«Рука увязла в пепельнице, пытаясь затушить остатки сигареты. Немного аристократичный, он поднял тёмные дубовые глаза на своего собеседника. В огнях старого камина, они казались ей ещё более привлекательными. Донна подумала о том, что всё-таки не зря они купили этот дом. Хоть и пришлось влезть в долги.
Их брак переживал не самые лучше времена. Бесконечные распри сопровождались криками о том, как нужно жить и, как можно было бы жить, если бы она не была «тупой эгоистичной дурой», не забывала, что «он всё делает для неё», «и, вообще, научилась хорошим манерам, ведь её «маман» уделила этому так мало внимания». Не обходилось и без её, Донны, радикальных лозунгов в стиле – «уходи, если хочешь!», что звучало чаще, нежели - «Я не хочу иметь с тобой ничего общего!», или метафор, вроде - «обычная тупость имеет границу в барана, твоя же охватывает несколько пастбищ!». Последнее, кстати, могло бы занять почетное место в учебниках «Не лучшей семейной жизни».
В общем, если эмоции - это краски, то оттенкам палитры брака Донны и Дэйва Грант просто не было предела.
Только вот каждый раз становилось всё хуже. И это «хуже», чем бы ни было оно, останавливаться желания не изъявляло. Однако здесь, в доме, на окраине Старых лесов, который они так трепетно берегли, реальность складывалась иначе. Продай они этот дом – и, кажется, сама семья будет разрушена. Потому как он служил семье Грантов безусловным перемирием, оплотом веры и надежды. К слову, огромная мягкая кровать викторианского стиля, с нависающим шелковым балдахином, на втором этаже, отнюдь не была тому причиной.
- Ты так и будешь молчать? - требовательно спросила женщина.
- Мне следует говорить?
Донна удивленно подняла брови:
- Ты серьёзно?!
- Вполне.- невозмутимо ответил Дэйв.
Донна в очередной раз (слишком уж часто за последнее время) вышла на монолог. Время от времени она срывалась на крик, который плавно затихал, будто женщина пыталась удержать равновесие. Это немного веселило Дэйва. Удивительно, но за, почти, восемь лет совместной жизни его супруга - ни разу не выигрывала семейных «дуэлей». И это при её-то характере! Объяснения этому мужчина не искал. Того, что все лавры неизменно принадлежали ему, казалось достаточным. Однако сегодня у мистера Гранта не было шансов. Впервые, мужчина не знал, что ему следует говорить. Для него это казалось диким, не привычным. Между тем, подобные ощущения, ни в какое не шли сравнение со страхом неизвестности, который производил в голове лишь один вопрос: «что же, всё-таки, будет дальше?».
«Неужели, на этом всё и закончится? Весь этот пройденный путь. На обыкновенной лжи?» - подумал Дэйв.
С другой стороны, вспоминая одну из журнальных статей, под которой размещалась статистика, анонимно приводимая одним известным семейным психологом, которую вычитал Дэйв в одном из модных глянцевых изданий, что выписывала Донна, таким образом заканчивается большинство, даже самых длительных, отношений.
«Сейчас бы пригодился совет того психолога».
По большому счету, сейчас бы пригодилось что угодно: землетрясение, пожар, цунами… Любое колебание воздуха! Всё сейчас пришлось бы месту, только бы отсрочить надвигающийся разговор.
Но время пришло. И вот она - та самая партия, которую Дейв так боялся сыграть. Партия, где каждое слово может только всё усложнить, а одно из основных условий игры – не молчать.
«Загнанный в угол». Так ведь говорят? Загнанный в угол. Самим собой.
Не смотря на всю трагичность момента, мужчине казалось, что некий шанс всё-таки есть. Нужно просто хорошенько подумать.
В тот же момент его что-то предательски подтолкнуло внутри, навязывая сказать правду.
«Ну уж нет! Рано ещё!» - одернул он себя. «Сейчас я скажу, а дальше что?».
Ответ сам по себе, неосознанно складывался в голове. И ответ этот прост: около получаса обвинений в предательстве и неверности. В лучшем случае, Донна просто молча уйдет.
И только слезы будут. Вне сомнений. Им начертано быть.
Дейв смотрел в ее дикие глаза, ждущие глаза.
- Я… – начал было он, но замолчал.
«Нет, я не могу сам сказать этого. Все должно быть иначе!»
Только вот как так - «иначе»?
«Вспомнить если, до этого момента никто не жаловался!»
Размышления Дэйва перетекали в русло «о неспешном течении жизни», в котором сам по себе и не обращаешь внимания на развилки и пути, которые ею предоставляются. Идёшь, да и идёшь. Как-то по инерции, в каком-то, вроде бы, правильном направлении, хотя и о том тоже не особо задумываешься.
В итоге и получается, что «иначе» - значит, как другой человек.
Тогда уже и жизнь-то будет не своя - чужая.
Игры «на два фронта», которые Дейв видел лишь в книгах и кино, приходились ему сейчас более, чем родными. Под собой имея кресло, он ощущал себя и сценаристом и режиссером. Только вот беда состоялась в том, что в данном проекте хитри;цы-судьбы – он всего-навсего актер. Пусть даже первого плана.
«И что за странная тяга - стремление обладать большим, чем имеешь в действительности? Сейчас мне ничего не мешает, не сковывает. Даже неуловимо мелькающие в голове мысли. Это всё только на руку. Такие мысли непредсказуемы - они вызывают чувство азарт. Сталкиваясь, они сплетаются в слова и предложения, а потом накладываются на эмоции. Позже, на выходе, мы получаем взрыв. Что следует за ним: пустошь либо же всеобщее перерождение – неизвестно».
На мгновение Дэйву показалось, будто в комнате был кто-то еще, и не один. Некто. И их можно было ощутить - Уважаемый Страх и Леди Уверенность.
Дейв вздрогнул от перебегающих с места на место мурашек. На всякий случай, он повертел головой, осматриваясь.
«Сидят» - подумал он, и улыбнулся про себя. - «Что же, вот как это, оказывается - быть с двумя женщинами одновременно».
Все эти мысли, картинки, воображаемые гости, гулкие антикварные часы, даже разгневанная Донна, с каждой секундой располагали всё больше, а боязное ожидание неизвестного теперь смешалось с желанием поиграть «в жизнь».
Всё это время, стоя у камина, Донна смотрела то на него, то в пол. В конце концов, она опустилась в рядом стоящее кресло.
- Дейв, – произнесла женщина и закрыла лицо ладонями, – Мне надоело слушать твое молчание. – и добавила через паузу. - Мы обречены. И ты знаешь это.
«Вот и всё. Сдаём номерки, заводим машины и по домам» - вздохнул он в душе.
Интересно получается - почти десять лет жизни с Донной прошли в жадной бесполезности. И плевать сейчас хотел Дэйв на все хорошие и плохие моменты! Сам не понимая от чего, Дэйв подумал о прогрессе отношений. Они же, как ему представлялось, должны к чему-то приводить. Нужно было хоть что-то вынести с этого. Заключение, к примеру, или мораль. Чтобы потом была почва, на которой он, если не исправлял, то хотя бы больше не совершал подобных ошибок. Только остановился сидящий в кресле мужчина, в итоге, на том, что лучше вообще ничего не иметь с отношений.
- Мне тяжело. – продолжала Донна. - Я бы хотела, чтобы этого всего не было. Этого дня не было. Не важно «как». Я понятия не имею, чем ты руководствовался. Возможно, у тебя были свои причины, которых мне вообще не понять. И думать не хочу об этом. – она сложила руки на коленях, откинулась в кресле и внимательно посмотрела на него. - Я была уверена, что мы доверяет друг другу. Но как же ты мог так поступить и не врать мне о том…
«Всё» - Дейв закрыл глаза.
Окружение стихло, как в предвкушении заветного момента. И в мертвой тишине фраза была закончена:
- …что у тебя есть дочь?
Волна безумного удивления обрушилась на мужчину ледяной водой. Ему пришлось приложить дюжую часть пребывающего в шоке рассудка, чтобы сдержаться и не выдать себя.
«Простите, что? Дочь?!»
Глава семьи Грант беспорядочно елозил остатками ошарашенного разума, собирая воедино все части головоломки.
«Дочь! Не измена, не предательство, а, мать твою, дочь!»
Дэйв, уже не сдерживая эмоций, прямо-таки подскочил к Донне, подняв её с кресла горячими от волнения руками. Объятиями, обрушив на Донну всё безумство внезапно нахлынувших чувств, мужчина так сильно прижимал её к себе, будто это помогало его сердцу биться о ребра чуть реже.
Буквально отлепив от себя Донну, он посмотрел в её глаза, которые от накатывающих слез чуть отдавали гранатом, и снова заключил в объятия:
- Милая моя, любимая! – целовал он её в щеки. - Ну как мог я сказать тебе? - дрожащим голосом говорил он.
А внутри кричали натянутые нервишки: «Дочь, возьми ее за ногу! Дооочь!».
- Но… Почему?
- Ну как мог я, родная? Ты пойми, мне важно ощущать свою значимость для тебя! Ты бы не смогла делить меня с другими. Ты – моя Полярная звезда! Ты – моя семья. Но я, ещё тогда, много лет назад, я дал слово и взял на себя обязательства. Я должен следить и за другой семьей, хоть она и далеко. Пойми, Донна…
- За другой семьей? – отстранилась от него Донна.
- Вот видишь! Поэтому я и молчал! Потому и не хотел тебе говорить! – он усадил её обратно в кресло и сел перед ней на колени, - Та женщина, что дала мне ребенка, я знал ее почти с самого детства. Да, мы встречались, но ребенок не входил в наши планы. И когда я встретил тебя, она уже родила. Я нег мог оставить их, Донна, не мог. Но и тебя я не мог оставить тоже! Ты - всё для меня! В саду моей души цветет лишь от сознания того, что у меня есть ты. И я такой, какой есть. И стал таким только с тобой. Наша любовь – единственное, что придает моей жизни смысл.
Наверное, после такого откровения, которое прозвучало, как показалось Дэйву, настолько убедительно, что впору было подумать, что это враньё, напряжение вокруг начало незаметно сползать.
Донна поддалась к нему. Из глаз хлынули слёзы. Всё именно так – им начертано быть. Всё именно так.
В камине же, после затишья, снова затрещали дубки.
- Прошу, пообещай, что не будешь скрывать от меня ничего больше. – прошептала она мужу в плечо, пытаясь при этом не всхлипывать.
«Прости, но не могу, милая Донна» - сказал про себя Дейв, а после добавил, уже вслух:
- Обещаю, родная. Обещаю.
Она взяла его, всегда ей казавшееся, идеальное лицо и притянула к своим губам. И это был тот самый поцелуй, которым она одарила его тогда - восемь лет назад, он был столь же прекрасен и чувственен. Какие-то минуты назад Дэйв поноси;л судьбу, прогоняя время, но сейчас, как и в тот далекий вечер, он хотел лишь одного – чтобы этот поцелуй никогда не заканчивался.
***
Ветер, прямо как в сказке, робко постучался в окно. И, как гласят её строки, тем самым просится он в теплый дом, в надежде скрыться от холода зимы.
Дейв открыл глаза. В комнате, редко освещенной белым небесным телом, царил полумрак. Он повернул голову, почувствовав на щеке горячее дыхание. Шелковые локоны Донны мягко распадались ему на плечо. Мужчина, почти не касаясь, провел ладонью по щеке своей женщины, в который раз поразившись тому:
«Какая же она красивая».
Потянувшись, он поцеловал её, затем вылез из-под одеяла и тихо подошел к окну, за которым располагался широкий балкон.
За стеклом гуляла метель.
Позади него зашуршало одеяло, заставив его обернуться - Донна глубоко вздохнула во сне.
«Надеюсь, хотя бы там меня нет» - подумал Дейв.
Снова обратившись к окну, ещё с минуту он стоял, заворожено глядя на то, как заметает всё вокруг белоснежный вихрь. Как жаль, что не часто удается так поймать момент и увидеть зиму во всей своей величественной красе, подумал он. По-доброму, Дейв не забыл про себя выругаться о том, что придется вновь откапывать машину, и, как бы заранее, поленился это делать.
Как же прекрасно это время года!
Дэйв стоял у окна, и, после вчерашнего вечера, ему казалось, что он рожден вновь. С него свалился поистине тяжелый груз, будто ему простили геноцид, чуму и ядерную войну разом. Однако сейчас он думал лишь о той измене, которая, по всем соображениям, была гораздо страшнее любого из этих стихийных бедствий.
Темно-дубовыми глазами, в которых, на время осел покой, мужчина смотрел на обнаженную Донну, мирно блуждающую в стране скрытых от него снов.
- Да, дочь. – слабо улыбнулся он.»
***
- Сохранить. – пробормотал человек за монитором. После чего он направил белую стрелочку в верхний правый угол монитора и закрыл программу для набора текста. Крышка ноутбука опустилась, в тот же момент в дверях оказался высокий мужчина.
- Вик, ты ложиться-то собираешься? – невнятно спросил тот, ворочая во рту зубную щетку.
- Да, вот уже. – ответили ему.
- Я постелил тебе на диване, в гостиной. Ты как, не против?
- Всё отлично. Спасибо, Олли! – поблагодарил мужчина, убирая ноутбук.
Освободив кухню, Виктор направился в гостиную, где и провел остаток бессонной ночи, лежа на диване, изредка моргая и всматриваясь в темный потолок.
