* * *
У Нарциссы Блэк выдалось немного свободного времени, которое она намеревалась потратить с пользой. Вчера, когда они сидели в гостиной, Люциус заигрался и перегнул палку. То, что на ее мантии не хватает пуговицы, она обнаружила только утром. Времени на поиски не было, так что пришлось ждать перерыва. У нее было полчаса, чтобы найти пуговицу и вернуть ее на место. Или, на худой конец, переодеться. Когда она шла мимо вереницы пустых классов подземелий (в них давно уже не проводились занятия, потому что когда-то какому-то болвану взбрело в голову, что детям нужно больше солнечного света), ее внимание привлек звук, доносившийся из-за одной из дверей. Это была музыка. Самая удивительная музыка, которую она когда-либо слышала. Казалось, плач скрипки проникал под кожу, мурашками разбегаясь по всему телу, заставляя дрожать, забирая силы. Нарцисса толкнула дверь, но та не поддалась. Заклинания тоже не сработали. Кто-то очень качественно зачаровал вход от непрошенных свидетелей. Но женское любопытство, как известно, преград не знает, а посему Нарцисса все же нашла лазейку, которую не учел скрипач. Она приникла к замочной скважине. Куда исчез угловатый подросток? Движения были четкими, резкими. Смычок касался струн то нежно, то будто желая их растерзать, наказать за этот миг случайно вырвавшейся слабости. Снова одни острые углы и небрежные штрихи. Но музыка, заполняющая собой все пространство пустого класса, придавала этой картине совершенную завершенность. Глаза мальчика были закрыты, нижняя губа прикушена до крови, черные волосы разметались по бледному лицу. Он жил в этой музыке. Он был ее частью. Казалось, рухни сейчас Хогвартс, он этого не заметил бы. Впервые Нарцисса увидела подлинную страсть. Она поймала себя на том, что хотела бы испить хотя бы глоток этого безумства. У нее было такое чувство, что смычок скользит не по струнам, а по ее оголенным нервам, терзает и рвет на части ее душу. И только когда мальчик опустил скрипку, она вспомнила, зачем спустилась в подземелье. Полчаса давным-давно прошли, и Нарцисса со всех ног кинулась на урок.* * *
Вечером того же дня она внимательно следила за всеми, кто входил в гостиную. Люциус, одной рукой обняв ее, а второй – размахивая бокалом, о чем-то вещал своим обожателям, так что на него можно было не отвлекаться. И вот, когда она уже отчаялась дождаться, нескладный мальчишка просочился в гостиную. Именно просочился, стараясь быть как можно более незаметным, поскорее проскользнуть в спальню. - Люциус! – Нарцисса требовательно повернулась к жениху. – Кто это? Можно было не сомневаться, что он ответит. Люциус Малфой знал всех и вся, даже если они и не стоили его внимания. Никому не известно, что и когда может пригодиться. - Где? А… Это Северус Снейп, - протянул он, глядя вслед подростку, скрывшемуся за дверью. – Нищий. Асоциальный. Полукровка, - это звучало как приговор. – Хотя его мать, в свое время, была довольно перспективной ведьмой. Пока не вышла замуж за маггла. За что Нарцисса уважала своего будущего мужа так это за то, что он всегда отвечал на вопросы, не интересуясь, зачем ей это надо. И боялась его потому, что также молча, он делал свои выводы и поступал согласно им. Поэтому на следующий день, когда несколько старшеклассников вдруг ни с того ни с сего зажали Снейпа в коридоре, внезапно появившийся Малфой разогнал их всего несколькими негромкими словами. И удалился, даже не обратив внимания на спасенного. Когда через несколько дней Снейп обнаружил, что у него пропали все перья, Малфой был единственным, кто предложил ему воспользоваться своими. Опять-таки исчезнув сразу, после столь благородного жеста. Так продолжалось около месяца. Снейпа задирали – появлялся Малфой, у Снейпа пропадала всякая мелочь – Малфой одалживал. За все это время они не сказали друг другу ни слова. Один не дожидался благодарности, другой не спешил ее чувствовать. Нарцисса с тоской наблюдала за отточенным механизмом приручения. Она прекрасно знала, чем это закончится. Заполнится очередная вакансия в рядах обожателей Люциуса. А все потому, что она имела неосторожность проявить интерес к этому нескладному мальчику. После рождественских каникул Малфой подошел к Снейпу и протянул ему книгу. - Подарок, - холодно произнес он. Северус посмотрел на него чуть растерянно. - У меня ничего нет в ответ. Книгу он взял, ибо разглядел название. Это был очень редкий гримуар по Зельям. Да он бы продал душу за одну только возможность заглянуть внутрь! - Ничего, - усмехнулся Люциус. – Мы что-нибудь придумаем. Этим вечером Снейп впервые остался в гостиной. Хотя и держался чуть особняком.* * *
- Нарцисса. Малфой чуть презрительно усмехался. Она подумала, что он определенно что-то задумал. В гостиной кроме них и Снейпа уже никого не было. Тот сидел у камина, уткнувшись в какую-то книгу, и не замечал ничего вокруг. - Да, Люциус, - она постаралась сказать это как можно мягче, но тщательно скрываемое опасение все равно вырвалось наружу. - Северус задолжал мне подарок к Рождеству, - он специально сказал это достаточно громко. Достаточно, чтобы голова мальчика едва заметно дернулась. – У тебя есть какие-нибудь идеи? Это была провокация. Она знала, но… Вряд ли такой шанс мог выпасть еще раз. Нарцисса уже почти смирилась с мыслью, что никогда больше не услышит эту божественную музыку, а тут… Ей преподносят возможность прямо на блюдечке. Надо только не воротить нос и согласиться есть с рук Люциуса Малфоя. Она встала с дивана и подошла к Снейпу. Грациозно присев на подлокотник его кресла, девушка дождалась, пока на нее обратят внимание. - Северус… - черные глаза пронзительно смотрели на нее, и было очень трудно удержаться, не испугаться, не отвести взгляд. – Я знаю, что ты играешь на скрипке. Ты не мог бы сыграть для ме… для нас. Про себя она подумала, что лучше бы Люциус не придал этой оговорке никакого значения. - Да, Северус, - Малфой уже стоял рядом с ними. – Сделай приятное моей невесте, - холодная усмешка. – Я не люблю скрипичную музыку, так что не буду вам мешать. - Хорошо. Завтра. После уроков в одном из пустых классов. Ни тот, ни другой не поинтересовались, откуда ей известно про увлечение Снейпа. В этом они были похожи.* * *
Она смотрела на него не отрываясь. А вокруг них была только музыка. Как же, как же так? Такой юный, такой нескладный, такой… неискушенный? Слово таяло на языке, оставляя после себя чуть горьковатое послевкусие. Шепот – не слышный, едва шевелящиеся губы. Не приведи Мерлин, услышит, перестанет играть, прервет эту жестокую муку. Терзание запретной страсти. Желание сгладить неровности, подтереть углы, добавить красок в небрежный карандашный набросок. Нарцисса любила рисовать. Резкие, страстные движение. Черные волосы скользят по бледной коже щеки. Глаза закрыты. Нижняя губа прикушена. И музыка, музыка, музыка… Заполняет собой все вокруг. Рвет на части изнутри. С визгом врезается в остатки самообладания. Расщепляет целостность восприятия на эмоции. Голые, ничем не прикрытые эмоции. Нарцисса поняла, что искусала себе губы в кровь, только почувствовав металлический привкус во рту. На то, что по щекам текут слезы, она уже давно не обращала внимания. Что он с ней делает, этот мальчик? Северус, остановись… Еще чуть-чуть и будет поздно. Твоя музыка слишком прекрасна. Она делает прекрасным тебя. Такого юного, такого неопытного. Угловатого и совершенно законченного. Мерлин, это ужасно! Люциус уничтожит нас обоих. И тут он открыл глаза. Он смотрел прямо на Нарциссу, доигрывая последние аккорды, заканчивая это безумие последним резким взмахом смычка. И даже когда замолкли все звуки, когда исчезла чарующая музыка и он снова стал нескладным, нелепым, незавершенным юношей, состоящим из углов и неровных линий, карандашным наброском на помятой бумаге, она не могла отвести взгляд. Северус смотрел на девушку, и даже демоны замерли в глубине его глаз, боясь нарушить это мгновение. И снова – шепот, неслышный, едва заметное шевеление губ. И слова. Смертельные, ядовитые, убийственные. Непростительные, как Авада Кедавра: - Я люблю тебя. И слезы, слезы, слезы. Соленый вкус ее слез на его губах. Таких неиспорченных, таких порочных. И удивление, страх в его глазах. Зачем, зачем она это сказала? Зачем поцеловала его? Глупая, все испортила. Если бы между ними не было этого откровения, он смог бы играть для нее еще. Но больше этого не повториться. Они больше не смогут разделить эту музыку, стать ее частью вдвоем. Потому что там, на грани разумного, произнесенные слова превратили их жизнь в ложь. А музыка не терпит лицемерия. Завтра он сможет спокойно смотреть в глаза Люциусу, не мучаясь угрызениями совести. Щенок, сопляк, ты дорого заплатишь мне за это. Завтра она будет целовать Люциуса на глазах всей слизеринской гостиной, ведь он наконец-то назначит дату свадьбы. Собственность, Нарцисса, моя собственность. А я из тех, кто предпочитает ломать свои игрушки, лишь бы они не достались другим. А сейчас они просто стояли рядом и молчали. И ничего выходящего за рамки. Он слишком юн, чтобы желать его. Она слишком возвышенна, чтобы оскорблять ее страстью. Два нелепых персонажа плохо написанной трагикомедии.* * *
В начале лета Северус Снейп получил приглашение. Стандартный текст, и только снизу несколько слов – приписка размашистым почерком Малфоя: Нарцисса будет рада, если ты сыграешь для нее на нашей свадьбе. И он играл. Перед сотней приглашенных. Больше, Снейп, их было больше. Глядя только на бледную девушку в белоснежном платье. И было неважно, что Люциус Малфой, уже муж, стоит рядом. Музыка звучала только для них двоих. В последний раз. И никого не существовало больше в этом мире совершенных звуков. Только музыка и эти двое. Уже не мальчик и еще не женщина. Две несыгранные мелодии. ~fin~