Просто работа

Солнце еще и не думало возвращаться из обратного мира, когда Мэйшин проснулась от резкого, мускусного запаха. Эта вонь могла значить только одно — красные волки. Вскоре с запахом по ветру пришел и звук. Резкое тявкание и короткие вопли. Это хорошо — значит волки сыты. Голодные, они двигались бы бесшумней тени. Уходить по берегу уже было поздно, стая обычно преследовала бегущую добычу уже ради развлечения, спасти колдунью могли только умения, которым степняки испокон веков были обязаны жизнью. Мысленно воззвав к духам реки, Мэйшин встала на четвереньки. Черно-седые косы рассыпались по покрытым полустертой татуировкой плечам. Плащ, вывернутый мехом наружу, странным образом облек ее тело. Это не было настоящее оборотничество, а лишь слабое его отражение, обманывающее звериные инстинкты. Случайный путник, шедший мимо, заметил бы, как тень колдуньи пляшет в неподвижном свете зеленой луны. Волки пришли с запада, принеся с собой дикий ветер степей. Их шкуры были красней, чем обычно — ночь хорошо их накормила. Рыча, они столпились вокруг выгнувшей предательски заболевшую спину колдуньи. Молодые скалились, задаваясь вопросом, что делает этот странный чужак на их территории — по этот берег Большой Бегущей Воды. Более опытные самцы спокойно окружили Мэйшин, не высказывая никаких признаков недовольства или сомнения. Привыкшие жить в непостоянном мире Степи, полном разных, могущественных и не очень, духов, они отлично знали, что порой кажущееся не является настоящим. Через пару бесконечных мгновений к старой женщине подошел вожак. Его шкура буквально была покрыта алыми засохшими пятнами, маленькие глаза глядели со странной, не звериной проницательностью. «Фэерли», - догадалась Мэйшин. Волшебные звери не были особенной редкостью — если беременная самка оказывалась около «сильного» места, где видимый и невидимый миры соприкасались, какой-нибудь мелкий дух мог попытаться вселиться в незащищенных границами собственного сознания детенышей в ее утробе. Такой союз был долговечен и выгоден обеим сторонам. Животное не вполне осознает себя, оно мыслит, не на секунду не отрываясь от мира, которым окружено. Дух помогает сломать этот барьер, получая взамен полное сил тело, могущее двигаться, видеть, чувствовать вкус. Обычно фэерли становятся одиночками, так как их разум заставляет их презирать собратьев, но некоторым случается стать действительно великими вожаками, о чьих деяниях мудрый может прочитать в пыльной книге отпечатков лап, запахов и следов когтей. «Не прячь свою шкуру, шаман», - чужие рваные мысли ворвались в голову Мэйшин. Заставить небольшой мозг волка передавать слова было сложно даже духу из невидимого мира. Мысли путались, перемежаясь сценами погони, убийства и ощущением крови на зубах — Мэйшин аж сплюнула на землю. Она встала, сняв с плеч тяжелый плащ и мгновенно из волка став человеком. Молодняк, не ожидавший этого, оскалился и зарычал. Вожак одним взглядом успокоил юнцов, вновь обращаясь к колдунье, заглядывая ей прямо в сердце своими странными глазами. «Пропустим. Стая. Одна из моих жён больна. Скажи, что. Вылечи — пропустим». Мэйшин внимательно кивнула. К ней подошли два волка, поддерживающие с обеих сторон шатающуюся беременную самку. Судя по светлому цвету шкуры, ей было около трех лет, но выглядела она на все восемь. Непомерно большой живот тянул ее к земле, хрупкие лапы не справлялись с весом, красивые глаза глядели жалобно и со страхом. Волки — спутники, подведя ее к колдунье, разошлись. Волчица тут же опустилась на землю, легла на бок и подставила живот мягким пальцам Мэйшин. Старуха задумчиво нахмурилась. Плод лежал нормально, разве что был чуть большеват, на коже самки не наблюдалось ни наростов, ни пятен. Глаза, зубы, пасть — ни в чем не было ни малейшего указания на хворь. Колдунья зажмурилась, выбрасывая из головы все — свет солнца, ужасный запах волков, шелест трав — все это ушло, оставшись в видимом мире. Мэйшин одними губами прошептала что-то, известное только ей, и резко открыла глаза. Пространство вокруг было ровным, чувствовались равномерные всполохи жизни стаи. У них не было ни цвета, ни звука, только легкий запах грозы обозначал их. Ощущения в невидимом мире приходили прямо в сердце — центр всех мыслей, минуя уши и глаза. Мощный беспокойный жар шел от духа в обличье животного, он тревожился за свою жену. В самой самке тоже медленно затухал слабый огонек, заглушаемый куда более сильным пламенем. Оно уже поглотило слабенькие зародышевые искры других плодов, и сейчас горело ярко и ровно, не зная, о том, что убивает свою мать. Только увидев это, Мэйшин покачала головой. Надежды на спасение двух жизней не было. Усилием выдернув себя в привычный мир, немного оглушенная, ослепленная и сбитая с толку (годы прошли, а привыкнуть к возвращению колдунье так и не удалось) Мэйшин повернулась к подошедшему вожаку, устанавливая с ним мысленный контакт. Телепатия давалась ей только на очень близком расстоянии и очень непросто. Поэтому мысли старуха формулировала кратко, но понятно. Хотя к положению гораздо больше подошел бы мягкий разговор с всякими обтекаемыми фразами и неопределенными выражениями — приходилось. И не только с волками. «Твой ребенок — твоя кровь. Дух внутри. Сильный. Сильнее, чем твой. Выбирай. Двух не спасти. Времени мало. Твое слово». Вожак посмотрел на Мэйшин, на секунду в его глазах промелькнуло какое-то совсем человеческое выражение. Он опустил голову, поднял ее и твердо сообщил Мэйшин: «Старуха. Ребенка. Он будет думать. Самка не может научиться. Ребенок — может. Моя кровь». От духов другого ожидать и не приходилось. Мэйшин с самого начала могла бы предугадать ответ вожака. Своя кровь дороже чужой, жизнь разумного создания дороже жизни животного. Ничего не изменилось ни в этом, ни в невидимом мире. Сама колдунья не смогла бы ответить на этот вопрос, будь в таком нужда. Но спрашивать ее никто не собирался, ее задачей было сделать. По возможности, быстро и безболезненно. Со вздохом старая женщина достала костяной нож и маковое масло, запрятанное в маленьком флаконе за пазухой. «А ведь для себя брала» - с горечью подумала она. Духи напомнили колдунье,что покой она получит только после смерти. Солнце, выглянувшее из-за скучившихся у далекого горизонта облаков, слепо смотрело на разворачивавшуюся внизу сцену, напоминавшую жутковатый обряд. Беременная волчица лежала на земле, тихо поскуливая. Она не знала, но догадывалась о решении своего супруга, ее раздутый живот судорожно вздымался и опадал, проталкивая воздух в измученные легкие. Самец-вожак стоял поодаль, остальные волки разбрелись кто куда, пытаясь найти яму или нору для скорого, встревоженного, как и сама жизнь в степи, сна. Старуха сидела сбоку, натачивая костяной нож и раз за разом прокаливая его на огне. Дело происходило на песчаном пологом берегу Андере, методично шуршащие волны не успокаивали, а нагоняли тревогу. Великая река облизывалась, предчувствуя острый вкус крови. Мэйшин открыла флакон с маковым маслом, задержав дыхание. Она стиснула зубы, стараясь не думать о самке, лежащей перед собой, как о живом существе. В конце концов, руки перестали дрожать, мысли медленно потекли в такт плеску волн Андере. Самое важное в таких делах — не колебаться. Секундное промедление может убить обоих — и мать, и дитя. Колдунья успокаивающе что-то зашептала в испуганно отдернувшееся ухо волчицы, в то же время смачивая край своего халата маковым маслом. Вдруг она резко схватила морду хищницы и прижала полу халата к ее черному сухому носу. Самка закатила глаза, из последних сил лязгнула челюстями и заснула. Маковое масло погружало в глубокий сон без сновидений, так что теперь колдунье было проще — перед ней лежало не прекрасное живое существо с умными глазами, а кусок мяса, внутри которого отчаянно теплилась жизнь. Теперь нужно было торопиться. Пары мака быстро растекаются по кровотоку, если они проникнут в тело ребенка, то он, скорее всего, умрет. Несколько точных прямых разрезов, так, что на светлом, покрытом тонкой свалявшейся шерстью брюхе проступили красные полосы, несколько осторожных движений тщательно вымытыми руками — и плод был извлечен. Слепой щенок, едва ли покрытый редкими красными волосиками, дрожал. Мэйшин укутала его в свой халат. Пуповина все еще связывала его с умирающей матерью, но одно легкое движение ножом прекратило эту связь. Вожак ждал поодаль на отвесном берегу, так что колдунья подошла к нему. В глазах зверя, наверное, можно было бы прочесть печаль, но старая женщина нарочно не стала этого делать. Щенок смешно фыркал, захлебываясь таким незнакомым для себя воздухом, пытаясь вдохнуть как можно больше. Рядом с волком уже стояла другая самка, стройные ноги которой покусывали двухмесячные щенята. Она аккуратно взяла зубами щенка и положила его на землю рядом с собой, усевшись рядом. Восходящее с востока солнце слепило их, щенок счастливо поскуливал, первый раз в жизни пробуя молоко, а зверь с незвериной душой повернулся мордой к Мэйшин. «Благодарность. Мой сын. Проходи». Река тихо пела— она сегодня тоже напилась вдоволь. С песчаной косы раздавались звуки трапезы.