Unrealistic

— Мистер Старк? Что-то внутри Тони ёкает и обрывается. Ему резко становится тяжело дышать, потрясывает от схватившего за затылок страха, но он старается прийти в себя и успокоиться. Он некоторое время продолжает лежать с закрытыми глазами, прислушиваясь, не имея возможности поверить в происходящее. — Тони, ты что, спишь? — конечно, он сразу узнает этот обиженный голос. Через месяц, через год, когда угодно. Он открывает глаза, поначалу щурится от ударившего его как пощечина света, постепенно начиная видеть чётче и чётче. Питер Паркер сидит перед ним в своих пижамных штанах и растянутой мятой футболке, закутанный в одеяло, а в глазах у него читается обида. Это ведь просто его паучок, так ведь? Наверное, успел увидеть страшный сон, пока дремал, так что теперь его не отпускает это странное, липкое ощущение, отдающее ломкой болью по всему телу. — Я не сплю, совсем. На слух лучше воспринимается. Питер насупился, сведя брови к переносице, на его лице играют блики холодного синего света от меняющихся на телевизоре картинок. Тони повернулся в их сторону и недоуменно наклонил голову. Почему-то все это казалось таким чужим и знакомым одновременно. На меняющихся изображениях Питер снимал какой-то очередной город, высокие здания, парки, себя на фоне достопримечательностей, океан и солнце, садящееся за кромку воды. — И давно ты кино снимаешь? — вырывается у Тони. Он действительно забыл или..? То есть да, конечно, как же он мог забыть, идиот. Это все совсем не кажется незнакомым, ведь Питер давно уже пробует запечатлеть реальность на пленку, хотя, будем справедливыми, у него плоховато пока получается, но он старается и теперь показывает свой четырехчасовой «фильм» Тони в надежде на критику, а точнее — на бесстыдную похвалу. — Не смешно, мистер Старк. — если остальные (весьма очевидные) знаки Тони мог оставить без внимания, то формальное обращение — слишком явный показатель того, что Питер обижен, расстроен и, возможно, даже зол. — Я в том плане, что… Отлично получается. Для новичка это очень даже неплохо. — Серьезно? — услышав это Питер даже улыбнулся. Он опускает радостно загоревшиеся глаза и начинает мять в руках одеяло, лепеча что-то про «тонкости» съемки, про камеру, про Неда и даже про тетю Мэй, а Тони снова бросает взгляд на телевизор и ухмыляется, потому что попадает как раз на невырезанный кадр, где Питер неуклюже роняет камеру и чертыхается. Тони смотрит на парня, словно полупрозрачного, хрустального, в этом странном смешении холодного и теплого света. Руки с длинными пальцами нервно перебирают складки на кремово-белой ткани, прядь волос небрежно отбрасывает тень кофейного цвета на его лицо, глаза часто моргают, а рот растягивается в очаровательную улыбку. И нужно ли Тони еще что-то в мире кроме этой улыбки? Наверное, нет. -…в любом случае, он не может быть настолько хорош, ведь ты бы тогда не заснул! — Питер смотрит с укором. — Ты очень красивый. — говорит на выдохе Тони и улыбается. — Перестань! — Питер опять начинает краснеть, хмурится, а потом быстро отворачивается, ища на своей стороне кровати пульт и, помешкав, выключает телевизор, совсем забыв о голосовом управлении. Наблюдая за парнем, Тони улыбается еще сильнее, перехватывает руку Питера и с наигранной досадой говорит: — Ты ведь знаешь, что это не из-за фильма. Питер выжидает минуту, смотрит внимательно, а потом спрашивает: — Он правда неплох? — Да, на самом деле. — говорит Тони и глуповато кивает, срочно думая, какой комплимент можно сказать, не обидев и не соврав слишком уж сильно, — Очень… Оригинальный. Я бы даже сказал «уникальный», в некотором роде… — Ладно. — не дослушав говорит Питер и вздыхает облегченно. Как же он все-таки зависим от похвалы Старка, это невероятно. С Питером вообще всегда было сложно — одно слово может задеть, другое — заставить ходить на подъеме. А еще он гиперактивный, никогда не слушается ни Старка, ни Мэй, ни своих друзей, импульсивный, смелый, умный, любимый. Тони притягивает Питера к себе и тот сначала удивляется этому внезапному порыву нежности, (хотя что уж там — удивляется и сам Тони), но через мгновение расслабляется и мирно ложится головой на плечо, щекоча своим дыханием шею Старка. Так странно, он привык к низкому Питеру, а за эти уже почти три года тот так вырос, что… В глубине Тони что-то вновь оборвалось. Упало, разбилось в дребезги. И снова, и снова. Будто бы кто-то кидает в стену чайный сервиз по одному предмету за раз. «Страх хватает за затылок» — очень странная фраза, но именно в такие моменты и понимаешь ее истинное значение: конечности становятся ватными, голова гудит, и тебя сковывает так, что ты не можешь пошевелиться. Болит живот, болит лицо, сердце тоже начинает болеть. Такое чувство, что вместо тела у него один большой оголенный нерв. Это ведь его Питер прямо сейчас, перед ним, смотрит на него в недоумении. — Ты не настоящий. — словно бы спрашивает Тони, но не понятно у кого. Он разглядывает Питера, который теперь кажется полупрозрачным не из-за причудливо падающего света, а из-за нереальности всего происходящего. «Питер» — только имя крутится в голове Тони, а воспоминания тем временем острыми когтями раздирают тело на куски, не оставляя живого места. И хочется плакать, хочется кричать, но вместо Тони плачет Питер, прекрасно понимая, что сейчас происходит. Слезы собираются в его больших покрасневших глазах и он говорит: — Я настоящий, Мистер Старк. — Я бы очень хотел, чтобы ты был настоящим. — тут же отвечает Тони и Питер резко бросается к нему, льнет, обнимает, словно бы пытаясь провалиться внутрь: — Как я могу… — он переходит на крик, — Как я могу быть не настоящим?! Мистер Старк! Тони смотрит невидящими глазами Питеру на макушку, приглаживает волосы и осознает свою боль, в сотый раз смиряется с ней, прощает себя за то, что не уберег, не успел спасти. Хочется ударить самого себя по лицу, но он остается сидеть смирно, ради ненастоящего, давно ушедшего от него, но все еще родного и теплого Питера. — Пожалуйста! Мистер Старк, я настоящий! Я точно настоящий! Тони держит его, пока парень плачет, пока его прошибает крупная дрожь и он пытается убедить в своей реальности. Тони обнимает и говорит слова любви, которые так боялся сказать в реальной жизни, пока Питер был жив. Тони согласен целую вечность провести рядом с ним, даже если это всего лишь порождение фантазии и находящегося в агонии мозга. — Мистер Старк, я не хочу уходить. Пожалуйста. — уже спокойно, расслабленно говорит Питер, не поднимая на Тони глаз. Он шумно дышит и остается неподвижным, а потом медленно и постепенно начинает распадаться в пепел, все сильнее сжимая ладонь Старка. В последний момент Питер поднимает голову, их взгляды встречаются и парень исчезает совсем. Тони некоторое время сидит на месте, зажмуривается до боли и цветных пятен в глазах, закрывает лицо руками, но не плачет. Наверное, было бы легче, если бы боль выходила со слезами, но теперь кажется, что в нем уже совсем ничего не осталось. Тони просыпается с приглушенным вскриком, буквально подскакивая на собственной кровати, жадно, быстро дышит. Постепенно он приходит в себя и с тяжелым вздохом вытирает со лба пот, уже смирившись с ночными кошмарами. Они не отпускают его никогда, становясь только изощреннее. Пятница приветствует Мистера Старка своим «заботливым» механическим голосом и открывает плотные оконные ставни. На улице только-только начинает светлеть. «По крайней мере, мне не нужен будильник.» — грустно шутит Тони. Он смотрит на все еще спящий город и расслабляется, осматривает привычную спальню, осматривает себя самого, смотрит на тумбочку со стоящей на ней, пожалуй, единственной сентиментальной вещью во всем доме — их с Пеппер совместной фотографией. Тони улыбается воспоминаниям с этой совершенно дуратской поездки в Индию, и наконец заставляет себя подняться с кровати и спуститься вниз. Он одевается, пьет кофе, а потом идет в мастерскую, чтобы, как всегда, восемнадцать часов подряд переделывать и совершенствовать очередной сине-красный паучий костюм.