, к нам бы потом пришёл и Ковальский, а это пиздец. С другой – как-то всрато мы разделились. Но ладно. По крайней мере, не будет тупых шуток и подъёбов. – Не обращай на них внимания, – проходя на кухню, сказала Рита, – они дебилы, как всегда. – А.. Постоянно так? Что ты одна всё делаешь, а они хуйнёй страдают? – Ну, иногда мне удаётся их припрячь, – Рита пожала плечами. Кажется, ей уже было похуй на такое их поведение. Или она в целом никогда не обижалась. – Но куда чаще они вот так оба гасятся и сидят в комнате. Я с каким-то ужасом вспомнил, что у Риты однокомнатная квартира, и особо тут даже уйти некуда. Либо сиди на кухне, как дебил, либо в комнате с остальными. И что это за бред. Как вообще можно жить в однушке. Ладно, когда ты одна, окей. Но даже не побухаешь с друзьями толком. А если кому-то захочется уединиться и поплакать? Мне в ванной запираться? Ну, если кухня будет занята. На балконе холодно, и что остаётся. Мы как вообще распределяться планируем? Артём с Ритой останутся у неё в комнате, это понятно, а мы с Ковальским куда? На пол? А нам хоть что постелить под себя дадут? А то полы холодные, неприятно будет. – Покажи их, – Рита внезапно обернулась ко мне, очень заинтересованная. Мне даже неловко стало. Что за эмоции от обычных пряников? Или типа важно то, что их пекла немка? Типа это 'настоящие' пряники. Охуенно же. А я не понимаю, потому что для меня это не что-то необычное и типа мда. Я со вздохом полез в рюкзак за контейнерами и пакетами. Только взяв один пакет с глазурью, я задумался, можно ли было вообще так делать, что приготовить её, а потом держать в холодильнике, ещё и тащить куда по лютому холоду. Она же не испортилась? Структуру не потеряла? А то не будет сейчас растекаться, и пиздец. Блять, ну и зачем я об этом подумал. У, сука. – Ничего себе, – Рита забрала у меня мешок с золотой глазурью, удивлённо рассматривая содержимое. – Какая прикольная. Где вы взяли красители? – В Изумрудном. Не ебу, на самом деле, но мать где-то нарыла. Вроде, там. – Круто.. Блин. Мы сейчас их украсим, а я не захочу их есть потом. И вам не дам. – Мне всё равно. Хоть сама всё съешь. А если Артёму с Ковальским ничего не достанется, то и не жалко. Не заслужили. – Я же могу, ты думай, что делаешь, – серьёзно предупредила меня Рита, но тут же не удержалась и рассмеялась. – Шучу. Но.. Ладно, всё. Тебе что-то нужно? – Ножницы бы сперва достать. – Ага, сейчас, – Рита тут же убежала, а я принялся осматриваться. Просто у нас ножницы были прямо на кухне. Одни для рыбы и ещё одни, уже для всяких там пакетов, упаковок и прочего. Но да ладно. Везде свои порядки и нечего доёбываться. Не все такие задроты, как моя мать. Рита вернулась быстро и почему-то выразительно меня разглядывая. Учитывая, что из соседней комнаты раздавался смех, можно было решить, что Артём или Ковальский охуенно пошутил над Ритой или над нами, или ещё над чем-нибудь, и типа аха-ха. Смешно, смейтесь. – Что? – Юмористы ебаные, – Рита махнула рукой. – Забей. Подойдя поближе, она передала мне ножницы. – Ты же уже украшал? – Ну, каждый год это происходит. Иногда по несколько раз. Если у матери игривое настроение. Так она не особо их любит, но иногда накатывает. – А вы не часто их делаете? Я даже не понял удивления. А что, раз в год – это не часто? А зачем надо чаще? Типа, это даже по сути своей новогодняя хуйня. Новый год в году один. И типа..? – Нет. Мать не любит имбирь. Так что готовит тоже только к Новому году, чтобы увезти на застолье к подругам. – А, ну да. Может, для вас это не что-то необычное, как для нас. Необычное, блять, боже.. Рита. Это пряники. Ты что, никогда не видела пряников? Просто с имбирём. Не вижу ничего необычного. Впрочем, может, такое отношение потому что Рита русская. Ещё и молодая девушка. У них постоянно какие-то заёбы непонятные. И постоянно присутствует культ всякой поеботы, типа атрибутов каких-то праздников или конкретных традиций, связанных с ними. Ведь это так прикольно – отмечать праздники так, как это делают в Европе. Или в Америке. Если речь про Хеллоуин какой-нибудь ебаный. По крайней мере, я слышал грустные вздохи всяких педовочек, которые очень жалели, что в Рашке-парашке нет таких прикольных праздников. А если праздники есть, то нет традиций. У-у, унылая Рашка-парашка. Рита тоже такая же, интересно? Раз одни имбирные пряники столько ажиотажа вызывают. – Ладно, давай. Что и как делать. – Эм. Просто рисуешь этой хуйнёй. И всё. Если структура не похерилась, то даже поправлять ничего не придётся. Но на всякий случай будет лучше уточнить, да.. – А у тебя есть зубочистки? – Ра-азумеется, – протянула Рита. – Минутку. Меня очень интересовало, почему зубочистки Рита хранит у себя в комнате, но потом я вспомнил, что она же рукодельница у нас дохуя и чем только не увлекается. И типа мало ли, может, в чём-то там ей нужны были зубочистки, поэтому они и стоят там.. Очень странно у неё тут всё устроено, впрочем, не моё дело. Я тут не живу, мне должно быть похуй. – Вот. – А ещё она очень долго сохнет, – вдруг вспомнил я. Ну, вспомнил не то, что она долго сохнет, а то, что, наверное, стоит предупредить об этом. Хотя, скорее, всем будет похуй, и они съедят и так. Но.. Надо же всё делать как правильно.. И поэтому нужно дать глазури высохнуть. – Долго – это сколько? Она спрашивала так наивно, что мне даже жаль было её расстраивать. Пожалуй, скажу про меньшие сроки. Не будем же мы реально ждать четыре часа. – Час. Можно даже два. Рита в ужасе уставилась на меня, но это длилось буквально секунду. После этого она расплылась в хитрой улыбке. – Что ж. В таком случае. Вернувшись к двери, Рита закрыла её и развернулась ко мне, продолжая к коварно улыбаться. – У нас есть причина не пускать их сюда ещё два часа. – А это важно? – не понял я. И вообще дело начало приобретать какие-то жуткие обороты. Мне не нравилось. Как бы, ничего такого, ну посижу я с Ритой два часика на кухне, ну и что дальше. Но это выглядело реально стрёмно. – Весь алкоголь-то здесь, – протянула Рита. – Предлагаю начать уже сейчас. А-а.. Хитренькая какая. Хотя мне нравится ход её мыслей. – Как говорится, кто не помогает Рите на кухне, тот не пьёт. Ну или пьёт то, что останется после неё. А, это такой заебатый квест. Согласись помочь Рите и получи хорошее бухло. Вообще, это прозвучало так, будто Рита алкоголичка со стажем и её вообще нельзя оставлять в одном помещении с алкоголем, потому что только ты успел отвернуться – уже всё, пиздец, пустые бутылки разбросаны по полу, а Рита сидит за столом, с уже скосившими глазами, хищно улыбаясь и хрипя "Бухло..". Или я слишком много думаю.. – Ты любишь глинтвейн? .. Ну или "получи бухло раньше других" – тоже как вариант. Глинтвейн трудно назвать хорошим бухлом, мда-мда. – Это та мерзкая поебота? – уточнил я. Рита покачала головой, глядя на меня с грустью и пониманием. – Ковальскому он очень нравится, и он попросил, чтобы я сварила. – А какого хуя ты что-то варишь по его просьбе. – Ну, в конце концов, он купил очень много еды. Даже подозрительно.. Но не будем углубляться, с чего он так расщедрился. Я почему-то сразу вспомнил его слова про особенный Новый год, но быстро решил, что обсуждать это с Ритой, наверное, не стоит. Меньше знаешь – лучше спишь, как говорится. Да и, может, там не будет ничего подозрительного, а я тут теории строю, как пусечка какая-то. Ещё и других людей тревожу своими бреднями ебаными. – Но вообще, у нас есть много чего другого. Вы же с Артёмом ещё там что-то принесли? – Блять, – выругался я. – А это поставили в холодильник? Или Артём забил хуй и убежал веселиться к Ковальскому, бросив пакет в коридоре? Вот сука тупая. Быстренько исправив положение, я вернулся к столу. Рита к тому моменту уже налила нам по стакану глинтвейна, и меня затрясло уже от одного только вида этого дерьма. Ненавижу глинтвейн. Вот из всего алкоголя это самое худшее, что можно только придумать. Реально, даже лимончелло не такой уебанский на вкус, как э т о. А чтобы пить лимончелло, надо быть пиздец уродом с такими вкусовыми извращениями, что, блять, любители томатного сока и пиццы с ананасами нервно курят в сторонке. Говорю я, человек, который любит облепиху. Это отвратительнейшая хуйня. – Нам обязательно это пить? – Так мы лишим Ковальского удовольствия. Ну знаешь, Рит. Страдать, чтобы потом заставить страдать Ковальского? Учитывая, что сам он вряд ли сильно расстроится, а мы тут огребём по первое число, и в итоге ни себе, ни людям. Оно того стоит? Но пришлось. Вернее, я решил выпить, чтобы просто попробовать. Вдруг эта хуйня была не такой уж и мерзкой? Но я пиздец проебался. – Там что, бадьян? – спросил я, рассматривая остатки в стакане. Как будто это поможет узнать, что там Рита варила.. – Ковальский любит бадьян, – так же морщась, объяснилась дама. – Давай с балкона его сбросим. – Ковальского? Я не против. Такие извращенцы не должны существовать. Бадьян, блять, он любит. Урод. Может, ему ещё кунжут нравится? Пицца с ананасами и курицей? И майонезом сверху залить. Реально, если вдруг окажется, что ему нравится сочетание "ананасы-курица-майонез", за его убийство обязаны будут оправдать. Это преступление против человечности – позволять таким людям жить. Почему-то мне вспомнилось, как мать как-то сдала одну нашу квартиру каким-то ёбнутым студентам. И когда мы убирались после их съезда, я нашёл бумажку, типа из полиции, которую выдали одному мудаку после того, как повязали за кражу банки Балтики и распитие алкоголя в общественном месте. И там русским языком было написано "своим видом оскорблял человеческое достоинство и общественную нравственность". И я, бля, не шучу, там реально было так написано. И так вот. Ковальский своей любовью к глинтвейну вообще и конкретно – к бадьяну, оскорбляет человеческое достоинство. И особенно – общественную нравственность. Я считаю, таких людей нужно уничтожать. – А вы у себя не варите глинтвейн? – Тоже редко. Но мать с ромом мешает. И не так много приправ кидает. – Бля, надо было просить Силке об этом. Это же вкусно? – Вкуснее, чем это. Не обижайся. – Да боже, – отмахнулась Рита. – Я сама не понимаю, как можно это пить. Честно говоря, вина – это такая хуета. Может, я ещё слишком молодая, чтобы любить их. Но я ещё ни разу не пробовала вино, которое было бы вкусным. – Их можно мешать. – С ромом? – усмехнулась Рита. – Да хоть с колой. – Кстати, я так и не попробовала. Надо это исправить. Я даже обрадовался. В смысле, мне же тоже нальют? Хоть чуть-чуть собьётся это дрянное послевкусие. После второго стаканчика мы наконец взялись за украшение пряников. Рита пристально следила за мной первые несколько минут, а потом отвлеклась – надо же было погуглить красивые фоточки для вдохновения. Всё ведь должно быть выполнено в лучшем виде. Я же пока вырисовывал контуры. Они потом должны будут сохнуть десять минут, а там уже можно будет заняться раскрашиванием. В четыре руки, да. Пакетов с красителями всё равно много, и почему бы и нет тогда.. Когда подошло время для закраски, Рита подошла ближе и склонилась к столу. Типа чтобы лучше видеть, да. – Бля, какая идеальная текстура, – проговорила она. – Так хорошо ложится. Я тоже уже успел отметить, что даже при том, что глазури пришлось лежать в холодильнике и долго ждать своего часа, свойств она не потеряла. Это всё ещё казалось мне странным, но я был только рад. Так просто будет легче. Ну и да, вид у пряников будет приличнее, чем если бы глазурь не растекалась. – Мы просто как-то покупали в магазине готовую. Или это крем был, я не помню. И он не сплошной массой ложился, а как бы.. Чёткими такими линиями. Как поведёшь, так и застывал. – Ну, если это был крем, то типа. Это нормально. Они обычно гуще для сохранения конкретной формы. Или ещё как вариант, что вы его в холодильнике передержали перед использованием. Старое доброе правило. Подержи в тепле – станет более жидким и текучим. В холоде – вязким и густым. Если и учить физику в школе, то только ради этого. Я очень правильно расставляю приоритеты, как можно заметить. – Да и мать умеет готовить эту поеботу. Мне кажется, она сатанистка. – Ну, она же часто это делает, – Рита пожала плечами. – Было время приловчиться и выучиться. Она вообще как, не просит тебя помогать ей? – Эм. Говорит идти и помогать. Не просит. Как бы, почему она должна просить, если это из серии моих обязанностей. И по сути это как просьба даже не выглядит. "Иди, помоги мне". Никаких там "пожалуйста", или прочего. Просто в ебало бросают, как приказ, и всё. Ну, хотя бы спасибо в конце говорят. На том спасибо, ага. – Я как бы умею готовить, но обычные вещи. Рита же к этому вела. Так что надо было уточнить отдельно. – А всякие соусы, глазури, блять, сиропы, ганаши. Это всегда мать делает. – Ну, тебя хотя бы готовить научили. Не вырос бытовым инвалидом, как какой-нибудь, кхм-кхм, Ковальский. – Он же научился. – Только потому что ты появился, – выразительно оглядев меня, усмехнулась Рита. – Ты в курсе, что у него есть блокнотик для рецептов? Как у ёбанной хозяюшки. И он записывал в него, как ты готовишь. И теперь готовит только по нему. – Ну, по крайней мере, сам. Все же с чего-то начинают. – Я просто не понимаю. Его родители оставляют его одного дважды в год на две-три недели. А он научился готовить только сейчас. Это просто мерзко. Я только пожал плечами. Мне кажется, Рита слишком серьёзно относится к этому. Считает это слишком проблемой, хотя по сути таковой это не является. Моё авторитетное и всем интересное мнение. – Хм, у меня где-то были всякие штуки вроде фигурных посыпок и цветного сахара.. – Лучше сразу их найти, – пробормотал я, продолжая вырисовывать контуры. – Не, пока можно же просто закрашенные сделать. Без всяких дополнительных приколов. А с ними уже потом. – Как знаешь. Уже через полчаса мы закончили, и итогом было то, что по всей кухне теперь были расставлены тарелки с разукрашенными пряниками, которым теперь предстояло сохнуть по часу-два. Рита сразу обозначила, что если кто-то прикоснётся хотя бы к одному прянику прежде, чем она наделает фотографий для инстаграма, нам всем пиздец, но я и так не собирался лезть к этим пряникам, а Ковальский и Артём за всё это время ни разу не проявили интереса к нашей деятельности и что-то я сильно сомневался, что дальше что-то изменится. С другой стороны, они могут привлечься на еду, типа проголодавшись или просто из желания уже съесть хоть что-нибудь, но ладно. Рита была серьёзно настроена, так что вряд ли кому-то из них удастся получить хотя бы один пряник. Опять же, не раньше, чем через два часа. А ещё у нас осталось два пряничных человечка и совсем чуть-чуть белой глазури. Так одиноко лежали на столе перед нами.. – Надо что-то с ними сделать. Я потянулся к пакету, хотя особых идей у меня не было. Позже лучше не стало, но останавливаться было уже поздно, так что я просто нарисовал размашистое грустное ебальце на голове. Вышло очень всрато, но этим и прикольно. По крайней мере, это показалось смешным даже мне, а Рита и вовсе рассмеялась. – О, господи. А со вторым что делать. Я знаю. Тут же она забрала у меня глазурь и пододвинула к себе оставшийся пряник. – Учитывая специфику нашей компании.. Я следил за тем, что она делает, и не то из-за алкоголя в крови, не то просто потому, что не должен был, но я долго не понимал, что она делает и пытается изобразить. – Что это? – в конце всё равно потребовалось уточнять. – Гитлер. Рита.. Ты была моей последней надеждой. Оплотом адекватности в этой дыре. – А это не слишком? – Мы уже испортили вечер. Гитлер-печенька хуже не сделает. Ну как знаешь.. А то я уже подумал, что это моё дурное влияние. – Нужно съесть это, пока никто не увидел. Рита приложила руку к лицу типа задумываясь. – Звучит как план. Но никто не ест на сухую. Ну вот тут даже спорить глупо. – Но я их сфотографирую сперва, ты же не против? Я только пожал плечами. Сейчас бы запрещать кому-то фотографировать печенье. – Только тут нет удачного фона, – осмотревшись, хмыкнула Рита. – Надо пробраться в мою комнату. – Проберись. – Ты пойдёшь со мной. Мне нужна будет твоя рука. Для чего, стесняюсь спросить..? – Там же Артём с Ковальским. – Да пошли они в жопу. Готова поспорить, они даже не заметят. Если мы зайдём, позалипаем у ёлки или у стены, или что там Рита собралась использовать как фон, а потом так же молча уйдём.. Впрочем, хер знает, чем они там заняты и что будет достаточно мощным по силе раздражителем, чтобы они отвлеклись. Ну посмотрим. Вообще, это как повод зайти в комнату и глянуть, чем они там занимаются. Не знаю, почему у меня вообще есть потребность в этом. Но, видимо, из-за всего этого мозгоёбства, которое Артём мне тут устраивает, я начинаю становиться, ну, с позволения так говорить, нормальным человеком. В плане чувства ревности. Хотя я всё ещё не уверен, что считать за норму в данном вопросе. И у меня всё ещё не включился режим собственника, чтобы мне хватило ЧСВ на пойти к нему, кинуть предъяву и сказать прекратить страдать хуйнёй. Пока есть только приближающаяся к острой потребность знать где он, с кем и чем занимается. Ну и желание, чтобы он лучше со мной это время побыл. Но это так. Конкретно в данном случае я понимаю, что это глупо, потому что ну не заставлять же его сидеть тут и наши спины рассматривать? Хотя мы могли бы втроём заниматься всем тем же самым. Никто нам не мешает. Но конечно, с Ковальским же веселее. Ладно, всё. Если ноешь – делай что-нибудь, чтобы стало лучше. Если не хочешь, не можешь, или какая ещё там у тебя хуйня – завали ебало. Жалко смотришься. На кухню мы вернулись быстро и да, без особых приключений. Артём с Ковальским даже бровью не повели, когда мы зашли. Видимо, смотрели пиздец какие интересные видосики на ютубе? Не то чтобы меня это волновало. По крайней мере, они не занимались ничем странным. Ух, какой важный, посмотрите на него. Ходит и следит, чтобы Артём не страдал хуйнёй. Чё ж раньше так не делал? Завыёбывался, пиздец. Аж противно. Рита разлила по стаканам остатки второй бутылки, и я с тоской оглядел свой. Да, да, месть Ковальскому.. – Почему мы пьём какое-то дерьмо? – Потому что это алкоголь Ковальского. Он покупал это специально для себя. – А зачем мы пьём его алкоголь? Ну, типа, ладно, мы пили то, что сварила Рита для него. Но это уже банальная наглость. – А он никогда не пиздил твой? – Рита искренне удивилась. – Ну, ты же пьёшь с ними. Не было такого, что Ковальский забирает у тебя твои бутылки, а потом сидит и в наглую пьёт из них прямо при тебе? Я тоже удивился. Он так делает? Реально? А почему со мной такого никогда не было? Я что, настолько чмо? – Нет? – Ого. Ты ему нравишься? Хотя, возможно, он просто боится, что ты сломаешь ему ебало. Ну пиздец. Запугал Ковальского. Почему тогда он ведёт себя как такая сука. Типа за бухло я сломаю ему лицо, а за ссученное поведение – нет? Хотя чё я выёбываюсь опять. Я бы к нему приближаться в лишний раз не стал бы. Что говорить о побоях. Это, мне кажется, только Артёму позволено. А все остальные за подобное потом так отхватят, что пиздец просто. Кто кого ещё боится, ага. – Он ещё в том году говорил, что боится тебя, – задумчиво протянула Рита. – Но мои напитки он постоянно пиздил. Заебал. Поэтому я мщу ему. Оставлю его без бухла на Новый год. – Он же сможет взять другое. – Но он будет страдать без своего. Которое он уже настроился пить. В какой-то мере я даже мог понять его, и от этого становилось только больнее. Рита, ты очень жестокая. Ковальский тоже не подарок, конечно, но это уже тяжёлая артиллерия. Прям ведь по больному бьёт. Это же такой ужас. Когда ты на что-то серьёзно настроился. Уже идёшь такой и думаешь: "Ух, как я сейчас напьюсь чего-нибудь вкусного", приходишь, а там уже ничего нет и Рита с ехидным ебалом стоит и допивает из стакана остатки. И ты такой: "Рита, зочем". Но по крайней мере теперь у меня было, чем закусывать. Пряники, конечно, не самый лучший вариант, но хоть что-то. – Вот и всё, – когда с теми уродливыми пряниками было покончено (у-у), протянула Рита. – Теперь никто ни о чём не узнает. За что будем пить? Я помотал головой. – Я ещё не познал искусство быстрого придумывания всратых тостов. – Выпьем за-а-а любовь, – Ковальский снова порадовал своим внезапным появлением. – Как блестят сейчас твои глаза-а-а.. Рита просто стукнула своим стаканом об мой и потом залпом его осушила. Наверное, это было что-то вроде моральной поддержки. "Дай тебе сил, Боже". – Выпьем за любовь, и уже не надо лишних слов.. Выпьем за любовь, родная, выпьем за любовь. Я тоже решил накатить. Сил больше никаких не было уже. – Долбоёбов сюда пока ещё не звали. Ковальский, заметив в наших руках стаканы, осмотрел стол и открытые бутылки на нём. Тут же ухмылка сползла с его лица и ей-богу, это было поистине бесценное зрелище. Я даже понял, для чего мы тут страдали хуйнёй. Вот. Чтобы увидеть, как Ковальский кривит ебало. – Вы что, выпили мой коктейльчик, – протянул он, продолжая смотреть на стол. – Рита. Ты решила мне отомстить, да? Я даже вздохнул. Опять устроят тут цирк ебаный? – Именно. – Я прощу тебя, но только потому что это происходит на Новый год. Мы должны забыть все обиды и печали. Очень странно. То есть, он понимает, что это месть, но всё равно говорит о прощении? – Только поэтому я и возвращаю тебе долг. Верну и забуду. – Злая озлобленная на мир сука, – сощурившись, протянул Ковальский и тут же заорал. – Артём! Они уже бухают тут без нас! Пиздец, кидалы. Пройдя к столу, он взял в руки одну из бутылок. – О, тут ещё осталось.. Хоть так. Рита довольно смотрела на Ковальского, и вдруг я задумался, что он специально может разыгрывать тут драму, чтобы Рита подумала, что она победитель в этой ситуации, хотя на самом деле самого Ковальского не так уж и сильно всё это ебёт. Ну, как знать. В голову к нему не залезешь. – И вообще, – проверив, нет ли в других бутылках чего, Илья развернулся к Рите. – Я столько всего накупил, а ты жмотишь мне пару баночек? – Пару баночек? Ты охуел? – Всё, давай не будем ссориться. Новый год же. – Ну нихуя себе. Думаешь, можешь пиздеть, а потом заливать про Новый год и что ссориться неприлично? Ковальский посмеялся, покосившись на меня. – А вообще, реально. С чего ты так расщедрился? – Даша меня деньгами просто закидала. Под конец семестра. Это очень плохо, на самом деле, – задумчиво проговорил Ковальский. – Но я не то чтобы против. – Что? – Мы с ней забились, что за каждую пропущенную пару она даёт мне сотку. Так что я на ней навариваюсь только так. Можно вообще не париться. Ничего не делаешь целыми днями, приходит Даша и просто тебе в ебало так четыре сотни прилетает. Это всё, конечно, очень хорошо и здорово. Но Ковальский. Ты тупая сука, да? – Тебе не стыдно? – помолчав для картинки, уточнила Рита. – Это была её идея, – сразу открестился Ковальский. – Я вообще пытался отказаться, но она настаивала. – Да, и сейчас она подходит к тебе каждый раз, деньги вот так в руки суёт, ты плачешь, пытаешься вырваться, но вот никак, и приходится брать, да? – Да, – посмеялся Илья. – Примерно как-то так это каждый раз и выглядит. Вообще, она сначала хотела с родителями забиваться. На косарь за каждую пропущенную пару. Так что со мной ей это ещё и выгодно. Нихуя себе, конечно, какой разброс. В целом-то, да, это намного выгоднее. Так бы она реально четыре косаря скидывала тупо за день..? Мда. Кажется, она договорилась с Ковальским, чтобы всё ещё иметь возможность прогуливать, но, как бы, в то же время чтобы было немного неповадно это делать. Просто если бы она забивалась сразу на тысячи, она бы там точно ни одной пары не пропустила бы больше. Я считаю, да. – А ещё до этого она предлагала типа "Давай я за каждый пропущенный мной день буду тебя в КФС водить". Я сразу об Арсении вспомнил, – Ковальский, улыбаясь, оглядел меня, после чего обернулся к двери и завопил. – Слышь, Артём? На вооружение бери способ. Артём решил почтить нас своим присутствием как раз в этот момент, так что по сути, так орал Ковальский зря. Только напугал ребёнка. – Что? – аж замерев на месте, уточнил Артём. – За каждый свой проёб водить Арсения в КФС. – Я же разорюсь, – проходя ближе к нам и осматриваясь, протянул Артём. – Как самокритично, – протянул я. Нет, меня правда это удивило. Разорится он. Ну всё понятно. Не хочешь даже для самодисциплины вводить такое.. Вот и всё твоё отношение ко мне. – Смотри, он уже примеряется, – указывая на меня, посмеялся Ковальский. Да не то чтобы мне реально этого хотелось. Можно Артём вообще проёбываться не будет, пожалуйста? Хотя на то и цель, что ему будет не хотеться водить меня в КФС каждую неделю, или даже чаще, почему он перестанет страдать хуйнёй, ну или хотя бы будет делать это так, чтобы я точно-точно не узнал об этом. Но я всё же предпочту свой вариант. Вообще без проёбов, и нахуй еду. Даже так. Даже на такое согласен, но хватит, пожалуйста, вести себя, как обмудок. Так сложно, что ли? Хотя это похоже на плохой анекдот. Всем похуй. Заметив печенье, Артём нахмурился, кривя губы. – Что, блять. Это вы сейчас рисовали? – Да. – Арсений, рисующий на имбирных пряничках, – уставившись в потолок, протянул Ковальский. – Неплохо. Рита снова подхватила меня под руку, но на этот раз я затриггерился из-за другого. Ну, типа. Меня оскорбили (попытались это сделать, вернее), и Рита уже бросается держать меня. Хватит, пожалуйста. Не знаю, что ты хочешь этим сказать, но прекрати. Я не бросаюсь на людей и не убегаю плакать в угол чуть что. Зачем ты делаешь это, Рита. – Вы сюда постоять пришли? – Может, меня замучила совесть и я захотел помочь? – О, да, очень вовремя. Когда со всем уже закончили. А Артём, наверное, чисто за компанию припёрся. Ему про муки совести только из фанфиков и известно, небось. – Ну и ладно, – фыркнул Ковальский. – Не очень-то и хотелось. Пошли, Артём. Мы им не нужны. – Хоть кому-нибудь ты нужен? – уже ему вслед бросила Рита. – Пиздец, всё новогоднее настроение мне убила, – послышалось ворчание из коридора. – Пойду слушать Верку Сердючку и Стекловату. Рита устало вздохнула, мотая головой. – Сейчас начнётся. Верку Сердючку я ещё знал, это вопросов у меня не вызывало, но вот Стекловата? Почему это звучит как что-то ужасное.. Артём почему-то не стал уходить и просто пристроился у стенки. Маленький обиженный мальчик. – Ты с нами останешься? – Так вы же закончили, нет? Вы разве не должны сейчас пойти к нам. – Ну мы можем, – протянула Рита, отводя взгляд в сторону. – Но ещё подумаем. – Да господи. Тебе же помощь толком и не требовалась? Кстати, да. Что-то мало работы было. Хотя, наверное, это просто я решил, что мы тут заработаемся и умрём потому, что обычно мать готовила просто дохуя всего к праздникам, и типа вот. Но нахуя нам тут много готовить на четверых? Ну и ладно. Как будто что-то плохое. – И что дальше? Вы всё равно просто отлично себя показали. Даже не уточнили, много ли у меня работы и что нужно делать. Просто свалили. Вот и сидите там вдвоём. – Блять, ну Рита, – поморщился Артём. – Не начинай. Что-то внезапно мне стало интересно, как выглядели их отношения. Они часто ругались? Это вот так выглядело? Или хуже? Пхе. – Но не будете же вы тут целый вечер сидеть. – Может, будем? Тут еда и бухло, а там вы. Кухня побеждает. – Рита истеричка, фу, – заглянув на кухню, посмеялся Ковальский. – Каждый год одно и то же. Тебе самой ещё не надоело агриться? – Нет. Унесите хотя бы это всё в комнату. – В школе таскаем стулья и парты, – вздохнул Ковальский, когда дама ушла. – Здесь – бутылки и коробки с едой. – Это мы хотя бы выпьем и съедим. – Ну да, – согласился Илья, пытаясь уместить на руках сразу несколько бутылок. – Ой, холодненькие, прикольно. Сейчас напьюсь и буду плакать. – Каждый год одно и то же, – пародируя Ковальского, произдевался Артём. – Тебе ещё не надоело? – Хули выёбываешься? Я же всегда ухожу в другую комнату. Я же не хочу мешать вам с Ритой няшкаться под одеялом. Да, Арсений? Я даже реагировать никак не стал. В целом, было очевидно, что вечер закончится как-нибудь так, так что я уже смирился с этим. Типа по-другому тут вообще никак не могло быть, и? Что от меня ждут? Что я тоже буду плакать и страдать без внимания Артёма? Ага. Главное – не напиться, как позавчера, и не начать о всякой хуйне думать. Всё. Звучит как план. Рита не возвращалась ещё какое-то время, так что у нас была возможность позависать втроём пару минут. Как всегда не обошлось без уебанских шуточек. – Арсений, – раскинувшись на кровати рядом с Артёмом, протянул Ковальский. – Давай играть в игру на логику. Посмотри под ёлку и догадайся, какой подарок точно твой. Артём недовольно закатил глаза. – Он.. – Замолчи, – налетел на него Ковальский, пытаясь закрыть ему рот. – Не говори ему. Артём всё пытался, но и Ковальский не думал просто сдаться и позволить ему сделать это. В конечном счёте это переросло чуть ли не в драку. Насколько можно, конечно, называть так эти их попытки – одного закрыть второму рот, а второго – скинуть с себя руки и выбраться из-под первого тела. Я вам не мешаю? Может, мне выйти? Вы тут без меня продолжите. Разденетесь там ещё, немного положение другое примите. Хули вам, ну конечно. Пока они не убили друг друга, я всё-таки прошёл к ёлке, под которой лежали все подарочки. Девять коробок.. Дайте угадаю. Ковальский говорил про вот этот? В красной бумаге с кучей символов Роскомнадзора? В смысле.. Я вижу три коробки, обёрнутых в хуй знает что. Чёрная с петушками. Красная с заблоченными свастиками (только скажите мне, что это не они, ага). И третья, с блестящей золотой лентой и.. Надписями "Рuttana stupida <3"? Я, конечно, не итальянец. Но что-то мне подсказывает, что я знаю, что это значит. Что Ковальский тупой обмудок, да. То есть, он реально заморочился настолько, что склепал каждому из нас особенную обёрточную бумагу? И обязательно нужно было сделать это оскорбительным, да? Ну, Ковальский бы не был собой, если бы не подъебал нас как-нибудь. Сука тупая. Интересно, его хоть немного триггерит тема с синицами? Просто интересно. Я всё стремался, что у-у, какой я плохой, дарю ему открытки с плохими отсылками, а тут. Оказывается, не зря, и мы типа обменялись подъёбками. Ну и ладно. Там просто реально такая забавная синичка. Ещё она говорит стянуть ебало. Я очень хорош в подарках, как можно догадаться. Но я просто увидел её и мне показалось это забавным. Всё. * – Где Ковальский? – Да забей, – сразу отмахнулась Рита. – Покурить пошёл, наверное. – Его долго нет. – Может, замёрз насмерть? – посмеялась дама. – Чё ты волнуешься, – вдруг присоединился и Артём. – Ну он что-то говорил про. Плакать и всё такое. – Он так каждый год говорит. Но Ковальский в слезах? Это сказки. Только если он мефедроном не обдолбается. А так. Мефедрон..? Что. Хотя не то чтобы мне интересно. Это не звучит как что-то хорошее, так что похуй. – Ну, если хочешь, можешь сходить, проверить. Я бы на твоём месте осталась тут. Я осторожно поднялся и, слегка потупив, вышел из комнаты. Тут же мне захотелось вернуться обратно, потому что во всей остальной квартире был пиздецкий холод, и мне это ебать как не нравилось. Так неприятно сразу стало.. И как Ковальский тут сидит? А если реально замёрз? Тут же до меня дошло, что, скорее, эта же псина и открыла окно на балкон и либо сидит там, не закрыв за собой дверь, или.. Ещё что-нибудь такое. Это всё в любом случае хуёво и надо бы поскорее пойти и разобраться. Пока он реально не откинулся нахуй. В конце концов, я оказался прав – холод был из-за того, что кто-то (кто же?) случайно или намеренно не закрыл за собой дверь на балкон. Сам Ковальский сидел на кухне, за столом, но хотя бы в куртке. Молодечик какой, ути-пу. – Тебе нормально? – проходя в комнату и закрывая двери, спросил я. – Нет. Но я почти смирился со своей судьбой. – Ты правда что-то принял? Ковальский рассмеялся. – Не, просто стебусь. Я даже не брал ничего с собой сегодня. Хотел, но Рита очень остро относится к приёму наркотиков у неё дома, так что.. – И тебя это реально остановило? – Ну, есть у меня кое-что, конечно, – послышался шорох ткани и тут же за ним – характерное шуршание стандарта таблеток. – Хочешь? Не стесняйся. Они слабые, просто чтобы немного развеселиться. Ты, вон, и бухло с собой принёс. Я только после его слов обратил внимание на бутылку у себя в руках. Нахуя я её брал? Загадка. – Иди бери курточку и посиди со мной, – Ковальский с хлюпаньем отпил из своей бутылки и тут же из коридора послышался щелчок замка. – В ту комнату нам путь теперь закрыт. – Ты знал, да? – свеча телефонным фонариком на стол, спросил я. Ковальский ведь не просто перебрался на кухню, он ещё и захватил с собой немного еды и алкоголя. И ведь стаскал это всё сюда как-то. Хотя бутылки вполне могли быть взяты из холодильника. Мы же не всё с собой уносили и типа? Что я несу. – Конечно. Так каждый раз. Я отойду покурить или в магаз. А они всё. Закроются и сидят. – И ты не пытался вломиться? – Ну я что, совсем мудак, что ли? Мешать им в таких делах. Бля, иди оденься, а. Замёрзнешь же. Я вспомнил, что хотел пойти, но подзабыл, но сейчас уже нужно было это сделать, потому что я и правда начинал замерзать. Что, безусловно, плохо. Заболею ещё, пролежу все зимние каникулы овощем. Хотя как будто у меня куча планов и я всё уже распланировал, дохуя важный, у-у. Я же в любом случае буду всю эту неделю в кровати валяться, больной или здоровый, так какая разница? Но на всякий случай я даже обулся – пол тоже был холодным, и было неприятно ногам от хождения по такому. Вернувшись на кухню, я включил здесь свет. Ковальский даже не двинулся, так и продолжая сидеть, вертя между пальцами стандарт таблеток и пустым взглядом таращась в пространство перед собой. – Будешь, нет? – когда я уселся напротив него, ещё раз предложил он. – Ну давай. – На тебе две тогда. Ты у нас мальчик крупный. Доза побольше нужна, чтобы эффект был. Да? Честно, если бы он не сказал про это, я бы ничего не заподозрил, решив, что две таблетки – это и есть нормальная доза и все принимают это так. Но сейчас у меня появились вполне подкреплённые подозрения, что меня собираются убить. Но таблетки я, конечно же, взял. Что плохого может случиться? Мы с Артёмом и в том году принимали какие-то несколько раз. И ничего, кроме провалов в памяти, не было. Правда, не исключено, что мы творили какую-то хуйню.. Но, вроде, всё было нормально, а значит похуй. Закинувшись, я осмотрелся. Не знаю, зачем. Понятно же, что так быстро ничего не подействует, но.. Похуй. Люблю осматриваться. Да и вдруг Ковальский тут что-нибудь натворил? Надо осмотреть всё. оценить потери. В армии пряничков, ага. Хотя Рита разрешила их есть, так что без разницы. Пусть ест, если хочет. – Кстати, охуенная глазурь. Я б обмазался. – Передам матери. – Это она готовила? – Ковальский заинтересованно оглядел меня. – А я думал, ты у нас этот. Любитель, кхем-кхем. Глазурь взбивать. Спускаться в шоколадные шахты. Такие шутки ты же понимаешь? – уточнил Ковальский, внезапно забеспокоившись. У них ко мне что-то вроде особого отношения теперь. Я же тупенький. Не понимаю шуток про натяжные потолки и кто и что там натягивать собрался и почему на рекламном стенде на фоне спина голой женщины. Мне объяснили, конечно. Но теперь мне так же поясняют за все странные шутки. Вернее, Артём с Ковальским решили, что это необходимо делать. Когда настолько дебил, что вот так. – Я больше по замеске теста. – Замеске в тесто чужих лиц? – посмеялся Ковальский. – Мне вот интересно. Как-то в лагере нас проверяли на силу. Мы типа сжимали в руке какую-то поеботу. И там отсвечивалось, какую силу мы прикладывали к этому. Ты бы там эту хуйню, наверное, тупо сломал бы. – Да конечно. Люблю ломать хуйни. Ненадолго мы замолчали и от скуки я рассматривал еду на столе. Ковальский неправильно это понял. – Хочешь есть? – Нет. Хочу воды. Или колы какой. – Попей. Пить можно. Есть нельзя. – Типа таблетки эффекта не дадут? – Ну. И вообще, суши есть вредно. Мне сказали, можно глистную инвазию словить. Ух, говорю умными словами. Когда встречаешься с ветеринаром. Сам выебнулся, сам себя подъебал. Молодец, в самом деле. – Это правда, кстати? – Ну технически. Вполне возможно. Но рыба подвергается заморозке, так что. Мне кажется, вероятность маленькая. – М-м. А то я слышал, что у нас в области описторхоз вообще у всех. Просто типа в скрытой форме. – Это тебе в больнице сказали? – Нет, таксист. – О, ну раз таксист. – Да, – Ковальский посмеялся. – Мы там с Дашей сидели. Она такая сидит. М-м. – А у тебя какие-то проблемы или что вообще. Нахуя тебе к гастроэнтерологу? – Я к больнице готовлюсь. О-о.. То есть, это не с военкоматом связано? Ну ладно. Хотя, похоже, Ковальский туда в принципе уже не попадёт. Или что у него там происходит? – Оперировать там чёт будут. М-м, прикольна. А я говорил, что он гастрит так въебёт себе? Доелся хуйни? – И что, что с тобой? – Не ебу. Показывал Дахе заключение хирурга, она сказала, что будут резать, скорее всего. Ну или что потребуется вмешательство в любом случае. Ковальский показал большой палец. – Круто, да? – Мы не в семнадцатом веке, чтобы переживать из-за какой-то там операции. – А если они что-то не так рассчитают? И я не проснусь? – В больницах люди не день и не два работают, чтобы пациенты потом не просыпались. – А мне Даша рассказывала.. Ну да. Куда там самому думать, если Даша рассказывала. – .. как у них в вузе стерилили кошку. И они как-то непонятно её загрузили. Что она после вскрытия не то что двигалась, а даже урчала. Ну, в смысле, недовольно. Бля, да я понял. Как ещё-то. Я бы тоже недовольно урчал, если бы лежал привязанным к столу, с вскрытым животом и если бы туда ко мне лез какой-то мужик в поисках матки и яичников. Типа, сам по себе разрез, скорее, мало приятно ощущается, а когда в тебя ещё и лезут? Ну охуеть просто можно. – Они её потом догрузили, конечно, всё нормально стало. Но они там всей группой дружно поохуевали. Я бы тоже прихуел. Ну типа это реально херня зрелище. – И я вот читал. Что бывает и такое, когда ты как бы под наркозом. Не можешь ничего сказать или сделать, но боль ты ощущаешь, и.. Мне кажется, это очень хуёвая тема. Чёт его пиздец прорвало, я даже не ожидал. Но допустим. – А тебя прям точно-точно резать будут? Других методов нет? Лазер там, прокалывание? Двадцать первый век, как бы. Не любая операция – это вспороть живот и рыться в кишках. – Ну вообще. Мы ходили к двум врачам. И обе говорили, что можно уладить всё лазером. – Ну и чего ты паришься. Вроде, это не так уж и больно. Может, тебя даже грузить, как ты говоришь, не будут. – А если они захотят резать? – не унимался Ковальский. – У Любы тоже такое было, когда они в последний момент передумали и изменили метод. – Господи. – Я не хочу ходить со шрамами как дебил. – Зато сможешь попросить Артёма перекрыть тебе его. – Хм-м, – Ковальский задумчиво скривил рот. – Спасибо, Сеня, утешил. Но вот если я в наркоз не войду? – Да куда ты денешься? Нормально всё будет. Сколько людей режут. И то, про что ты читал, скорее, редко встречается. – Да? – с сомнением протянул Ковальский. – Блин, а самое тупое, что я даже не знаю, как погуглить про это. – А нахуя тебе гуглить? Чтобы ещё больше распсиховаться? – О, Арсений меня успокаивает.. – приложив руки к лицу, пропищал Ковальский. – Ладно. Меня просто по жести парит уже то, что внутри меня есть какие-то маленькие хуйни, которые удалять только хирургически. – У тебя.. Кистоз, что ли? – Ну что-то такое, – Ковальский поморщился. – Я не интересовался. – Классно. Не интересоваться своим диагнозом, а потом сидеть и бояться. И париться из-за хуйни внутри себя. – Ну да, – протянул Ковальский. – Наверное, ты прав. Бля, хочу позвать тебя куда-нибудь. Но всё уже закрыто. А ко мне идти будет странно. Опять резко переводим темы, да что ты будешь делать. – Зачем нам уходить? – А чё тут оставаться? Когда им и без нас хорошо. А у меня можно было бы поиграть во что-нибудь. Помнишь, как хорошо нам было вместе? Сперва я даже не понял, к чему он клонит, потом дошло что это о том разе, когда я приходил к нему и мы играли в Аион. Блять, один раз всего было, а он так говорит, будто это ебать что-то особенное было. Хотя один хуй он издевается. Плевать. Пошёл нахуй вообще. – Ладно, шучу. Я просто ебаться хочу по жести. Вот, да. .. Ла-адно? После слов о том, что ты хочешь позвать меня куда-нибудь, это звучит особенно хуёво. – Мне уйти? – Да не. Ты меня не привлекаешь. Ну, не настолько. Тем более, психологические барьеры и вся хуйня.. Короче, не бойся, я тебя трогать не буду. Ого. Ну ладно. – Ещё хочу хавать. – Ешь. – Не, не это. Хочу пиццулю. И вся пицца в той комнате, да? Ха. Анекдот. – Иди постучись. – Ага. "Извините, что прерываю, мне только пиццу забрать". Осмотревшись, Ковальский захныкал: – Но я хочу пиццулю.. – А сами они через сколько закончат? – Ой, там у них по-разному. Я почему-то даже не был удивлён, что Ковальский знает, что и как у них там может быть. – Но, вроде, до десятого ещё далеко. Значит, сегодня должны быстро? Если Риту опять не потянет на разговорчики. – А что за. Десятое? – Ну.. Хотя, наверное, тебе можно о таком рассказывать. У Риты в десятых числах месяца, как правило, начинаются месяки. А перед ними ей очень хочется ебаться. И вот. А.. Это так работает? Как интересно. Крайне интересна физиология данного процесса. Но ладно. Там наверняка какое-нибудь уебанское влияние гормонов и всего такого, в чём я не разбираюсь, так что похуй. – Минут пятнадцать-двадцать, в лучшем случае. – Ладно. – Тебе нормально? Начинается.. – Похуй. – Что за бред, блять. Въеби ему уже. Как он вообще смеет обжиматься с какими-то девками при тебе. Где-то я это уже слышал, м-м.. И тут, скорее, правильнее будет говорит "Как он смеет обжиматься с какими-то парнями при Рите". И это не Рита "какая-то", а я. Хы. – Я бы не терпел. Ага, спасибо, что поделился. Мне же так интересно, кто что и как делал бы на моём месте. Ни разу не 'не ебёт'. – Ты.. Тебе вообще поебать? – Я стараюсь об этом не думать. – Почему? – А зачем? Это создаёт видимость попытки решить проблему. Но на деле я только выебу себе мозги и ещё больше расстроюсь. И нахуя тогда. – Звучит логично. Это твой девиз? – Именно. – Не хочешь бороться за своё счастье? – Давно Артём стал моим счастьем? Ковальский почему-то усмехнулся, выдыхая. – Хорошо, это было смешно. Я не до конца в тебе разочарован. Мог и не обозначать. Мне немного похуй, до конца или нет ты во мне разочаровался. – Ya dime si quieres estar conmigo o si mejor me voy. Что я сказал? – Сложные ребусы. – А немецкий с испанским сильно похожи? – Сомневаюсь. Я не интересовался. Но скорее нет. Это ещё и разные семьи языков. – Да? – Романская и англо-саксонская. – Ты ещё и лингвист дохуя? – Ну, quieres – это "хочешь". Ковальский посмеялся. – А дальше не знаю. Si – "да"? – В данном случае – "если". Ну, там.. "Скажи мне уже, хочешь ли ты быть со мной или мне лучше уйти". .. Хорошо, вот это было ударом прямо в сердечко. Ладно, на самом деле, дело только в том, что Ковальский говорил на испанском. Эта хрень вызывает у меня странные эмоции по каким-то причинам. Надо будет подумать над этим. – А ещё у меня такой вопрос. Вот ты любишь слушать грустную музычку и представлять, как вы с Артёмом милуетесь и типа у вас всё заебись? – Что? Это было слишком глупо, чтобы я мог сразу понять. – Просто есть такой тип людей. Вот их отношения. Всё рушится и идёт по пизде. А они слушают какого-нибудь там Адама Ламберта. Представляют себя в клипе, как они там ходят со сложными лицами, смотрят друг на друга, ах и ох. Потом бегут друг к другу через весь город и всё такое. Ну, короче, ставят себя на место героев какого-нибудь тупого клипа про любовь. – Я не смотрю клипы про любовь, так что не ебу, что надо представлять. Тем более, я такое не слушаю. – Ну хоть что-то, – вздохнул Ковальский. – А то я ненавижу таких.. Лошков. То есть, вместо того, чтобы что-то сделать. Чтобы у вас всё было и правда как в клипе. Что вот вы преодолели все трудности и можете теперь няшкаться. Они лежат на кроватке и льют слёзки по старым временам. Я этого не понимаю. Хах. Это он так типа намекает, что я уёбище ебаное? Я же, по сути, тоже такой человек. Правда, не ною и не плачу. Ну, в смысле, ною у себя в голове, но хотя бы не под грустные песенки. Ну и да, не вспоминая о давних прекрасных временах. – Мне кажется, у тебя неизлечимая болезнь, – вскоре протянул Ковальский, пристально глядя на меня. – Мне похуй. – Вот именно эта.