More

Холодно. Как тут холодно. Нео уже плохо помнит, когда пришли ощущения темноты, холода и тишины. Измерение времени стало для него практически невыполнимой задачей. С пространством дело обстоит чуть получше — он лежит на чём-то гладком, твёрдом и невыносимо холодном. Ничто его не связывает и не удерживает, но сил, чтобы пошевелиться попросту нет. Что произошло? Воспоминания проносятся в мозгу мутными вспышками. Ночь, залитый дождём город. Сотни одинаковых лиц, пожирающих его глазами. Схватка, которая могла бы длиться вечно, ведь силы были равны. И странное бездействие толпы, которое в какой-то момент прекращается и он тонет в массе бесконечных отражений одного-единственного существа. Всё кончено? Знакомый, рациональный страх неизвестности понемногу нарастает. Время беспощадно огибает его стороной, оставляя на растерзание леденящей темноте. Где он? Реальность? Матрица? Город машин? Возможно, ведь вернувшееся в нарисованном мире зрение теперь вновь оставило его. Но сколько времени прошло? Чем всё закончилось? И почему до сих пор… Что-то касается его лица. Ощущение тепла настолько быстрое и мимолётное, что в первый момент он непроизвольно тянется к нему. И лишь несколько мгновений спустя к изнурённому человеческому мозгу приходит понимание. Приходит одновременно с тактильными ощущением человеческой кожи на щеке. На секунду он почти поверил, что вернулся домой. Что снова лежит на знакомом столе, где провёл несколько суток после пробуждения, а кто-то из команды Нэба ошивается рядом, дабы успокоить пробудившегося. Несколько секунд радости, лёгкости и покоя, которые стремительно сменяются леденящим ужасом. Ни шума мотора, ни шагов, ни мерного гудения медицинской аппаратуры. И ни одного произнесённого слова. А значит… Тихий смешок над ухом подтверждает наихудшие опасения. Нео вздрагивает, но даже на элементарные действия он сейчас не способен. Каждая мышца скована холодом, пальцев он вовсе не чувствует. А потом крепкая ладонь ложится ему на лоб и легонько проводит по волосам. Утешает? Скорее, даёт понять, что ни сбежать, ни сопротивляться не получиться. Страх тугим комком скручивается внизу живота. Почему он ещё жив, ведь Смит при каждой встрече упорно напоминал ему, как жаждет уничтожить? Движение повторяется. На этот раз чуть дольше. Пальцы задерживаются на затылке и перебирают всё ещё чуть влажные чёрные волосы. Нео ждёт боли, но издевательски затянутое касание заканчивается лишь незначительным дискомфортом, когда его дёргают за волосы, заставляя повернуть голову. Чужое дыхание — ненужное, фальшивое, но неожиданно тёплое — щекочет шею, а потом кожи касаются губами. Нео снова вздрагивает, но не отстраняется — каждое касание — мимолётная частичка тепла, а в этом месте так холодно… Дорожка поцелуев от подбородка до ключицы. Следом — лёгкое поглаживание, чтобы поймать сбивающееся дыхание обездвиженной жертвы. И едва слышная усмешка, когда удаётся уловить выползающий на поверхность страх. Неожиданная ласка пугает, сбивает с толку, и от каждого касания Нео вздрагивает, ожидая удара, который всё не следует. Смит улыбается, хотя знает, что его гость этого не увидит, и снова проводит по бледной щеке кончиками пальцев. Он не торопится — у них в запасе всё время этого проклятого несуществующего мира Нео мечется в темноте, не в силах больше изнывать от непонимания. Хочется вскочить, разбить этот тёмный экран перед глазами и прекратить, наконец, этот…это… Даже слово не удастся подобрать. Куда там. Тело словно сковано холодным металлическим панцирем. Даже пальцы гнутся с трудом и неприятным чувством ломоты, как бывает, когда не надеваешь перчатки в сильный мороз. И всё-таки надо попробовать. Сначала сжать кулак, потом оттолкнуть от себя ненавистное существо, потом… Кто-то хватает его за запястье. Посторонний — обе руки первого визитёра сейчас неторопливо расстёгивают плащ. Потом фиксируют и вторую руку. Третий. Сколько их сейчас тут? Боли всё ещё нет — его просто удерживают, не причиняя пока вреда, но всё же давая ощутить собственную беспомощность. Смит распахивает полы плаща своего противника, задирает знакомую чёрную водолазку, заставляя худощавое тело на столе снова вздрогнуть. Тебе холодно? Страшно? Знакомые руки, что уже не раз пытались переломать ему кости, теперь плавно исследуют его грудь. Вверх. Вниз. Провести по бокам, снова подняться до ключиц. Губы касаются надключичной ямки. Ещё одна пара рук проскальзывает под лопатки, и Нео чувствует, как его приподнимают и осторожно стягивают одежду. Ну нет, это уже чересчур! Но все попытки вырваться выглядят просто смехотворно. Его спина снова касается идеально гладкой поверхности, расстеленной по ней знакомой кожи, а сверху наваливается тяжелое тело, прерывая даже слабые попытки сопротивления. Рук становится всё больше. Кто-то поглаживает мышцы на груди, сжимает и пощипывает соски, время от времени лаская языком чувствительные точки. Гладит шею, напряжённые плечи, щекочет губами мочку уха. Перебирает волосы, едва-едва касаясь кожи на затылке, отчего хочется выгнуться в спине от удовольствия, несмотря на все ещё терзающий его страх. Оглаживающие его руки соскальзывают на живот, проводят по бокам, спускаются ниже на паховые складки. А после расстёгивают молнию на брюках. Очередной слабый рывок, который прерывают несильным давлением на низ живота. — Тшшш… Оставшуюся одежду стягивают с бедер, несмотря на слабое сопротивление. Неожиданно все движения прекращаются, и Нео понимает, что все собравшиеся разглядывают его — открытого, обнажённого, дезориентированного. Естественным порывом становится попытка сжаться, скрыться от невидимых пожирающих его взглядов, но как и раньше, невыполненные ещё намерения прерываются на корню. Едва он успевает шевельнуться, чужие руки, языки и губы льнут к нему везде, на каждом сантиметре продрогшего от холода тела. Гладят, ласкают, пощипывают. Грудь, живот, плечи, бёдра. Дорожка поцелуев от пупка до паха. Влажный язык над ключицей. Укусы на шее. Лёгкие, почти невесомые касания губ на лице. И тепло. Каждое касание согревает, старается унять всё никак не стихающую дрожь. Успокоить, сделать мягким, послушным, податливым. Чтобы даже мысли не возникло о том, чтоб убраться отсюда. Чтобы не пытался уйти из заключения, которое покажется теперь милее когда-то вырванной с мясом свободы. Чтобы ждал каждого нового визита с нетерпением, а не забивался в угол от звука шагов в конце коридора. Будет, конечно, непросто. Уже в следующий раз его гость начнёт сопротивляться, а ещё через какое-то время чуть ли не просить, чтоб ему сделали больно. Но Смит слишком долго прожил среди людей, чтоб понять, как тяжело вырваться из объятий иллюзии. Им легче смириться, а лучше вовсе забыть и наслаждаться своим существованием в искусственном мире. Потому первая Матрица и была той идеальной реальностью, той утопией Томаса Мора, миром, что мог бы подарить счастье каждому — человечество должно полюбить свою тюрьму. Запястья касаются губами. С двух сторон, синхронно. Мягко растирают пальцами, потом целуют кожу над артерией, стараясь унять зашкаливающий пульс. Дальше — выше, к середине ладони. Распрямляют, перецеловывают каждый палец, а потом начинают покусывать. Легонько, почти на грани боли. Нео выдыхает сквозь стиснутые зубы. Кто бы мог подумать, что это может быть так приятно. Страх медленно, неохотно уходит, оставляя хозяина на попечение столь же древним инстинктам. Постепенно он согревается. Тело плавится под чужими ласками, становится расслабленным и податливым, как горячий воск. Один из Смитов настойчиво разводит его ноги, сгибая их в коленях, и Нео чувствует медленно нарастающее возбуждение, когда внутренней стороны бедра касаются чужие губы. Руки тем временем гладят колени и голени. Остальные тоже не теряют времени даром: лицо, шея, грудь, живот — ни один участок тела, кажется, не оставляют без внимания. Кто-то продолжает перебирать его волосы, время от времени мягко целуя в висок. И Нео искренне не понимает, зачем это всё. Как бы не было хорошо и приятно, он всё-таки отлично понимает, кто дарит ему эти ласки и какое на самом деле незавидное его нынешнее положение. Почему это? Где боль, пытки, моральное насилие, лекции о ничтожности человеческой расы? Всё то, о чём с ужасом пересказывали пробуждённым опытные ветераны. С тех пор, конечно, многое изменилось… Пальцы касаются напряжённого члена, и все мысли из головы разом выметает. Нео стонет и неосознанно подаётся вперёд, но ещё две руки удерживают его за бёдра, не давая двинуться с места. А пальцы тем временем сжимаются, поглаживают, скользят вверх и вниз, давят на головку, заставляя пленника прогибаться в спине и биться от удовольствия в удерживающем его сплетении рук. Кто-то прикусывает кожу на бедре, кто-то вылизывает шею, гладит тяжело вздымающуюся грудь, пощипывает соски, добавляя в эту изощрённую пытку острые нотки. — Нггххх… Тонкие губы касаются его искусанных губ, и Нео без раздумий отвечает, окончательно сбивая и без того неровное дыхание. И потом разочарованно шипит, когда ласки прекращаются, и пальцы убирают с его напряжённой налившейся кровью плоти. — Хотите ещё? Голос над ухом ровный, как всегда насмешливый, и Нео хочется спросить, как это существо может даже в подобной ситуации оставаться таким спокойным. Но голос подводит его, как подвело ранее тело и получается издать только хриплый стон, который, впрочем, принимают как подобие согласия. Дыхание над ухом исчезает, а потом ему раздвигают ягодицы и для начала осторожно давят на вход влажными от смазки пальцами. Мышцы интуитивно сжимаются, а на мгновение пробудившийся разум даёт команду свести ноги. Но его предусмотрительно придерживают под коленями, а знакомые губы снова касаются лица, стараясь отвлечь. Нео стискивает зубы, пока один из Смитов старательно растягивает его, а остальные продолжают ласкать и поглаживать. А потом пальцы находят-таки заветную точку, и по позвоночнику пробегает горячая волна, отчего всё тело скручивает от удовольствия. — Полагаю, вы готовы, мистер Андерсон. Его снова подхватывают под лопатки и бережно укладывают отяжелевшую голову кому-то на колени. Расслабленное, чувствительное тело практически не слушается, мышцы кажутся мягким воском. Ноги разводят ещё шире, предусмотрительно придерживая, а потом что-то болезненно, но щадяще-медленно проталкивается внутрь. Нео снова сжимается, шипит, скрипит зубами от нарастающей боли и даже на секунду задается вопросом, а какого чёрта это вообще происходит? Но выбираться уже поздно, да и не представляется возможным. Смит толкается вперёд, удерживая его за бёдра, и волна подзабытой уже боли прошибает тело насквозь. Разительный контраст между предшествующей лаской и нынешними ощущениями, не имеющими ничего общего с удовольствием, разом выбивают из колеи. Он хрипло вскрикивает и дёргается, пытаясь уйти, и всё, что удерживает его на месте — оставшаяся слабость и крепкие руки, опустившиеся на плечи. — Терпите, мистер Андерсон. Смит входит до конца и на какое-то время все участники действа замирают. Становится так тихо, что Нео слышит собственное тяжёлое дыхание со слабыми хрипами и грохот всё ещё хлещущего на улице ливня. Знакомые пальцы снова вплетаются в волосы, отвлекая от неприятных ощущений. Понемногу боль уходит, а когда после первого толчка по телу пробегает волна наслаждения, Нео о ней и вовсе забывает. Пальцы крепко сжимают его бёдра, и партнёр постепенно наращивает темп, так что каждое движение сопровождается пошлым шлепком. Нео выгибается от удовольствия, так что соприкасаются с полом лишь сведённые лопатки. И затылок так и не удастся оторвать от чужих коленей, чей обладатель продолжает перебирать его мокрые от пота волосы. А когда обессиленный избранный кончает, со вскриком падая на расстеленный по полу кожаный плащ, наклоняется и накрывает его влажные губы своими. Перерыв, однако, длится недолго. — Давайте его сюда. Снова руки на плечах и бёдрах. Его поворачивают, заставляя встать на колени. Жёсткая ладонь скользит по позвоночнику, заставляя прогнуться в спине, потом поочерёдно оглаживает ягодицы. — Расслабьтесь, — выдыхают над ухом, и Нео не без странного удовольствия отмечает, что в обычно ровном голосе хорошо различимое нетерпение. А потом в него толчком входят, заставляя ещё сильнее выгнуться, так, что в пояснице, кажется, что-то хрустнуло. Напористые движения подталкивают его вперёд, что едва удастся удержаться на локтях и не рухнуть на пол. Впрочем, упасть ему всё равно не дадут. Даже сейчас несколько человек продолжают оглаживать грудь и спину, готовые в любой момент поддержать. А рука на затылке тем временем крепко сжимается. — Ваш рот свободен, мистер Андерсон. Нео едва успевает вдохнуть, прежде чем твёрдый член пропихивают ему в рот. И практически тут же другая рука сжимает его собственную плоть, заставляя застонать. Он усиленно работает языком, тяжело дыша от катастрофической нехватки заветного несуществующего и совершенно не нужного кислорода. Он едва не теряет сознание от переизбытка ощущений — так много сигналов со всех сторон, от каждого сантиметра разгорячённого, чувствительного тела. Отвлечься совершенно не на что, каждая эрогенная зона мучительно пульсирует, от разгорячённой кожи веет жаром. В момент оргазма колени таки подкашиваются, но, как и ожидалось, упасть ему не дают. На этот раз передышки почти нет. Только сменяются руки на затылке и бёдрах. — Продолжим? Очевидно, отказ не принимается. Хотя он бы и не подумал отказаться. Темнота больше не пугала. Не было ни терзающего холода, ни страха. Не было вообще ничего. В голове ни одной мысли, ни одной связной реплики, только гулкая пустота. Нео ещё всматривается в темноту какое-то время, ощущая, как медленно и неохотно возвращаются к норме бешено колотящееся сердце и тяжёлое дыхание. В комнате стоит удушливая духота, а по горячей от чужих касаний коже всё ещё стекают крупные капельки пота. Сил не хватает даже пальцами ног пошевелить. Сон наваливается на обессиленного человека тяжелым потоком, обхватывает за плечи, устраивая поудобнее, шепчет что-то на ухо… — У нас будет ещё много времени, мистер Андерсон.