Золотце моё

      Рано утром Никита проснулся оттого, что кто-то ласково гладил его по щеке. Он открыл глаза и увидел ослепительно яркий луч света. Сквозь густую листву деревьев, сквозь оконное стекло и легкие занавески солнечный луч проник в их комнату и разбудил парня. Его солнечные блики сверкали на оконных занавесках и на двери. Легкое дуновение ветра — и на мгновение листья деревьев скрыли солнечный луч. Еще миг — и золотой луч солнца снова заиграл в комнате. Он прикоснулся к цветам на подоконнике, и они словно ожили. Луч солнца проник в аквариум к рыбкам, засверкал на потолке. Никита зажмурился. Но даже с закрытыми глазами он чувствовал его нежное прикосновение.       Привстав на локтях и осмотрев вновь всю комнату, парень увидел его. Среднего роста; стройный, тонкий с широкими плечами. Никита расплывается в нежной улыбке, садится на мягкую кровать и ненадолго залипает. Парень встает, тянется и широко зевает.

—Доброе утро, милый

      Сладко произносит Павлюченко и подходит к Вотякову. Парень аккуратно наклоняется, оттягивая на пару сантиметров футболку Назара и мягко целует того в ключицу. По телу Вотякова бегут приятные мурашки, он поднимает свой взгляд на Никиту и улыбнувшись, кивает.

—Доброе

      Павлюченко пододвигает к себе стул и садится на него, кладя правую руку на спинку стула Назара. Взгляд Никиты падает на тетрадь парня, а затем и на его прекрасные руки.

У него удивительные руки - некрасивые, узловатые от расширенных вен и все-таки исполненные особой выразительности и творческой силы. Такими руками можно делать всё. Иногда, разговаривая, он шевелит пальцами, постепенно сжимает их в кулак, потом вдруг раскроет его и одновременно произнесет хорошее, полновесное слово.

      Назар любил химию. Это не просто предмет, который заставляет поразмышлять мозгами, химия — одна из важнейших и обширных областей естествознания, наука о веществах, их составе и строении, их свойствах, зависящих от состава и строения, их превращениях.

—Золотце моё, заканчивай ты уже с этой химией. Что не утро,так ты в ней сидишь.

      И вот оно. Вотяков дрожа вздыхает, вцепившись длинными пальцами в бедный простой карандаш. Он поворачивает голову в сторону Никиты. Павлюченко же в свою очередь понимает, нет, даже знает, что Назара это бесит. Но ему нравится видеть, как его мальчик бесится.       Назар старается собраться. Выбросить это из головы. Спросите почему Вотяков такая истеричка? Скажете абсурд для 27-летнего парня? Поспорю. Это тоже самое, что назвать парня Антона-Гондоном. Только еще хуже.

—Ну же, золото, пошли, завтракать пора.

      Вотяков кладёт карандаш и спокойно вздыхает. Он смотрит сначала куда-то в пустоту, а затем поворачивается и смотрит в глаза Павлюченко. Никита замирает. Редо просто утопает в этих глазах, словно в огромном море. И спасения ему нет.

—Я просил не называть меня так.

      Спокойно выдаёт Назар и странно смотрит на удивленного Никиту. Тот явно не ожидал такой реакции от Вотякова. Ну слишком просто и легко он смирился. Это уже начинает бесить Никиту.

—Ну, кажется определение слова "золото" делали специально для тебя.

Стук. Там. Где-то внутри Назара. Ещё один.

Как он сказал?! Для него?!

      Вотяков раздражённо смотрит на Павлюченко. Назар видит, как хитрая мордочка этого огромного кота расплывается в радостной ухмылке. И это становится последней каплей.

—Я ЖЕ ПРОСИЛ

      Обладает не выдерживает. Он встаёт со стула и обхватывает тонкими руками шею Никиты. Резко тянет того на себя, а затем кидает на кровать.

Раздражает

      Бесит

Ненавижу

Но люблю

      Павлюченко хватает худую талию Вотякова и быстро одерживает победу. Назар старается вырваться из серьезной хватки, но у него это не получается. Парень начинает дрыгаться под Никитой, и это сильно смешит Редо.

—Достаточно, золотце моё.

И прежде чем его мысли собрались в голове, руки Никиты обхватили, уверенно и крепко, как много лет тому назад его худые скулы. Беспомощность, Вотяков чувствует, что сдается, и что-то теплое обволакивает его. Целует — сначала нежно, потом со стремительно нарастающей страстью, заставившей Назара прижаться к нему, как к своему единственному спасению. И прежде чем отдаться, он понимает, что тоже целует его.