Убить дракона

*** Да, такие времена. Твой мир – хрустальный и живой. Здесь не нужен никому такой. Кукрыниксы. Хрустальный мир. Что-то вот-вот должно было произойти. Неприятное и неотвратимое, как визит к дантисту. Оно витало в воздухе, искрило и выжидало своего часа. Дженсен, положив руку с микрофоном на колено, оглядывал зал. Небольшое помещение, мест на сто, не больше, - и то заполнено едва наполовину. Не привыкать. А если совсем честно – то он даже радовался, видя невысокую посещаемость отдельных конвенций. Меньше народа – меньше неадекватов, меньше идиотских вопросов, повторяющихся из кона в кон, меньше сгоревших нервов для них обоих. Дженсен оглянулся на напарника. Улыбается, балагурит, а глаза грустные. Из зала, может, и не разглядеть, но Дженсен, даже если бы спиной сидел, всё равно чувствовал это глухое, сдержанное напряжение. Джаред устал. Они оба устали к концу сезона, и всё равно за Джареда сердце дёргается больнее, чем за себя самого. Братишка, навсегда братишка, даже если Сверхъестественное закончится прямо завтра. «Береги Сэмми», сказал Джон Винчестер своему старшему сыну, четырёхлетнему малышу. Дженсену такого никто никогда не говорил. Он сам принял это решение для себя – в тот день, когда прочитал сценарий, когда впервые протянул руку незнакомому лохматому парню на полголовы выше себя, когда почувствовал, что солнечный техасец – балагур и сердцеед – на самом деле испуганный, ранимый мальчишка. И тогда, и сейчас, спустя 13 лет, ему как воздух необходим кто-то, кто в критический момент обнимет и скажет, что всё будет хорошо. Дженсен улыбнулся. Счастливая судьба велела именно ему стать таким «кем-то» для Джареда – и это, безусловно, была её лучшая идея. Конвенция шла своим чередом. Пока Джаред, стараясь держать себя бодрячком перед поклонниками, шутливо отвечал на одни и те же надоевшие вопросы, можно было спокойно подумать. До конца съёмок ещё две с половиной серии, почти три недели. Этот внезапный кон в Орландо стал для обоих внеплановой передышкой перед мучительным эпизодом убийства Сэма упырями в параллельной реальности. Едва прочитав сценарий, Дженсен сразу же попросил у режиссёра отгул на день – сцены смерти, пусть не первые и даже не десятые, всегда давались с огромным трудом, после которого требовалась сильная эмоциональная перезарядка. Дженсен быстро перебрал в голове все эти эпизоды. После окончания съёмок «Заколдованного круга» у Джареда ещё несколько дней руки дрожали, несмотря на литры успокоительного, которое в него вливали помощники режиссёра. А сам Дженсен… до сих пор в его ушах звучит гневный крик Эрика в финале пятого сезона. Земля сомкнулась над головой Сэма, запирая в клетке и Михаила, и Люцифера. Дин стоит на коленях на выжженной траве, опустив голову, и не может заставить себя подняться с места, ставшего могилой брата. Точнее, должен был стоять. Дженсен упирается взглядом в уцелевший клочок травы, такой жалкий среди песка и камней, и понимает только одно: его брата больше нет. Брата – больше – нет. И он, сломленный, потерявший больше того, чем смог бы перенести, просто ложится ничком на траву, утыкаясь в неё носом, - и уже ни сердитые приказы Крипке, ни ласковые увещевания Сингера не могут поднять его обратно. - Мой вопрос для Джареда! – звонко сказала в микрофон девчонка с правой стороны зала, выдёргивая Дженсена из воспоминаний в реальный мир. Падалеки улыбнулся, давая понять, что он слушает. - Я читала отрывок из книги «Семья не заканчивается кровью», - начала поклонница. – И меня очень удивило твоё поведение в описанной ситуации. У меня есть младший брательник, он та ещё зануда и плакса, по правде говоря, но я совершенно точно уверена, что даже он не стал бы распускать нюни из-за каких-то там часов. Дженсен напрягся. Только что витавший в облаках своих воспоминаний, он вдруг резко спустился на землю, весь обращаясь в слух. Что она несёт, эта дура? - Тем более, думать о суициде, - продолжала девчонка. – Мне кажется, это так глупо… Ну серьёзно. Музей оказался закрыт, да Господи ты боже мой, вселенская трагедия, не иначе! – её голос звенел, что было отчётливо слышно в повисшей в зале тишине. – Так вот, я хочу спросить… Дженсен перевёл взгляд на друга. Джаред, без тени улыбки, внимательно смотрел на девушку – он, разумеется, ни упустил ни слова из того, что она сказала. И, разумеется, на полном серьёзе собрался отвечать на её вопрос, каким бы бесстыжим он ни оказался. - Тебе самому не противно быть такой истеричкой, которая от каждого закрытого музея впадает в депрессию и пытается покончить с собой, - учитывая, что ты взрослый мужик и несёшь ответственность за свою семью? – девушка, наконец, закончила свою обвинительную речь и выжидательно уставилась на актёра. Она улыбалась, подбодрённая собственной дерзостью, её глаза лихорадочно блестели. Зная наверняка, что Джаред не позволит себе ответить на её наглость такой же наглостью, она ждала, как же политый грязью Падалеки выкрутится из этой неловкой ситуации. Ждать пришлось меньше одной секунды. Нахмурившийся Джаред даже не успел поднять микрофон, как его опередил друг и брат. - Я надеюсь, ты не потратила все свои сбережения, чтобы приехать сюда и купить билет на кон, - резко сказал Дженсен, - в противном случае штраф за оскорбление в публичном месте тебе придётся отдавать натурой. - Это Дженсен так шутит, - попробовал было виновато улыбнуться Джаред, забеспокоившийся за настроение поклонников больше, чем за своё собственное. - Шутки кончились, - перебил его Эклз и встал. – И конвенция тоже. Всем спасибо, что пришли. Кроме тебя, маленькая дрянь, - он ткнул пальцем в девушку-хейтера и бросил микрофон на стул. В зале зашумели, заволновались. Кон начался каких-то пятнадцать-двадцать минут назад - и никто не рассчитывал на такую скорую концовку. То там, то здесь раздавались отдельные выкрики с просьбой продолжать, люди интересовались, а будут ли автографы и фоотопы, а виновница всей бучи всё так же стояла у микрофона, ухмыляясь краем рта. Она не ожидала такой реакции и была несколько смущена неожиданным результатом своей выходки, поэтому ей ничего не оставалось, как удерживать на лице маску дерзкой невозмутимости. Джаред, казалось, был ошеломлён не меньше. Он попробовал было сказать что-то ещё, обращаясь не то к поклонникам, не то к Дженсену, - но напарник был неумолим. Он махнул рукой в зал в обычном прощальном жесте, сцапал Джареда за рукав рубашки и потащил за собой со сцены. Умоляющие крики в зале усилились, но Дженсен не обернулся и даже не убавил шаг. - Перестань дурака валять! – с деланным возмущением набросился на него Джаред, когда они выбрались из зала. – Мы должны вернуться и отработать до конца. Они же заплатили за это. - Они заплатили за то, чтобы нас увидеть и пообщаться – а не за то, чтобы тебя морально мордовать, - огрызнулся Дженсен. – Хватит того, что из нас на фотоопах каких-то ручных обезьянок делают – теперь ещё и на конах будут унижать?? - Да ну брось ты. Один недовольный – это не все. Ну, ляпнула сдуру, не подумавши, с кем не бывает. А ты из-за неё кучу народа лишил радости. - Не подумавши? – Дженсен остановился, внимательно посмотрел другу в глаза. – Джар, ты не понимаешь. Она приехала на кон, потратила деньги… Чёрт бы с ними, с хейтерами в интернете, там что только ни напишут! Но она подсуетилась, чтобы сказать это тебе лично, глядя в глаза, - и язык не отсох. Она сделала это специально – унизила, ударила в самое больное место и ещё ждала, что ты ответишь. Да её вывести нужно было немедленно и за дверями расстрелять. - Дженсен… Все остальные не виноваты, - мягко сказал Падалеки. - Я знаю. Но ты – не виноват больше остальных. Поэтому, прошу, хоть ради меня согласись. Закончим этот балаган и поедем в Ванкувер прямо сейчас. - А автографы? А фотоопы? Ты и их хочешь слить? - Всё, чего я хочу, - хмуро ответил Дженсен, - это чтобы ты был в порядке. А ты уже не в порядке, и давно. Как бы ни бодрился, как бы ни улыбался. Я же вижу. Ты держишься на честном слове. На имидже солнечного парня. Не хочешь огорчать других, хотя сам… - тут он умолк, заметив, как Джаред закусил губы, и испугавшись, не растравил ли он ещё сильнее старую рану. - Я всё это знаю, - тихо ответил Джаред. – Я знаю. Давай сделаем то, что должны сделать, и поедем. Они все ждут этих фотографий, для многих это, может, единственная возможность… Я так не могу. И Дженсен сдался. Как бы ни хотелось ему увести братишку подальше отсюда, от жестоких людей, от ранящих слов, он понимал, что, сливая фотоопы, сделает только хуже. Джаред потом так изведётся совестью за то, что оставил поклонников без внимания, что ни один психиатр такого пациента не переживёт. - Бегом, бегом, - беззлобно покрикивал Крис, штатный фотограф всех американских конвенций Сверхъестественного, - не задерживаемся. - Я хочу тебя обнять, - просто сказала девчушка, подходя к Джареду. – Тебе сегодня досталось, но этот день скоро закончится. - Быстрей, девушка, - поторапливал Крис, - смотрите, какая очередь за вами! - Просто обнимемся и всё, - сказала поклонница. Джаред кивнул, схватил её в объятия и улыбнулся в камеру. И в этот момент услышал, как девушка шепчет ему в ухо: «Ты самый лучший на свете». Калейдоскоп фотоопов сверкнул перед глазами и пропал. Вновь самолёт до Канады, вновь знакомые лица, радостно приветствующие главных героев каста, вновь включённые камеры, всё как всегда – и только саднящая боль, невидимая заноза в том месте, где должно быть сердце. *** No mercy (have mercy) no mercy on your soul… Hammerfall. Any means necessary. (перевод. Никакого, никакого сочувствия к твоей душе). - А ты с хрена ли злой такой? – обиделся Миша. - Ты должен был пропустить меня к брату, - рыкнул Дженсен, всё ещё не пришедший в себя после съёмок сцены убийства Сэма. – Пропустить! Меня! К брату! Слышишь?! - Так а я-то тут при чём? – всплеснул руками Коллинз. – В сценарии сказано: «Кастиэль останавливает Дина у входа в логово упырей и не даёт пройти». Как написано, так и сыграл. И на мой взгляд, всё верно, и Кастиэль прав: им сейчас нужно думать о том, как быстрее добраться до города, а не о Сэме. - Я этому Кастиэлю скоро все перья с его проклятой задницы общипаю, - погрозился Дженсен. В ушах всё ещё раздавался тяжкий, пронзительный крик Джареда. Погибающий Сэм звал на помощь, три вампира облепили его со всех сторон, не давая двинуться, и жадно грызли ещё живую плоть, напитываясь алой влагой. Обездвиженный, обезоруженный Сэм никак не мог защитить себя и только кричал, зовя брата, хрипло, захлёбываясь собственной кровью, звал единственного человека, о котором помнил даже в минуту предсмертной муки. А Дин не мог прийти на помощь. Всё видя, всё слыша, он едва не горел заживо от страстного стремления кинуться к братишке, вытащить его из лап монстров, пусть истекающего кровью, но живого. И не мог. Вампиры держали его, подбираясь к горлу, слишком много на одного, слишком жадные и бесстрашные, они крепко вцепились в руки, в ноги, держали за волосы, лязгая зубами у самого лица. Где был проклятый Кас, верный ручной ангел? Где был Габриэль, архангел, сила которого испепелила самого Асмодея? Через пару минут всё было кончено, и затихшего Сэма нечисть поволокла в дыру ещё более тёмную и зловонную, чем та, в которой находились путники. - Камера, стоп, - объявил режиссёр. И одновременно с его словами Дженсен, стряхнув с себя статистов, разукрашенных под вампиров, кинулся к декорациям. Джаред лежал на куче тряпья, весь залитый бутафорской кровью, хлопал глазами и вертел головой, словно опасался, что раны Сэма волшебным образом перейдут на него самого. - Ты как? – спросил Дженсен, подавая ему руку и поднимая. - Вроде норм, - всё ещё хриплым голосом ответил Джаред. – Надеюсь, это был единственный дубль. - Та же фигня. Ещё раз слушать твои крики – я не переживу. - А я не переживу на тебя смотреть. Дурака свалял. Сингер сказал, чтобы я на тебя не смотрел весь эпизод, а я не удержался. - И что увидел? – спросил Эклз, хотя и сам хорошо представлял себе, что именно. - Не знаю. Как будто у тебя сейчас сердце разорвётся. Дженсен хмуро кивнул и отвернулся, слишком страшные кровавые потёки пятнали лицо и шею Джара, - пусть бутафорские, но кричал-то он по-настоящему. И эта боль, это смертное отчаяние грызло и сосало ещё долго после выключения камеры. Никогда он к этому не привыкнет. Да, сейчас дело не доходит до нервных срывов, как тогда, в конце второго сезона, но и легче ведь не становится. - Ну, главное, что Сэм вернётся уже через пять минут, - нарочито бодро сказал Джаред, заметив, как стремительно пошло вниз настроение напарника. – Не так уж долго помучаешься. Ассистенты кликнули на постановку. Началась сцена встречи Дина и его соратников с матерью и Джеком, а чуть позже – явление воскресшего Сэма, с ухмыляющимся Люцифером за спиной. Саманта терпеливо ждала, не задавая положенных по сценарию вопросов. Она знала, что слёзы Дина, повисшие на ресницах, адресованы не ей. И Дин, отмотавший тысячи километров, перелопативший горы фолиантов, совершивший невозможное, чтобы попасть в параллельную реальность, чтобы увидеть мать, – не рад этой встрече. Лучше бы они никогда не встречались, если цена за это – жизнь Сэма. - Давай! – кивнул режиссёр Джареду, разрешая младшему Винчестеру появиться в кадре. - Сэм, - сдавленно прошептал Дин, мгновенно абстрагируясь от матери, - Сэмми! - Да Сэмми, Сэмми, - ворчливо пробубнил Миша, срывая дубль. Он всё ещё был обижен на Дженсена за его резкость. – Никуда твой Сэмми не денется. Подумаешь, принцесса-истеричка… И в этот момент что-то сломалось в душе Джареда. Эклз увидел это раньше, чем Миша успел договорить. Мгновенно наполнились слезами глаза напарника, он неловко шмыгнул, опуская голову, быстро вытирая непрошенные капли на лице. - Стоп, камера, - рявкнул режиссёр, - Джар, какого чёрта? Прекрати немедленно. Вытрите ему лицо. Всё? Давайте заново, поехали! И опять сорвался дубль, и опять, и ещё один. Падалеки кусал губы, мучительно морщился, но остановить слёзы никак не удавалось. Одно наложилось на другое, другое на третье, и он не выдержал. Глумливая усмешка хейтерши на конвенции, её обидные, жестокие слова, и «Ты самый лучший на свете», и глаза Дженсена… Ничего такого страшного не случилось в жизни, из-за чего стоило бы так расстраиваться, но успокоиться, взять себя в руки он не мог. И больше всего на свете хотел исчезнуть с этой площадки, чтобы в тишине и одиночестве выдохнуть всё, что его терзало. Фантомы прошлых переживаний никуда не уходили, задушенные усиленной работой психологов, они таились в укромных уголках души и выжидали момента, когда можно будет снова ударить по больному. И Джаред знал, что так будет до конца его жизни. В этой сцене у него не было слов, требовалось всего лишь выйти из-за декораций и жалобно посмотреть на брата. Он старался незаметно вытирать глаза или вовсе не поднимать голову, чтобы справиться со сценой, – но режиссёр требовал смотреть прямо и не распускать нюни. Сам того не зная, он почти повторял слова девушки-хейтера с конвенции, раня ещё сильнее и без того раздёрганного Джареда и злясь, что эпизод застопорился на пустом месте. - Хватит! – наконец не выдержал Дженсен. Все головы обернулись к нему. - Хватит, - повторил он, подходя к другу. – Вы же его довели в край, не видите? - Я что, много прошу? – рыкнул Майкл. – Выйти и два раза хлопнуть глазами. Если ему уже и это не под силу, то я не знаю, на какой такой 14й сезон вы рассчитываете. Дженсен, пропуская мимо ушей слова режиссёра, потянул на себя расстроенного братишку, обнял, пряча от всех, похлопал по спине. - Всё, Джар, к чёрту это дурацкое благородство. Я ждал до последнего. Но теперь… - М? – буркнул Падалеки. - Теперь ты будешь делать то, что скажу я. И это не обсуждается. *** Take me by the hand, Take me somewhere new. Avril Lavigne. I’m with you. (перевод. Возьми меня за руку И увези куда-нибудь отсюда). «То, что скажу я» у Дженсена называлось выгнать Джареда в отпуск на несколько дней. Он готовился быть режиссёром следующего эпизода, и вся съёмочная команда знала, что это значит. Первое, что делал Эклз, садясь в режиссёрское кресло – просматривал график занятости каста в течение всей съёмочной недели, которая отводилась на создание одного эпизода сериала. И уверенной рукой сокращал в этом графике рабочие часы напарника, автоматически прибавляя работы и себе, и тем актёрам, кто был занят в текущем эпизоде. - Даже думать не смей, - заупрямился Джаред, едва получив на руки итоговый график. – Я буду работать, как и все. - Нет, не будешь, - отрезал Дженсен. – У тебя вот-вот нервный срыв опять случится. Не хочешь ехать домой – пожалуйста, пусть Женевьев приедет сюда с детьми. Но на ближайшие три дня про работу забудь. Или опять хочешь повторения Джибкона? - И чем мне тогда заняться? – нахохлился Джаред. - Не знаю. Гуляй, спи, мешай мне режиссировать – что угодно, только не нервничай. - А давай вместе на эти три дня свалим куда-нибудь? Дженсен оторвался от просмотра сценария и мягко улыбнулся. - А снимать кто будет, Эрик? Или, может, Миша? Джаред вздохнул. Немного радости в этом отгуле, если его нельзя разделить на двоих. Дженсен, конечно, переживает за него. Дай ему волю, - он бы и болтливого не к месту Мишу выгнал из каста, и все будущие смерти Винчестеров повычёркивал. Но заботясь о братишке, он наглухо забывает о самом себе. Как будто Джаред не знает, как упахивается его друг в те дни, когда выступает и актёром, и режиссёром, да ещё если рядом нет его обожаемого брата. - Я знаю, что мы сделаем, - объявил Ричард, понаблюдав за Винчестерами несколько минут. - Жги! – разрешил Дженсен. - Режиссировать буду я. А что? Опыт есть и нефиговый. А вы вдвоём отдохните. Пока поснимаем Кастиэля, Мэри и Джека. Кстати, можно ещё наших блудных сестёр подтянуть, да и Джоди давно видно не было. - Но сценарий… - попробовал было запротестовать Дженсен. - Сценарий не так долго подправить, как ты пытаешься тут изобразить. А самое главное, - Спейт улыбнулся шкодной габриэльской улыбкой, - ты же и сам не хочешь оставлять Джара без присмотра. Тем же вечером Дженсен без стука вошёл в трейлер Джареда. - Ну что, какие планы на завтра? - Думал прокатиться по местам нашей боевой славы да позависать в баре. - У меня есть идея получше. – Дженсен протянул другу два прямоугольных листочка. – Завтра утром мы с тобой летим в Женеву. - Куда?! - В Женеву. - З-зачем? - За маслом, блин. Пора убить твоего дракона. Через несколько часов, когда самолёт уже сел в швейцарском аэропорту, Джаред вдруг, волнуясь, сказал: - Я понятия не имею, что ты там задумал, но знай, что я согласился на это только ради тебя. Дженсен улыбнулся, тепло пожал ему руку и выглянул в иллюминатор. Женева радостно замахала ему государственным флагом на крыше аэропорта. - В прошлый раз ты был здесь один, - сказал Дженсен. – Я хочу вычеркнуть этот день из твоей памяти. Сегодня мы с тобой пройдём теми дорогами, по которым ты бродил в одиночестве. И посмотрим музей с часами, который ты не смог посмотреть в тот раз. Мы сделаем всё, что ты хотел тогда – только теперь я буду рядом с тобой. *** I don’t believe in fairy tales, But I believe in you and me. Take me to wonderland. Natalia Kills. Wonderland (перевод. Я не верю в волшебные сказки, Но я верю в нас с тобой. Так забери меня в волшебную страну). Конечной целью Дженсена был, разумеется, роскошный часовой музей Patek Philippe в самом сердце Женевы, но тащить туда Джареда сразу же из аэропорта он не захотел. Так мог бы сделать, например, Миша, не обременённый лишним чувством такта. Привести, ткнуть пальцем – вот он, твой музей, никуда не делся, иди давай, смотри свои часики. Дженсен не был Мишей. Дженсен не просто хотел, чтобы его друг побродил по музею, а собирался полностью переиначить в его мире восприятие Женевы. После того несчастного Джибкона Джар так ни разу и не побывал в Швейцарии. Да что там, даже говорить об этом отказывался. Женева стала для него табу, словно там что-то безвозвратно сломалось и ушло в небытие. И Дженсен хотел исправить это грустное недоразумение. Из аэропорта они поехали в гостиницу. Миловидная девушка-администратор, улыбаясь, заполнила журнал приёма и спросила, ничуть не смутившись: «Вам номер с двуспальной кроватью?» - Что? – переспросил Дженсен, автоматически выпадая из реальной жизни в мир Сверхъестественного. Он, будучи Дином, уже столько раз слышал этот вопрос в мотелях и хостелах, что столкнувшись с ним опять, машинально ответил: «Это мой брат». Джаред за спиной тихо усмехнулся. Винчестерам и не снились такие шикарные апартаменты, которыми их поприветствовала гостиница Ibis Styles. И если бы вдруг в номерах не оказалось раздельных одноместных кроватей, он бы даже этого не заметил. - Сегодня просто гуляем, - объявил Дженсен, скинув на пол в номере дорожную сумку. – Завтра идём в музей. Я им уже звонил, - торопливо добавил он, хотя Джаред и не думал его перебивать, - они работают с утра и до середины дня. Если не будешь дрыхнуть до обеда, как раз успеем. Зазвонил телефон, на проводе была Дэннил. - Это правда? – спросила она, и даже по интонации было слышно, как она улыбается. - Не знаю, что тебе там наврал Ричард, но да. - Он сказал, что вы вдвоём сегодня улетели в Женеву на пару дней. Дженсен… я тобой горжусь, - прибавила она неожиданно. И положила трубку. Душистый, солнечный, бесконечно счастливый майский день тянулся и тянулся, не торопясь заканчиваться. Они бродили по городу, неузнаваемые, не боясь, что визгливые поклонницы будут отвлекать их просьбами о фото, наворачивали мороженое и смеялись до колик в животе. Дженсен никогда не был в Женеве и с удовольствием осматривал памятники и прочую архитектуру, влезал на заборы, требуя красиво его сфотографировать, и без конца сыпал шуточками по поводу местных жителей. - Нет, ты слышал, как они разговаривают? – приставал он к смеющемуся Джареду. – То ли время спрашивает, то ли матом посылает – не разберёшь. Памятник сломанному стулу вызвал у него самое искреннее восхищение. Десятиметровый исполин возвышался над площадью у Дворца Наций, жалостливо поднимая свою перебитую переднюю ногу. «Память о людях, покалеченных в мировых конфликтах», сказал Джаред, читавший об этом памятнике. И они некоторое время молча постояли под изуродованной ногой. - Пойдём-ка посмотрим Цветочные часы, - Джаред потянул друга за рукав, - тут недалеко целая композиция из цветов со стрелками. - И почему я не удивлён, - усмехнулся Дженсен. - Если в какой-нибудь сибирской деревушке сделают памятник часам, ты и туда доберёшься, чтоб посмотреть. - Обязательно! – торжественно пообещал Падалеки и повернул к Женевскому озеру, туда, где красовалась главная гордость всех швейцарцев. Цветочные часы и в самом деле были необычной достопримечательностью. Высаженные по кругу в строгом соответствии со временем цветения, они каждый месяц меняли внешний облик памятника, и приходя на это место, можно было услышать, как горожане переговариваются между собой: «Который час? – Время маргариток». К вечеру ребята, нагулявшиеся досыта, так утомились от вороха впечатлений, что в номере сил хватило лишь на то, чтобы упасть ничком на кровать и в последний раз за день включить фотоаппарат – посмотреть сотню нащёлканных снимков. Дженсен с нарочито пафосной рожей на фоне Женевского фонтана. Джаред, обнимающий чью-то собаку с явным неудовольствием самой собаки. А вот они вместе рядом с каким-то собором («Потом погуглим», лениво сказал Эклз, наглухо забывший название). А вот смешно перекошенное лицо Джареда, когда он уже приготовился позировать, и тут в кадр влетела оса и весело зажужжала около его носа. - Наверное, это был мой лучший день, - сонно пробормотал Падалеки, засыпая. - Тогда я, пожалуй, растяну его во времени, - ответил Дженсен. - Спасибо за то, что ты со мной. - Та же фигня. Женевский музей часов сиял распахнутыми дверями, но Джаред не заторопился войти внутрь. Его взгляд остановился на неприметной лавочке в сквере недалеко от входа. Здесь он сидел в тот день, когда мир вокруг рушился. Здесь он исходил отчаянием, ненавидя себя и не находя сил подняться на ноги. Странно было смотреть на неё сегодня, когда его переполняло светлое умиротворение. Немая свидетельница самых горьких минут стала очевидцем и безмятежной, бесконечной радости. Дженсен тихонько подошёл сзади, обнял за плечи, не решаясь нарушать поток воспоминаний друга. До этого дня он гнал от себя всё, что хоть как-то напоминало ему о чёрных минутах в женевском сквере, рядом с музеем. Сегодня воспоминания полились светлым, спокойным ручьём. Легко перебирая в памяти те моменты, Джаред вдруг понял, почему это так. Дженсен был рядом. Дженсен, нужный сильнее воздуха, роднее родного брата, - он был здесь. И перед ним отступали, склоняли голову самые страшные фантомы, самые жестокие терзания. Отступали, чтобы больше не возвращаться. Обезглавленный дракон бился в судорогах, поверженный, но жалости к нему не было. Один Джаред никогда не смог бы с ним справиться, но Джаред вместе с Дженсеном… Он накрыл своей рукой ладонь друга. Кому молиться, кого благодарить за такое волшебство в его жизни? Женева улыбалась, трепеща сразу всеми клейкими листочками на деревьях, откуда-то чудно пахло ванилью, и совсем рядом, почти над ухом, раздавался волнующий «тик-так» больших женевских часов. - Идём, - шепнул Дженсен. – Музей сам себя не посмотрит. *** They always called me as a loser, zero. When I look into the mirror, there is a superhero. The Rasmus. Wonderman. (перевод. Они звали меня лузером, ничтожеством, Но когда я смотрю в зеркало, то вижу супергероя). - Я надеюсь, эта глава в твоей жизни уже закончилась, - сказала девушка в микрофон. – Желаю, чтобы у тебя никогда больше не было таких трудных дней… и печальных событий. Джаред кивнул, улыбаясь, и помахал ей рукой. Конвенции в Остине всегда какие-то особенные – родные, что ли. Здесь хочется быть ещё более внимательным к поклонникам, ещё больше времени уделять общению с ними, ещё радостнее улыбаться на фотоопах. Он посмотрел на Дженсена. Тот сидел совершенно расслаблено, как сытый кот. Его ничего не беспокоило, ничего не тревожило. Джареду вдруг ужасно захотелось его обнять – как и всегда на конах, широко, крепко и внезапно. Но он не был уверен, что сможет разомкнуть объятия спустя приличествующее время и поэтому ограничился тем, что положил голову ему на плечо. Девчонки в зале восторженно заумилялись и защёлкали фотоаппаратами. Дженсен, не поворачивая головы, прикрыл напарнику лицо рукой, защищая его глаза от резких вспышек, и Джаред мог бы поклясться, что друг сделал это непроизвольно. «Береги Сэмми», было сказано тринадцать лет тому назад. Вот он и бережёт, никогда, даже в хиатус, не выключая режим старшего брата и лучшего друга. - Я очень тобой горжусь, Джаред, - сказала другая поклонница, когда подошло её время задавать вопрос. – Тяжёлые моменты бывают у каждого из нас, многим не понаслышке знакома депрессия. И я благодарю тебя за то, что ты рассказываешь о своих проблемах, не боишься делиться ими с нами, что-то советуешь и просто… - тут её голос слегка дрогнул, но она быстро справилась с собой и продолжила, - просто обнимаешь и смотришь в глаза. Сразу хочется жить. Ты на самом деле помогаешь очень многим и спасаешь очень многих. Спасибо тебе за это. Дженсен, - она перевела взгляд на Эклза, - пожалуйста, береги его. Пообещай мне, что будешь беречь. - Обещаю, - уверенно ответил Дженсен, не промедлив и мгновения. И, подтверждая свои слова, крепко сжал ладонь Джареда, спокойно лежавшую в его руках.