Carte Blanche 2: Reload

Я наблюдаю за дорогой, кажущейся бесконечной. Фонарей работающих мало, и ясный просвет появляется лишь тогда, когда навстречу изредка катят фуры, освещая трассу дальняком. Уставившись в окно, я боюсь проронить слово, дабы лишнего не сказать. Просто максимально себя отвлекаю и считаю капли на запотевшем стекле. Дворники работают, как часы, отвлекаюсь ещё и на них. На всё, что угодно, только не на его руку на коробке передач, что практически рядом с моей коленкой. — Будешь? — не скажу, что тишина в салоне настолько уж гробовая, что его внезапный вопрос пугает. Но я всё равно слегка вздрагиваю, глядя, как он протягивает мне пачку сигарет. Отрицательно верчу башкой. — И правильно. Сам он, к слову, тоже пренебрегает сигаретой, ибо из-за дождя не так уж и хочется окно открывать. Есть риск промокнуть, даже будучи в салоне. — Может, скажешь хоть что-нибудь? — он снова спрашивает, но уже реагирую спокойно. Просто также отрицательно головой мотаю. — Так и будем до конца пути в молчанку играть? Снова отворачиваюсь к окну. Помнится мне, что молчание — знак согласия, поэтому я покорно принимаюсь ждать, пока до Миронова это дойдёт. — Нина? — не доходит, видимо. И всё последующее время я боковым зрением вижу, как он то и дело поворачивает свою белобрысую голову ко мне. Чувствую, как изнутри что-то жжёт от его взгляда, и это что-то постепенно поднимается вверх, останавливаясь где-то в груди и мешая нормально дышать. — Я целовалась с Гошей, — раз уж хочет поговорить — пожалуйста. Надеюсь, теперь перехочет. Но вместо этого он резко давит по тормозам, да так, что будучи не пристёгнутой, чуть не бьюсь головой о бардачок, улетая вперёд. Мы останавливаемся на обочине, машина не глушится. Фары продолжают освещать небольшой участок дороги перед авто, а я слышу удары капель по стеклу теперь с удвоенной силой. Ещё в этом стекле я вижу его отражение. Он повернулся теперь прямо ко мне, буквально уничтожая взглядом. И даже в отражении я видела, как огнём горят его глаза. Как заходятся ходуном скулы, и как сильно он сдерживает в себе того, кто сейчас хочет закричать, схватить меня за подбородок, развернуть к себе и заставить повторить то, что я только что сказала. — Повтори, — да, я была права отчасти. — Ты всё слышал, — мне страшно, страшно поворачиваться. По хорошему счёту мне хочется выбежать из этой машины и словить попутку, но в то же время я понимаю, как это чертовски глупо. Глупо и невозможно. Он не даст мне этого сделать. И о чём я только думала, когда наивно предполагала, что моё признание его заткнёт? — Посмотри на меня, — нет... не хочу, — посмотри на меня! — он не кричит, просто изменяет тон и теперь не просит, а приказывает. Наверное, чем быстрее я повернусь — тем быстрее всё закончится. Тем быстрее уйдёт это ноющее трепетное чувство, засевшее внутри и заставляющее сейчас каждую клеточку дрожать. Раньше у нас такого не было. Я никогда его не предавала. Уходила — да. Сбегала — да. Врала — да. Но контакт с другим мужчиной... нет. И я не учла этого. Не учла, какой может быть реакция того, кто способен не просто на разбой, а на самое настоящее убийство. И кем я для него теперь являться буду? — Лучше ты мне расскажи, как тебе спалось с Оксаной под боком! — резко к нему поворачиваюсь и натыкаюсь на окутанный яростью взгляд. Я просто не готова сидеть и ждать, пока он будет медленно вкалывать иголки в моё тело по одной. Именно такое ощущение я испытываю, когда он тушит меня своими словами. — Так это была месть? — его брови вздымаются, а венка на шее пульсирует. Кажется, я слышу даже треск сухожилий, которые воспаляет постепенно заполняющая его злость. — Просто скажи мне, что все эти дни у вас не было секса! Давай! Говори! — в ярости я не уступаю, иначе окажусь в одном шаге от поражения. — Скажи, как ты не обнимал её, лёжа в нашей кровати! Скажи, как ни разу не поцеловал! Скажи, что не обнимал и не говорил лестных слов, глядя ей в глаза и в упор не замечая, что это не я!! Говори!!! Его глаза округлились ещё больше, а правая бровь как-то нервно, мелко задёргалась. Я и понятия не имела, зачем мне нужно было это подтверждение от него. Зачем было снова трепать себе нервы, но это всё в буквальном смысле лезло из меня наружу, и под контроль уже взять не удавалось. Я не стала упоминать, что наш с Вишну поцелуй случился ещё до всей этой эпопеи с Оксаной. Не стала уточнять, что была под препаратами, которыми Гоша тогда накачал. Иначе, чувствую, до общаги мы добрались бы быстрее, чем скоростной поезд. — Что ты чувствовала? — его взгляд вдруг чуть изменился, а голос обрёл совсем другие краски. — Что? — я даже глазами захлопала, не ожидая такую смену темы. — Что ты чувствовала, когда целовала его? — в его глазах сейчас невозможно что-либо прочитать. Потому что там злость, ярость, обида, разочарование и желание лишить жизни ещё одну душу. — Ничего, — смягчаю тон и говорю тише, опуская глаза. Я вообще тогда думала, что Глеба целую, но всепоглощающее чувство реванша заставило выпалить это с такой злостью, что тёмная сторона души буквально кричала рассказать о том, как мне понравилось находиться с ним рядом. Как легко мне было, когда я проводила с ним время на крыше. И как было спокойно, когда он нёс меня на руках до комнаты. — Он, наверное, нежный... — Глеб скрывается в предположениях, отводя взгляд и приближаясь ко мне так медленно, что я уловить на успеваю, как его лицо становится ближе. — Наверное, не такой грубиян, как я, — мгновения, его глаза снова поглощают меня, заставляя сидеть, не шевелясь. — И трахается наверное исключительно на белых простынях под Бетховена, — будучи во власти его пленительного взгляда, я не сразу понимаю, что его ладонь оказывается на моей коленке. — Куда мне до него... — он оттягивает краешек губ, ехидно усмехаясь, — я ведь предпочту не ждать, и могу тебя оттрахать прямо на этой трассе, вжав лицом в капот, — его ладонь медленно начинает ползти вверх, и я едва беру себя в руки, укладывая свою ладонь поверх его и чуть сжимая, дабы остановить. — Нет, — перебиваю, мотаю гривой, чуть взъерошенной от влажности, — не надо... — Что не надо? — он неспешно наклоняет голову, продолжая мучать меня своей близостью. — Быть тем, кто я есть? Это ты хотела сказать? — последнее слово у него выходит с каким-то надрывом, влекущим за собой едва слышное рычание. Его пальцы сжимаются и заставляют меня зашипеть, ибо кожа чувствительная слишком. — Я ведь животное, которым движут инстинкты, грубиян, бандит, — другими словами, тот самый Миронов, которого мне довелось лицезреть в одиннадцатом классе, — а он не такой, верно? Он считается с твоими желаниями, да? — Глеб, пожалуйста, прекрати, — я начинаю ёрзать и сильнее вцепляюсь в его руку, которая во всю уже сжимает мою ляжку. Грубо, властно. Так, что хочется шипеть. — Тогда какого чёрта ты была со мной? — это вот что сейчас вообще? — Ты ведь знаешь, какой я на самом деле? Знаешь, Нина. И тебе это нравится, — да он, блять, издевается! — Не пора бы себе признаться, что ты в этой машине сейчас потому, что ты самая настоящая мазохистка? — я с тобой последний год по этой причине, кажется, вот только признаться себе никак не могу. — Перестань! — уже прошу более требовательно, когда его вторая рука тянется к моей шее. И я по инерции хочу её убрать, но он перехватывает мою кисть у изголовья и крепко сжимает. Дергаюсь инстинктивно, заранее понимая, что ещё пара таких попыток, и покраснения на запястье точно не избежать. — Я не Вишну, чтобы просить меня об этом, — снова черти в глазах, снова ядовитый оскал, и снова напоминающая о себе ладонь, которая уже в миллиметре от моей промежности. — Пожалуйста... — прикрываю глаза и будто молю, не понимая, отчего так страшно. Хотя, наверное, я могу понять. В этом человеке словно живут две личности. И нынешняя заставляет прятать голову в песок, пока его второе «я» не вернётся обратно. Вот только возвращаться оно пока не думает. — Думаешь, я поверю? — думаю, что мне, будучи в сидячем положении, сейчас удастся рухнуть. — Твои глаза ведь просят совсем не о том, о чём твердит твой рот, — его ладонь окончательно устраивается между моих ног и чуть надавливает. Слава Богу, что через ткань джинс он не чувствует этой пульсации. Этой чёртовой, мать её, реакции моего тела, которую мозг до сих пор не в силах объяснить. — Пусти, — мычу, сцепив зубы и стараясь оставшейся свободной рукой убрать его ладонь. И складывается впечатление, что я пытаюсь одним пальцем сдвинуть целую глыбу, которая даже не двинется от моих прикосновений. — Нет, — он хмыкает, вызывая во мне окончательную панику, когда его пальцы ложатся на молнию. Снова дёргаюсь, отчаянно пытаясь убрать его руку, пока ему это окончательно не надоедает. И он хватает мою кисть, быстро просовывая себе под коленку и прижимая к сидению. Теперь я полностью обезоружена. — Твою мать, Миронов! — чуть ли не рычу, или даже рычу, когда он с улыбкой расстёгивает молнию джинс и приспускает их настолько, насколько позволяет положение. — Сука, — шиплю, подобно змее, не желая этого видеть и откидывая назад голову. А он как назло медлит, нагло проникая ладонью прямо под ткань шёлковых стринг. Чего-то ждёт, пока я терпеливо держу глаза закрытыми и стараюсь дышать как можно тише. Вот только бесшумно не выходит. Из груди так и рвётся хрип, когда он проводит длинным средним пальцем меж половых губ. — Ты мне тут потоп устроишь, — это дьявольское отродье ещё и усмехается, чтоб его... — а ведь я ещё даже не вошёл. Очевидно, напряжение внизу живота переросло в самое настоящее наваждение, которое под контроль было взять просто невозможно. Между ног предательски ныло, а блондин ещё и издевался, продолжая водить вдоль складок уже двумя пальцами, пока не зацепил набухшую бусинку. Открывать глаза всё ещё не хотелось. Не хотелось видеть этот взгляд, эту блядскую ухмылку, когда он начал плавными круговыми движениями массировать клитор. Тогда я начала обратный отсчёт до того, как меня попросту разорвёт изнутри. Я и представить не могла, сколько ещё выдержу, чтобы не начать извиваться в такт ему, его движениям. — Хочешь, чтобы я остановился? — какая к чёрту разница, что я отвечу. — Да... — выдыхаю тихо, измученно, а после взвизгиваю, когда он входит в меня средним пальцем. — Аргх... — Да кто тебя так врать учит? — он начинает двигаться во мне, заставляя закусить губу и себя не выдать. Да-да, именно не выдать, в то время как я истекаю вагинальным соком так, словно не видела секса больше года. — Глеб... — дальше я забываю, что хочу сказать. Да и какая разница, для него это всё равно не будет иметь никакого значения. Он лишь добавляет ещё один палец, и резко, заставляя меня выгнуться и приоткрыть рот в немом вздохе. Сдерживаю себя в последний момент. И такое чувство, будто это игра на поражение. Кто первый сдастся, учитывая неравный бой? Чёрт возьми, всего несколько минут назад я надавила на больное, практически устроила скандал, рассчитывая на словесную перепалку. А теперь теку под ним, пока он трахает меня пальцами, явно слыша, как я тяжело дышу и изо всех сил пытаюсь сдерживать стон, что в груди на низком старте. Почему? Почему это опять со мной происходит? Наверное, потому что... — Миронов, — только и получается прошипеть, когда он входит до костяшек, заставляя открывать рот и глотать воздух снова и снова. Пытка прекращается внезапно, но свобода от нахлёстывающих ощущений длится недолго. Затишье. Слышу щелчок, и гаснут фары. Мгновение. Он глушит двигатель, и теперь моё сбитое дыхание слышится ещё отчетливей. Секунда. И он рывком опускает сидение, отправляя меня в горизонтальное положение. Мои руки всё также скованы, и он теперь практически надо мной. Я не открою глаза. Ни за что. Между моих ног теперь упирается его коленка, и я, как собачонка податливая, хочу чуть ли не выть, ибо желание тереться об неё промежностью как назло не покидает, а только выигрывает в этой борьбе разума и желаний. Мораль и похоть, это вечное противостояние... Его руки... они теперь свободно ходят по телу. По-хозяйски проникают под кофту и ложатся на грудь, вынуждая зайтись мелкой тряской. Нет... я не перевозбуждена... просто слишком долго меня никто не касался... Нет... Он сжимает меж пальцев отвердевшие соски, чем вызывает наконец настоящую злость. Злость на саму себя, потому что я открываю глаза и окидываю помутневшим, но злостным взглядом этого садиста. Стоп. Если его руки на моём теле, то тогда... Блять! Именно в этот момент я понимаю, что он уже не держит. И это не самое ужасное, что удаётся осознать. Чуть опускаю взгляд и снова прикрываю стыдливо глаза, понимая, что сама раздвигаю ноги как можно шире. А этот сукин сын улыбается чуть ли не до ушей. Заливаюсь алой краской и закрываю руками лицо, резко ощущая свободу от его веса. Но ненадолго. Он лишь отстраняется на мгновение, чтобы рывком стащить с меня джинсы и устроиться между моих ног. Теперь я чувствую, как во внутреннюю сторону бедра упирается его достоинство. Оно настолько твёрдое, что мне становится даже немного больно. — Так ты меня совсем не хочешь? — я хочу заплакать. От обиды. На саму себя. Потому что проигрываю. Снова. Тому же. Не проходит и минуты, как я чувствую уже головку его члена. Пульсирующую, выделяющую вязкую жидкость. Она упирается возле сжатого кольца мышц и норовит заполнить меня, в то время как хозяин органа наклоняется к моей шее, невесомо касаясь её губами. — Твой Гоша вообще первый тебя поцеловал, или у него смелости не хватило к тебе даже притронуться? — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — Пошёл к чёрту, — упираюсь вдруг в его плечи ладонями, отодвигая от себя настолько, насколько это возможно. А он только смотрит. Смотрит хищным взглядом, наслаждаясь тем, что я, блять, ничего не делаю. Не кричу, не извиваюсь, не пытаюсь его с себя скинуть. Ничего... Он победил меня ещё тогда, когда всё это начал. И он знал это. Знал, но его извечное желание побеждать меня во всём снова взяло верх, заставляя меня принимать всё то, что он надо мной вершит. — Будет больно... — несмотря на всю собранную в мои руки силу, он склоняется, предупреждая меня шёпотом. А потом только одно мгновение, и его член до самого основания оказывается во мне, заставляя вскрикнуть. Вскрикнуть и раскрыть глаза пуще прежнего. — Нет! — меня кроет с такой силой, что я подлетаю, пытаюсь отдышаться, за голову даже хватаюсь. И этой самой головой начинаю вертеть. За окном мелкий дождь, всё по стёклам стучит. На улице ночь, небо затянуто тучами. Едва освещаемая трасса, и Миронов, спокойно себе держит руль и смотрит на дорогу, ненароком на меня отвлекаясь. — Надо же, — не до конца докуренную сигарету выбрасывает, закрывая окно, — самый интересный в мире собеседник проснулся. В отличие от меня, на его лице улыбка. Странная такая, похотливая. И она точно означает что-то недоброе, я вот просто поклясться готова! Что касается меня: округлившиеся глаза, чуть смазанная тушь и самое что ни на есть тупое выражение лица. — Извини, — кидаю в его сторону отчего-то стыдливый взгляд и поправляю кофту, оттягивая, — кошмар приснился, — потому что я, кажется, чётко уловила, что вот это «Нет» прокричала на весь салон. — Да? И что там было? — он с наигранным интересом продолжает, не переставая улыбаться. — Да так... — заправляю прядь волос за ухо и кошусь на пачку сигарет, — не помню уже. — Может, твои плотно сведённые ноги и рука между ними помогут вспомнить? — Ох бл... — опускаю глаза и резко убираю от себя руку, с ужасом осознавая, что нихреново так спалилась. — А ещё, — нет, пожалуйста, просто молчи, — судя по тому, как ты моё имя выстанывала, рискну предположить, что... — Заткнись! — не выдерживаю и прикрикиваю, заставляя его улыбаться ещё шире. Хотя, куда уж шире... — Сигаретку? — сукин ты сын... — Спасибо, — хватаю из его пальцев пачку и зажигалку, открывая окно и отворачиваясь. Во сне! Он не оставляет меня в покое даже во сне... — Так и будем молчать? — я уже успеваю докурить и зажевать ментос, как до моих ушей доносится до боли знакомый вопрос. И я как-то нервно улыбаюсь, снова примеряя на себя самое тупое выражение лица и скрещивая руки на груди. Да. Сейчас я в разговоре ему не откажу. Вот только ни за что не подниму ту тему, о которой по глупости хочет ведать непослушный язык. Главное — сдержаться. Только бы не оплошать... — Давно я уснула? — Как только на трассу выехали. Замечательно. А можно теперь уснуть до самого общежития? И, желательно, без вот этих вот снов... Успевает пройти лишь пара минут, а меня снова настигает чувство страха. Мы тормозимся на обочине, плавно съезжая. Свет фар гаснет, ключ в замке поворачивается, машина глохнет. — Что... — даже напрягаюсь, вытягивая шею, — ты зачем... — За минералкой схожу. Ты будешь что-нибудь? — он отмахивается рукой в сторону маленького ларька, которого я бы в жизни не заметила. И я выдыхаю. Выдыхаю громко и расслабленно, снова откидываясь на сидение и тянусь рукой к пачке сигарет. — Не помнишь, говоришь, что во сне было... — Миронов ищет по салону кошелёк, а сам стреляет в меня глазами и не скрывает свою фирменную, чтоб её, улыбку. — А? — снова строю из себя дурочку и делаю вид, что была занята подкуриванием сигареты. — Я скоро, — усмешка, хлопок дверью, и вскоре его фигура скрывается в магазинчике, пока я отчаянно бьюсь головой о подголовник. — Блять, — удар, затяжка, мысли вслух, — блять! Я стараюсь успокоиться, в какой-то момент подловив себя на жутко неловкой мысли. И пока Миронов возится с покупками, я бегло шныряю пальцами в джинсы и провожу указательным пальцем между складок плоти, выпучивая глаза, когда чувствую там влагу. Также быстро вынимаю руку и курю быстрее, успевая выкинуть одну и закурить другую, дабы растянуть на подольше и не объяснять Сименсу, какого чёрта курю вторую. А вот себе теперь нужно объяснить, какого чёрта в моей голове так плотно сидит то, от чего хочется избавиться хотя бы на время. Но похоже, это моё проклятие...