Problem

      — Я не виновна!       — Лиам чуть не умер. А все ты блять! Твой кокс, твой парень, твоя пущенная по пизде жизнь. Не моё это все! Понимаешь?       Обвиняя, крича, доказывая правоту, которую трудно найти в самом себе, Лип терялся в правде, спрятанной в глубинах разума, достаточно надёжно, чтоб не достать сразу. Проще обвинять сестру. Да! Она определенно виновата в этот раз. Ответственный не имеющий ответственности, и смачно проебывается, чуть ли не плюхаясь на скользком, от рвоты отца, полу.       Все заведомо идёт по разрушающемуся сценарию и это тот напрягающий момент, когда любой толчок приводит к срыву. Будь-то очередная фраза Фионы о невиновности или ширнувшийся Фрэнк, вырубившийся в ванной комнате. В его жизни не бывает историй со счастливым финалом, и как бы громко он себе это не проговаривал, кричал, произнося отчётливо каждое слово - надежда на лучшее все еще существовала. Некая отрада - попытка спрятаться от неизбежности, разрушающей жизни в гетто. Подальше от пресловутого дома с его жителями, подальше от прошлого, хватающегося за него руками цепкой хваткой. Прошлое не отпускает. Чуть ли не рычит, как изголодавшаяся собака, в желании утопить в своих недрах еще одну жизнь. И Филипп понимает, что сейчас он его жертва, совсем не новая, скорее хорошо забытая старая.       Ситуация с Лиамом не последняя. Это было предсказуемо, потому что, как вся семья славилась огромной дыркой в голове вместо мозгов, так Фиона лидировала в конкурсе на самую пребистую жизнь. И он не сравнивает ее с собой. Не оценивает масштабы прожитых лет, которые сестрица потратила на их воспитание, когда родители были слишком заняты друг другом/ выпивкой/ наркотой - иногда приходилось подчеркивать каждое слово. Настолько были заняты Фрэнк и Моника. Он не понимал всей схожести и сочувствия, испытываемое к старшей сестре, под влиянием вспышки - одномоментного желания отказаться от очевидного, ради того, чтоб доказать как ему это не нужно.       Лип готов говорить каждому, как он ненавидит свою семью, за каждым поворотом. В особенности тому, кто даст закурить, разделяя с ним затхлый никотин в сигарете, ожидающей своего чёрного дня в кармане джинс. Для Галлагера он наступил. Он зашёл вместе с солнцем на небо, ошеломляющей правдой, будоражащей каждую клеточку кожи, сиренами скорой помощи и паникой, лучами освещающую каждый пыльный угол дома. Лиам нуждался в его помощи. В его здравомыслии и решениях, которые бы не привели к смерти младшего брата, решений, которые не смогла принять Фиона. И все снова сводится к вечернему разговору.       В его голове все зациклено. Переживания грызут блёклую правду, проклятая жизнь скуривает еще одну сигарету, и никакого спокойствия не приносит даже мнимая, надуманная эйфория, что раньше помогала справиться даже с более сложными ситуациями. Успевая закурить, один, второй вдох и выдох, и клуб выпущенное дыма, рассеивающего лёгким ветром, и проблема становилась проще. Но не сейчас. Она усугубляется. Наслаивает панцирь, о который можно пораниться, выпускает острые игла, через которые не проберёшься к центру. Проблема повисает в воздухе неразрешенной, и Лип не понимает, что она уже проросла и дала плоды.       Да он даже не понимает суть самой проблемы!       Не осознает... не может.       Проблема останется с ним днями. Не давая спокойно дышать, будто пропитывая воздух сажей, от которой кроме кашля никакого проку нет. Лип откидывает ее в сторону, отодвигая на задний план подальше, чтоб посмотрев случайно в сторону он ее не увидел - но все как-то безысходно. Все валится с рук, не успев даже хорошенько схватиться, и именно из-за этого в универе все катиться в задницу, как бы усердно он не штудировал учебники.       Лиам уже пришёл в норму, Сэмми забрала отца и хрупкая стабильность вновь восторжествовала, какой бы груз он не взвалил на себя, злясь по-прежнему на сестру . Видя не ее, а красную тряпку, которой дразнят быка, чтоб публика ликовала. И каким бы он адекватным себя не считал, понять очевидное становилось недостижимой нормой, которую он обходит в сотый раз стороной. В сто сорок второй раз, Лип начинает считать.       — Сегодня Лиам заночует у меня в общежитии.       — Ты можешь оставить его дома... — Фиона просит, почти умоляет.       — Нет, спасибо, он останется под моим присмотром.       — Лип...       — Тебе надо решить... кхм... свои проблемы. — Филипп останавливается возле лестницы.       И как-то больше разговаривать не хочется. Ничего не хочется, даже отвести взгляд, такой продолжительный и монотонный, он почти заменяет диалог с тонной недоказанности. Лишний раз заставляя убедиться, что глаза в глаза могут сказать больше, чем исковерканная реальность слов.       — Пойди возьми игрушки, Лиам, мы уезжаем, — и он даже не провожает взглядом брата, настолько увлечен этой игрой в гляделки, сжимая кулаки, чтобы не разбить эту дурную голову, которую носит на плечах Фиона.       А она делает шаг навстречу, сопровождаясь его скептическим взглядом, поднимает руки в примирительном жесте, а губы произносят его имя, которое он не слышит. Шум в ушах, как фон, от которого не избавиться. Биение сердце играет симфонию ролей, а он доказывает себе, что злится. Она чуть не убила Лиама, она не сдержала обещаний, она тянет всех окружающих вокруг себя ко дну. Она! Фиона! Чертова Галлагер.       Да он убить ее готов, если она перейдёт невидимую линию разграничения, пересечёт его зону комфорта, устроив в нем кавардак из недопонимания и гнева. Лип пытается испепелить ее взглядом, всем своим видом показывая, что он не готов сейчас ее прощать, говорить с ней, да даже видеть ее ему отвратительно. И при этом смотрит. Сжимает губы в тонкую линию, почти не моргая, хотя уже сушит глаза.       Она снова что-то говорит, делая опять чертов шаг вперёд, еще более неуверенный, чем предыдущий. Почти достигая линии, всего пару сантиметров, ограничивающей хрупкую атмосферу его мнимого спокойствия, от разрушений, невидимой пеленой вниз. Какая-то жалкая дистанция, преодолеть которую нужна секунда, всего мгновение чтобы... Что? Лип доходит до этого вопроса и замирает в своей голове на мертвой точке. Не находит лояльного выхода из ситуации, будто его поливают цементом и превращают в безэмоциональную статую, с застывшей единой эмоцией.       Фиона отводит взгляд, переводя его на спускающего Лиама. Тянет к нему руки, чтоб обнять, проговаривая самым ласковым тоном то, как сильно она его любит, как будет скучать, и что они обязательно завтра встретятся. Ему остаётся обратить внимание на потолок, переводя мучительно долгий взгляд на пыльный телевизор, показывающий какую-то передачу про фитнес; затем себе под ноги, на потрескавшиеся ботинки, чудом не разлезшихся на две половины. Только потом, поворачивает голову, чтоб заметить, как улыбается Лиам, как искренне он тянет к ней ручонки, соединяя пальцы на ее густых каштановых волосах, целует в щеку, когда она ее подставляет.       — Пошли... — его собственный голос неузнаваем, стоило прокашляться сперва, чтоб избавиться от излишнего довеска на связках.       Брат отпускает из объятий Фиону, и теперь тянется к нему, на что Лип берет его на руки, доставая из кармана деньги на проезд. Он прощается очень холодной фразой «развлекайся», глупо надеясь, что вернувшись сюда завтра, сестры здесь не будет, она уйдёт по делам, или к очередному парню. Да куда угодно, не забывая, что она под домашним арестом, нет, надумывая исход, где им не придётся контактировать.       Он добирается до общежития, не заметив, как проблема продолжает удобно располагаться у него внутри.       День начинается так же ебануто, как и прежние, добавляя стажировку, и младшего брата, забота о котором не была столь мешающей, скорее следить за ним самому было единственным правильным решением, которого он продолжал придерживаться. Ему здорово повезло, что Аманда предложила посидеть с Лиамом пока он старался подзаработать, как-то доверяя ей того, кому не доверил родной сестре. И все же это было не то, что-то продолжало грызть внутри, расцарапывая органы. Маячить в мыслях, отодвигаемые на задний план усердной работой, какой бы отстойной она не казалась на первый взгляд. Да даже взгляни ты на нее второй раз, интереса не прибавлялось. Но оттуда можно было брать еду, а это уже лучше, чем ничего.       Глупо поверить, что за одну ночь Филлип подостыл. Это слово вообще нигде не применяется в контексте, заменяясь нелестными словосочетаниями в сторону сестры, как клише, снова и снова не понимая глубину сказанного даже в голове. Количество сигарет уряжается с попытками решить эту проблему, и улетали быстрее, чем облако дыма рассеивается среди кислорода. Бессолнечный день к вечеру холодит сильнее, проморозив уже сформировавшиеся сугробы вокруг жилых домов. Зимняя пора года так же внезапно погрузила всех в эту зыбкую стихию, напоминая о тёплых вещах и зимних куртках. С этой неразберихой день становится на ускоренную перемотку.       Забрав Лиама у Аманды он уже подходил к дому, замечая горящий в окнах свет, точно зная, кто там помимо братьев будет находиться. Докуривает по дороге вторую сигарету, даже не замечая, как закончил с первой. Он не может определить для себя модель поведения: пылать догоревшей агрессией или заклёвывать угаснувшим гневом. Всё не подходило, как бы сильно не хотелось с порога начинать уже поднадоевшую песню о виновности. Стоило попытаться простить, вот только тут выходила заминка, что-то мешало, и именно это тянуло ко дну все благоросудные мысли.        Он открывает дверь, сразу замечая неладное. Запах дыма ударяет в нос, сильно контрастируя на фоне прохлады зимнего вечера. Лип морщится, но не устраивает сцену сразу, замечая сидящую рядом Веронику.       — Привет, что делаешь? — выходит достаточно дружелюбно, он даже сам удивляется, как просто это удалось сделать, ставя Лиама в детский манеж.       — Ищу способ зарабатывать деньги на дому. — Она улыбается, перелистывая вниз веб страницу на лежащем на бедрах ноутбуке.       — Чувствуете, что-то горит...       И какой бы громкий не был смех сорвавшейся с места Фионы, убегающей на кухню, радости это не приносило. Вообще ничего в себе не несло, никакого подтекста. Включая замедленную съёмку в которой весь дом погружался в дым от горелой в духовке еды, а выпившие подруги, заливаясь смехом, открывали окна, размахивая полотенцами в разные стороны. Не хватало мелочи, чтобы взорваться, маленькой песчинки, чтобы перевесить чашу весов, и разлить все накопившееся за это время.       Филипп стоял на месте и пытался не охренеть окончательно, ждал пика, прихода очередной дозы, в качестве наркоты играли роль очередные выебоны старшей сестры.        Не так все должно быть.       Он не произносит не слова, когда Вероника уходит на роды собственной матери, замечая полупустые бутылки водки на столе, все объясняющие без слов. Ему не нужны были очередные оправдания.       — Карл, забери Лиама и пооткрывай наверху окна.       И вновь эта игра. Хмельные глаза Фионы и постепенно угасающая улыбка, после встречи с его, перекошенным от нагнетающего гнева, лицом. Под аккомпанементы кричащей пожарной сигнализации. Он правда пытается сдержаться. Делая вдох, затем протяжный выдох.       — Ты тупо дала еде сгореть?       — Мы отвлеклись... — слабое оправдание, и оно действительно нихуя для него не оправдывало, ни ее поведение, ни стоящую на столе водку.       — Да ты в говно... — все еще спокойно, почти размеренно.       — С каких пор бухать для Галлагера преступление? Ви принесла водку..       — И залила тебе в глотку? — все поднималось на уровень выше, создавая острые углы.       — Ты сам сказал мне расслабиться! — делает шаг вперёд, бросая в сторону полотенце, которым развеивала дым.       — Блять! Спали дом, еду, ты же знаешь, я всегда смогу украсть с работы-стажировки еще! Продолжай! У тебя круто получается все проебывать!       — Лип, мне тоже не просто!       — Конечно, две бутылки водки выжрать. — он нервно запускает ладонь в свои волосы, готовый вырвать их, если у Фионы появится хоть чуточку мозгов. — А знаешь что... Делай блять все, что считаешь нужным. Ебись с братом своего парня, оставляй наркоту для детей, пиздуй на нары. У меня все схвачено! Молчание. Оно прогрызается внутрь, оставляя сквозные дыры на теле, которые нет возможности заштопать моментально. Они приносят боль. Фиона больше не улыбалась, не было ямочек возле углов рта, а блестящий от алкоголя взгляд не грел, только отталкивая тем же холодом, что и всегда.       — Ну нахер...       Лип выходит из кухни на задний двор, преодолевая дистанцию настолько быстро, будто за спиной и правда пожар. Рукой отталкивает дверь, скрипящую даже от несильного натиска, скрываясь за ней от раздражающего сигнала. На улице была действительно нужная тишина, единственный успокаивающий никотин, который он подпаливает, держа в зубах фильтр сигареты. Делая глубокий вдох, пропитанными дымом легкими, Лип отдаленно замечает, как сигнализация замолкает. Выдыхая с облегчением, он изучает затянувшееся тучами небо, и этого тоже мало, чтобы полноценно прийти в себя. Облокачивается плечом об балку, удерживающую хлипкий навес.       Дверь открывается, а Лип не отводит взгляд от неба, не надеясь даже найти хотя б одну звезду. Чирк спички, и слышимый вдох, разрушающий тишину, вновь принося в его личное пространство недоразумение. Он бы мог сказать, что привык, но нет. Сегодня точно не может с этим смириться.       На улице холодно, и Лип краем глаза замечает, как легко одетая Фиона обнимает себя руками, делая очередную затяжку.       — Мне было это необходимо, Лип...       Лучше б молчала.       — Это сложный момент для меня, все это... слишком, понимаешь? — а он смотрит куда угодно, но не на нее, зато прекрасно понимая, что она приближается, по шагам, по смеси из алкоголя и таких же дешёвых сигарет, как и у него. — Посмотри на меня... — и ее пальцы цепляясь за подбородок, поворачивают его лицо в свою сторону. Лип не сопротивляется, не то предвкушение игры, не то...       Она продолжает:       — Я не хотела всего этого делать, это случайность. От нее никто не предостережен.       — Просто замолчи, хорошо?       — Лип, послушай...       А он не хочет ее слушать, только смотреть, изучая взглядом, таким же холодным, как и воздух вокруг. Выпуская в ее сторону дым, чтобы не отворачиваться, пытаясь прочесть по губам то, что он перестает слышать, как и тогда, возле лестницы. В шуме в ушах отчётливо слышны удары сердца, оно ускорено, неравномерно, будто всего пару минут назад тот пробежался галопом, убегая от собак. Лип порывался сделать шаг в эту пропасть будучи уже на ее краю. Клубы дыма сходятся в одной точке, разветриваясь в разные стороны, они исполняют свою миссию - скрывают те пару шагов, благодаря которым Фиона успевает пересечь недозволенную раньше линию, стать ближе, чем позволено. Ближе, чем вообще можно было бы подумать, будь хоть один из них трезвым.       Это кружило голову, это отключало тормоза, это - проблема давила на газ, успевай замечать, как поднимается вверх стрелка спидометра. И Лип не замечал, он вообще мало за что мог отвечать в данную секунду, все происходило не с ним. С кем-то другим: с тем парнем по соседству, или очередным ухажёром, которому Фиона испортит жизнь, не ему. Нет. Ничего подобного.       Точно не с ним. Вдох.       Их губы соприкасаются, заставляя дыхание взять паузу. Вполне уверенно, будто это было не впервые, а это - не порыв, за который им придётся расплачиваться. Расстояние сокращается до минимума, когда руки зарываются в волосы друг друга, пытаясь оказаться ближе, хотя бы губами. Это - проблема -щелчок, подталкивающая их к стене дома, зажимая Фиону, от которой трудно оторваться, не замечая выпущенную из рук сигарету. Смесь дыхания и обоюдной помешанности, жара, распространяющегося по телу, способного выдержать холодный вечер. Его поцелуй перемещается на шею, руки - на бедра, требуя большего, прямо здесь и сейчас. Настойчиво прижимая ее к себе, вымещая в каждом движении свой гнев, скопившийся за долгое время.       Девушка прерывисто дышит, искусывает свои губы и скорей понимает столько же, сколько и Лип. Их поцелуй вновь возвращается, такой же пылкий и требовательный, с исцарапанной шеей и оставленных на бедрах отметинах. Вокруг все смешивается, меняется погода, и в голове почти что лето. Хочется раздеться, ну или раздеть друг друга, прыгая в пропасть вместе, держась за руки, пальцы которых уже давно переплелись. Это не был романтический поцелуй, скорее срыв,приносящий боль и неудовлетворение.       — Есть, что пожрать?       И всего секунда нужна, чтоб отлепиться друг от друга, отлетая по разные стороны. Филипп пытается привести себя в порядок, ища взглядом потерянную сигарету, растирая пальцами губы. Время вновь пошло на замедление       — Вы где, блять?        Скрип двери шугает своей ожидаемостью.       — Карл, иди наверх, возьму щётку и какую-нибудь пижаму.       — У него завтра встреча касаемая наказания..       — Не переживай, не надо, я вовремя отведу его к Шейле. Всю ночь просидя за учебниками.       Ёбаная скрипучая дверь. Он заходит в пропахший дымом дом, пересекает кухню, берет с манежа Лиама, дожидаясь, пока Карл спустится вниз.       — Это не обязательно, Лип.       — В пизду это все. Правда...       — Эй, ну чего ты...       — Карл! Давай, пошли! Быстрей. — он на нее не смотрит.       — Лип!        Он открывает входную дверь, слышит, как спускается брат по ступенькам, слышит просящий голос Фионы, но не может остановиться, бежит, почти без оглядки. Выходит на свежий воздух и ничего не проясняется в голове. Все вновь нагнетается, увеличивается в размере. Превращается в проблему... Ошибку.        Да, это определенно была ошибка.