***
Робер поднялся в мансарду и включил свет. Марианна ещё не вернулась из ванной комнаты, и он присел с краю кровати, подбрасывая в руках телефон и думая, что дурные предчувствия себя оправдали, ох как оправдали. Матильда сказала, что умывает руки, Альдо больше не слушает никого. Эпинэ и хотелось бы подбодрить её, но он понял — вот теперь поздно, вот теперь не спасёт ни бабушка, ни старый неудавшийся друг. А почему неудавшийся? А потому что надо было с первого же дня взять дело в свои руки, а не становиться эгоистом и не игнорировать проблему, сидящую на самом носу. Робер попытался подсчитать на пальцах, сколько раз за почти год они хотя бы болтали с Альдо. Руки хватило… — О чём задумался? — любимая женщина устроилась в постели и обняла его со спины, уютно положив подбородок на плечо. — Насколько я знаю, сегодня ничего дурного не случилось. — Всё-то ты в городе знаешь, — усмехнулся Робер. Когда он узнал, что работа Марианны не ограничивается милым кафе-мороженым, чуть не поседел — однако удержался. — А думаю я, что виноват… — Перед кем же? — Перед Альдо. Перед всеми, кого он подбивал на бунт — теперь они отчислены… И что ещё будет? Он же неугомонный. Надо было не тянуть, — разошёлся Эпинэ, — надо было сразу же понять, что у него на уме и как давно. Тоже мне, друг… — Ты ему не нянька и не бабушка, — возразила Марианна. — Ты — Робер, и у тебя есть свои дела… Чем плохо, что ты сменил работу и переехал ближе к центру? — Я сделал это по просьбе Матильды, чтобы быть рядом с этим оболтусом. В итоге я оказался только дальше, — с горечью осознал он. — Ро-бер, — пропела она. — Ты сменил работу и место жительства, учишь новых ребят, нашёл себе хороших друзей, нашёл меня. Хватит жить за других, поживи для себя. Об Альдо я слышу… получаю информацию давно. Единственный, кто мог бы сбить с него спесь, остановить в бесчинствах или хотя бы отчислить — это Рокэ, но он не стал, и причины есть. Твоё вмешательство ничего бы не изменило. — Почему? Вот почему Рокэ не уберёт его? Столькие полетели, а Альдо… — А Альдо не абы кто, Робер. Бывший муж Матильды, Анэсти Ракан, не чужой человек в известном тебе министерстве образования, — вздохнула Марианна. — Ты понимаешь, что это последнее, на что обратил бы внимание Рокэ, но он слишком чётко видит ситуацию, в которой оказался ОГУ. Университету нельзя не только светиться в новостях со своими непорядками и отчислениями — ему нельзя даже шевельнуться, пока Оллар не вернёт деньги… — Скоро вернёт, — повторил Робер не раз слышанное в учительских кабинетах. — Я забыл… Или не интересовался. Видишь, я даже не знаю, что происходит в жизни у моих друзей! — Не мне, конечно, судить, — прекрасная женщина лукаво улыбнулась, — но твои друзья — это всё-таки не Альдо. — И мой лучший друг — это ты, — обернувшись, он обнял её крепче, чем когда-либо кого-либо обнимал. Губы встретились, руки сплелись, казалось бы, ночь обещает быть прекрасной, но тут зазвонил телефон. — Что за чёрт… Марианна, кто бы это ни был, я убью его на месте. — Не надо крови, — прошептала она, смеясь. — И ничто не мешает мне говорить, обнимая тебя… Слушаю. Это оказался один из информаторов — дама средних лет, заходившая по вторникам и четвергам поесть мороженое, Робер узнал её по голосу. Ухо Марианны было рядом с ним, и он слышал то же, что она. На Заревом шоссе — пьяная драка, на Цветочной кому-то стало плохо, в Сапфировом переулке — пожар, никто не пострадал, на окраине сегодня… «Сапфировый переулок», — повторил Эпинэ. Вот тебе и предчувствия. Марианна тоже поджала губы, слушая свою подругу, и только кивнула, когда он сам потянулся к мобильнику. Всё так тихо, катастрофы явно не произошло, но он должен убедиться. Роберу никогда ничего не мерещилось просто так… Значит, дело и впрямь не в Альдо… Он засомневался, прилично ли звонить Алве за полночь, а потом махнул рукой. — Полагаю, вы посмотрели новости, Ро, — заявил ему Рокэ через полминуты. Судя по голосу, ему и вправду было до лампочки, полночь там или час. — Очень трогательный звонок, но я удивительным образом жив. — Да уж, удивительным надо быть во всём, — немного растерянно отозвался Робер. — Вы в порядке? Вы хотя бы где? Если что, мы кафе откроем… — Вы правда решили, что мне в этом городе негде переночевать? — О, нет. Извините, — он ожидал услышать на заднем плане хихиканье какой-нибудь смущённой дамы, но там не захихикали, а откровенно заржали, и не дама, а Марсель. — Да, я мог бы догадаться. Передавайте привет. — Можно не передавать? Он тут откровенно перепил, — пожаловался первый проректор. — Это уже не «бокальчик за выживание», это… чёрт возьми, Марсель… — Робер заинтересованно слушал шум и грохот. — Вот на новый год ты так же выглядел, запомни… — Хочу к вам, — пробормотал Эпинэ. — Клянусь вам, Ро, когда меня в следующий раз попытаются убить — обязательно позову! — неизвестно, как там выглядит Валме, но и выживший был явно подшофе. — Сейчас пошучу, — объявил Марсель. Робер прислушался, Алва обречённо вздохнул. — Рокэ, ты просто огонь… Подавившись собственным смехом и едва не стукнувшись лбом о шкаф, Робер подумал, что насчёт друзей Марианна точно была права. С этими двумя не пропадёшь… Если, конечно, предварительно не сгоришь.19. Ричард. Робер
20 июня 2018 г. в 13:30
Примечания:
Royal Republic - Getting Along
Дик в третий раз переслушивал Getting Along, потому что напрочь забыл убрать музыку с повтора. Старый дряхлый магнитофончик ютился на краю стола и играл совсем тихо, но всё-таки играл! Стоило дождаться отца, чтобы он уговорил матушку снять хоть какие-то из её диких ограничений. Девчонки восприняли всё буквально, и у них музыка гремит на полную катушку, Ричард почему-то не поверил в такое счастье — может, потому что раньше тоже думал, что «это навсегда»?
Да и тихая музыка не так отвлекает от занятий. Взъерошив отросшие волосы и с головой зарывшись в учёбу, Дик ткнулся носом в очередное подчёркивание красной ручкой. Аккуратная прямая линия, подводит только ошибку и ничего больше — это профессору Райнштайнеру не нравится его доказательство… Исправлено, смотрим дальше. Огромный путаный текст — историческое эссе. Истории у них больше не будет, общие предметы подходят к концу, но профессор Вейзель постарался и отметил такие мелкие огрехи, каких бы кто другой и не заметил. Жирный красный маркер, чтобы было видно. Да уж, такое не заметишь… Чем ближе конец весны и учебного года, тем больше всплывает долгов, «хвостов» и недоделок, и если бы Ричард не видел, как загибаются остальные, то решил бы, что он неудачник. Но гремучая смесь его осенней замкнутости, упрямства и стремления всем на свете всё доказать привела к удивительным результатам — Дик оказался почти без «хвостов»! Он и не предполагал, что в общем рейтинге успеваемости будет аж четвёртым с курса, но это удалось!
Единственная новость, которая вызвала искреннюю улыбку у отца — его четвёртое место… Впрочем, стоит сделать оговорку — единственная новость из всех, что он приносил из универа. Школы девочек (Айрис училась отдельно от Эдит и Дейдри) Эгмонту нравились, о них можно было болтать, сколько угодно, но стоило Ричарду заикнуться о своем факультете — за столом повисала гробовая тишина и немая укоризна. Он знал, он был уверен, что это всё равно из-за матушки, но отец так и не научился ей перечить…
— Ричард. — В дверь стучала Мирабелла, и он быстренько приглушил магнитофон. — Не засиживайся допоздна, к тебе скребутся кошки.
— Да, матушка.
Вот так всегда — никаких тебе «не перетрудись», это всего лишь кошки мешают спать остальным. Дёрнув плечами, Дик перебрался со скрипучего кресла на относительно здоровую кровать, захватив с собой тетради три-четыре, и вместо настольной лампы включил фонарик. Конечно, кошек не обманешь, но и бросать работу он пока не собирается. Всего одиннадцать! Режим дома, как в казарме… Вот у Арно иногда вообще не ложатся…
Очередной завершённый реферат. Тут никаких пометок, просто скупое «хорошо» в конце. Это Арамона заставил его расписывать историю гольфа — дополнительно, в наказание за какой-то прогул. Господи, кто из наших не прогуливал Арамону? Даже его старшая дочка, с которой Дик познакомился у Альберто, и та говорит, что это простительно. Характер у физрука тот ещё, тяжелее, пожалуй, колонн на первом этаже универа.
А это у нас что… Ричарду пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы не хохотать на весь дом. В этот раз Алва раздобыл зелёные маркеры с блёсточками… Дело было не в том, что блёсточки импонировали первому проректору, просто однажды кто-то заметил на педсовете, что делать пометки нужно исключительно красной ручкой с тонким пером. Как сказал по секрету Робер, которому сказал Валме, в тот же день Рокэ выкинул все красные ручки и больше никогда ими не обзаводился, а магистранты исторического факультета буквально засияли всеми цветами радуги.
Было бы веселее, не подчёркивай зелёный маркер больше половины. Дик вздохнул и углубился в собственные ошибки. Ещё осенью Алва предупредил, что будет его гонять, как оруженосца на уроке фехтования. Что ж, господин проректор слово держит — после каждой масштабной проверки Дику хотелось выброситься в окно, а ещё лучше — предварительно сжечь все свои научные изыскания. Обиднее всего было то, что все придирки возникали по делу, а когда он исправлял дотошно каждую запятую, работа выглядела великолепно.
Большинство пометок очень лаконичны: «доказательства?», «предвзятое отношение», «ссылка?», «фактическая ошибка», но попадаются и весёлые. Однажды Ричард чуть не схлопотал сердечный приступ, когда увидел, что радостной оранжевой ручкой исписаны две трети листа. Там оказалась история из жизни в тему работы, «вынужденно размещённая здесь, потому что мне некогда рассказывать её при встрече». Сегодня он обнаружил безумно правдоподобный рисунок клеща на полях: Дик сломал голову, пытаясь понять, при чем здесь клещ, а потом нашёл опечатку — текстовый редактор съел «тематический ключ» и превратил его в насекомое.
«Нельзя было просто подчеркнуть слово?» — задумался Ричард, и тут под дверью начала орать первая кошка. Началось…
— Тихо, не шуми, блохастая, — цыкнул он, приоткрывая дверь. Кошка радостно нырнула внутрь, но Дик не успел расстроиться, потому что на пороге стоял ещё и отец. — Пап, ты не спишь?
— Как и ты, — приветливо улыбнулся Эгмонт и потрепал его по плечу, но как-то неловко. — Если не очень отвлекаю, всё-таки студент…
— Нет, что ты, заходи… — Дик покосился на кровать, где развалились всевозможные бумаги. Реферат для Арамоны очень удачно прикрыл генеральную редакцию научной работы: наверняка отцу знаком почерк Рокэ. — В кресле удобно, только оно скрипит.
— Я помню, — как и на многие вещи в этом доме, на кресло отец посмотрел ностальгически. Оно и впрямь скрипнуло на весь этаж. — Много долгов накопилось к концу года, Дикон?
— Нет, — не скрывая гордости, похвастался он. — Так вышло. Я и сам не думал, что окажусь в первой пятёрке успевающих…
— Ты этого заслуживаешь. Ты всегда был трудолюбивым ребёнком, — Эгмонт вспоминал прошлое и гладил кошку, Ричард был рад, что он здесь, но как же отец стал выбиваться из интерьера его комнаты… — Но неусидчивым.
— Ну пап…
— Очень, — подмигнул тот. — Пока не увлёкся старыми войнами. Для всего остального приходилось заставлять… Но я рад, что ты взялся за ум, Дикон. Нужна только твёрдая рука, чтобы направить твою энергию, и чтобы ты в этой руке не сомневался. Тогда ты достигнешь очень многого, а потом сможешь справляться и сам.
Ричард многозначительно что-то промычал. Рука-то была, и не только рука, а целиковый господин проректор.
— Да знаю я, — неожиданно благодушно перебил его мысли Эгмонт. — Август ещё в ноябре наябедничал. Жаль, конечно, что ты угодил к Алве, но выглядишь нормально…
— А как я должен выглядеть? — растерялся Дик.
— А что, наш проректор встал на путь истинный? — сухо переспросил отец. — Насколько я помню, студенты бегали не к нему, а от него.
— Конечно, если ничего не делать целый год, а потом припереться на экзамен — убежишь, — неожиданно для себя буркнул Ричард. — Это справедливо…
Он только потом понял, что заявил Эгмонту Окделлу о справедливости Рокэ Алвы, но решил, что речь-то о другом, значит — прокатит. Отец о чём-то думал, гладя уже двух кошек — набежали, надо было дверь закрыть!
— Я, конечно, не историк, но ваша невыносимая годовая научная работа на общую тему при мне была, — вспоминал Эгмонт. — Ты уже знаешь, как проходит защита? — Ричард кивнул, хотя он старался не думать об этом кошмаре вплоть до самого Судного дня. — Твой научный руководитель придрался к моему студенту… из-за сущей ерунды, сейчас уже и не вспомнить. Ребёнок не был готов, я тоже, но мы попытались доказать свою правоту, и не только мы — комиссия участвовала в споре. Как ты можешь догадаться, Алву мы не переспорили, он чуть ли не в одиночку доказал, что неправы мы.
— И что дальше?
— А что… Студенту, конечно, балл понизили. Никто бы не заметил эту ошибку, она была не столь значительна, но она была, и все это признали. Я так и не узнал, за что он так накинулся, — поджал губы отец, — мы пришли к выводу, что студент на плохом счету у Дорака и ректората, а кто исполняет волю Дорака и ректората, все прекрасно знают. У нас там всё так делалось, Дикон… кто-то угоден, кто-то — нет, и это деление не всегда совпадает с реальными заслугами.
Ричард вспомнил Альдо с его ненавистью и вспомнил Робера, который рассказал о том, как Альдо упрямо и навязчиво игнорирует учёбу. Не все предметы, конечно, ведь ему надо держаться на плаву, чтобы не вылететь. Но Дик разочаровался всерьёз, когда понял, что магистрант нарвался из-за собственных прогулов и промахов — да, Рокэ третировал его на всех экзаменах и защитах, но это было потом, а сначала Альдо демонстративно гулял и дерзил преподавателям. К концу года Ричард уже не сомневался, что проректор Алва ничего не делает просто так, даже если его решение или поведение выглядит странно, у каждого действия есть причина. Вопрос лишь в том, кто может до этих причин докопаться.
Дик посмотрел на родного отца. Он не может повторить это вслух. Эгмонт не Штанцлер, он не станет устраивать истерику из-за того, что Ричард примется оправдывать Рокэ… Но всё равно будет невесело.
— Я запомню, пап, — только сказал он.
— Не подумай, что я пришёл повторять тебе проповеди Августа, — усмехнулся Эгмонт, уходя. — Напротив, хотел сказать, что если ты удержишься на хорошем счету у Алвы, то многого добьёшься. Впрочем, это ты знаешь и сам…
Вот именно! Ричард снова прикусил язык, потом закрылась дверь. И вроде бы отец и дядюшка Август признавали его правоту в конце концов, но делали это таким тоном, что становилось ясно — они просто сдались и не пытаются его переубедить.
И не переубедят. Пусть Дик ещё не разгадал загадку, почему был уволен отец, со всех сторон хороший человек, он уже знает, что ответ не всегда лежит на поверхности. С новыми силами Ричард погрузился в работу, не заметив, как наступила глубокая ночь.