Горизонт событий

       За много лет пребывания в Лабиринте Пинхэд усвоил много полезных вещей, в том числе и важность беспрекословного выполнения указов Левиафана. Бог видел даже мысли своих адептов, и кто знает, какие планы он готовил на своих любимцев? По крайней мере, Темный Принц Боли все чаще начинал задумываться, что Левиафан, раз у него есть планы, есть логичные, хоть и не всегда, приказы, существо разумное. Но разум не может существовать сам по себе. Или...        Черный луч снова распростерся над его утыканной гвоздями, бледной, лишенной волос головой и исчез за раскрошившимися от времени древними стенами. Невольно сенобит обернулся к его источнику - узорчатому остроконечному ромбу - вершина которого терялась в темных небесах, которые и небесами-то были чисто символически. Оболочка из металла неизвестного происхождения скрывала что-то под собой, что-то явно имеющее разум, волю... возможно, сердце. Не так давно один из любимчиков Левиафана, Чаттерер, получил милость в виде убранных с "лица" крюков и прорезей для глаз. Да уже слово "любимчик" говорило о том, что у Бога Лабиринта есть предпочтения.        Наверное, это было хуже побега, думал Пинхэд, следуя за черным лучом по хитросплетениям многоэтажных коридоров. Но нет, его не поражало молнией, под ним не разверзлась земля - значило ли это, что Левиафан не был против? Вот и он. Невероятных размеров ромб, возвышающийся надо всем своим измерением, испускающий темный свет вопреки законам физики - тут не было никаких законов, кроме законов Его, Бога Лабиринтов, Покровителя Искателей, Верховного Божества Ордена Ран, и верилось с огромным трудом, что вот эта металлическая штука и есть великий ум, управляющий своим карманным измерением и играющий на людских душах и телах, как на фортепиано. И Пинхэд упрямо шел прямо по направлению к нему, одиноко возвышаясь над стенами Лабиринта. Черный свет полоснул по нему, но сенобит, уже привычный ко всему, даже не моргнул. А ромб становился все ближе.        Его можно было коснуться рукой. Октаэдр прекратил свое вращение, остановившись ребром к Пинхэду. Снизу словно раскрылись створки. И Первосвященник Ада погрузился в кромешную темноту.

***

       Он ожидал увидеть кого угодно внутри. Но только не простого человека, одетого в обыкновенную человеческую одежду - джемпер, джинсы да кеды - сидящего за столом и усердно что-то пишущего. На столе помимо этого лежало еще несколько листов формата А4, по которым скользили автоматические ручки, оставляя чернильные следы. Их даже не нужно было держать рукой. Маленький кабинет, уставленный книгами, освещался скудным светом электрической лампы, провод от которой терялся где-то под столом. Пинхэд бросил взгляд на книги и с удивлением обнаружил, что на их обложках запечатлены мгновения из его существования в Аду. Даже мгновение его медитации в черном свете Леви... Левиафан?.. Это... он?..        Человек бросил ручку, утирая ладонью взмокший лоб. Взглянул на пляшущие по белой бумаге ручки, вычерчивающие символы, один за другим превращающиеся в строки, превращающиеся в страницы, словно в поисках вдохновения. Его усталые глаза мгновенно стали больше, и человек обернулся, изумленно и даже как-то испуганно смотря на Пинхэда. Неловким движением он задел ручку, и она упала на пол, но он не додумался ее поднять, просто молча глядя на своего странного гостя. Темный Принц Боли... не то что бы был разочарован. Скорее, наоборот. Что за сила крылась в этом с виду простом, ничем не примечательном человеке, что заставила мир содрогнуться от ужасов (с точки зрения людей, разумеется), приносимых Конфигурациями Плача? В чем был его секрет?        - Теперь ты знаешь, кто я... - тихо произнес человек так, будто сдавался. Но за этими словами было что-то еще неуловимое, не желающее сдаваться, как ловушка, как капкан. Пинхэд осторожничал.        - Еще нет. Творение пришло к Творцу. - Он слегка склонил голову в знак почтения. Писатель слабо улыбнулся в ответ, кивнув, и, подняв ручку с пола, обернулся к своей рукописи.        - Раз так, будь моим гостем. Не хочешь посмотреть, что я пишу? Как относишься к предсказанию будущего? Точное и стопроцентно сбывающееся, потому что его придумываю я, - простодушно рассказал человек, продолжая свое произведение. - О, а то, что ручки пишут, неинтересно. Если хочешь, загляни, но ничего нового ты там не увидишь.        Желая не попадать под божественную длань Творца, Пинхэд аккуратно обошел его и склонился над листами, исписанными авторучками. Увиденное поразило его, несмотря на то, что писатель был прав: ничего нового там не было:        "Пинхэд аккуратно обошел его и склонился над листами, исписанными авторучками. Увиденное поразило его, несмотря на то, что писатель был прав: ничего нового там не было..."        - А, забыл представиться как джентльмен: Клайв Баркер. - Улыбнувшись шире, мужчина протянул руку Пинхэду для пожатия. Наверное, это было просто человеческой привычкой. Сенобит какое-то время смотрел на протянутую руку, как на неведомое животное, а потом, не зная, правильно ли делает, нерешительно пожал ее в ответ. - Ты можешь спрашивать меня о чем угодно, почитать литературу - она тебе понравится, я уверен - или оценить иллюстрации к графическому роману.        - Но я проживал эти истории. Ничего нового я не найду, - спокойно возразил Пинхэд.        - Разумно. Многие мечтают о том, чтобы о них написали книги, чтобы можно было почитать, что о них пишут... но это звучит тщеславно, тебе так не кажется? К тому же о многих хорошего говорить просто нечего. Например, о режиссерах, которые снимают такие дерьмофильмы, которые я бы даже высрать не смог... - Клайв сжал в руке ручку так, что костяшки на кисти побелели.        - Привести их к Тебе, Боже? Их мучения станут легендарными даже в Аду.        - Нет, не стоит, не хочу отравлять их смрадным дыханием очаровательную атмосферу этого места. - Откинувшись на спинку кресла, Баркер закинул руки за голову и потянулся, зевая. Сенобит уже давно забыл об этой странной человеческой привычке. Кажется, Чаттерер говорил, точнее, стучал об этом, что это либо признак сонливости, либо прямо противоположный показатель интереса к собеседнику, либо просто организму не хватает воздуха. - Место действительно тут прекрасное. Хотя я все равно умудряюсь заскучать по своему миру и периодически заглядываю, а всем кажется, будто я и не уходил никуда. Но мое сердце здесь, с вами. Может, я иногда не давал понять этого, но я люблю вас. Всех. Странной, непонятной любовью - любой человек всплеснул бы руками и сказал: "Ты рехнулся?! Зачем ты так мучаешь своих героев?!" Один раз этот человек во мне проснулся, пнул меня, мол, хоть ребенка так не мучай - и в итоге я поддался этой слабости, дав ему глаза и немного меньше боли.        - Им не понять глубины Твоей задумки, Боже, - уверенно ответил на его тираду сенобит. - Они считают, что добро и зло есть понятия, существующие независимо от них.        - Тогда как все наоборот, - согласился с ним Клайв. - И это я хочу донести. Мир неоднозначен, добра и зла вне людского понимания нет, есть только...        - Плоть. И то, что мы с ней творим.        - Да.        На некоторое время наступила напряженная тишина. Клайв любовно оглядывал свой шедевр, свое творение, а потом поднялся с кресла и простер руки, которые сотворили целый мир:        - Подойди ко мне. Хочу взглянуть на тебя поближе.        - Достойно ли мне оцарапать руки Твои своими запылившимися гвоздями?        - Мы там, где боль - наслаждение, - как ни в чем ни бывало ответил Клайв. Это было исчерпывающе. Сенобит подошел ближе на пару шагов, касаясь Его ладоней своими гвоздями, осторожно, впервые не желая причинить боль. Клайв смело и даже с интересом потрогал столь необычное "украшение", пощупал кожано-латексное одеяние... зачем-то провел пальцем по бледным губам. Царственный, статный Принц Ада, невыразимо прекрасен в своих страданиях, слитых с удовольствием, пусть это и не было заметно на его безмятежном лице.        Но и сам Пинхэд за простой человеческой оболочкой видел огромную вселенную, безграничную силу воображения, над которой недалекие люди смеются, те же люди, которые идут на привязи за своими страстями, как бараны на заклание. Стоило ли их вообще воспринимать иначе как говорящие куски плоти? Кто они, где они сейчас, потерявшиеся в Лабиринте и нашедшие здесь свою бесславную участь под пристальным взором Того, Кто придумывает? Ради Его "я люблю вас, мои творения" стоило вынести любые муки, но кто это мог бы понять?        - Ты мой Господь Бог, да не будет у меня других богов, кроме Тебя, - благоговейно процитировал немного измененную заповедь Пинхэд. Ему нравились эти игры с библейскими сказками. Баркер в ответ на это как-то лукаво усмехнулся, осторожно проводя пальцами по участкам его головы, не поврежденным при превращении в сенобита.        - Я представляю истерики этих самых якобы верующих, услышь они твои слова. А их Бог может прямо сказать им, что любит их? Может сделать так?        С небольшим, но все же трудом Клайв дотянулся до его губ, стараясь не задевать гвозди. Это Ад, это, ангел побери, подвластное только ему измерение - кто бы посмел что-то сказать против? Да, он целовал мужчину. Да, превращенного в демона, чудовище. Да, сам так захотел. Люди во имя своего Бога убивают, режут, калечат, насилуют - что значил на этом фоне один невинный поцелуй? Тем более, что Пинхэд и сам не был против, и не только потому, что это был его Бог - а еще и потому, что это, как ни крути, все-таки приятно, и даже резкая, терпкая, вечная боль не могла заглушить этой искры истинного наслаждения.        - Да не будет у тебя других Богов, кроме Меня, - повторил Клайв, заглянув последний раз в черные, как ночь, глаза своего создания, возвращаясь на свое место и берясь за ручку. Творец за работой. Не нужно мешать Ему.        Сенобит покинул обитель Бога.