Два взгляда на прощание

      Я ещё раз обвожу взглядом мрачное помещение и взглядом впиваюсь в массивную красную кнопку, светящуюся в центре приборной панели. Множество рычажков, экранов, электронных плат, мигающих и блестящих, не имеют никакого значения. Уже нет. Теперь остаётся лишь слегка надавить на заветный активатор и всё будет кончено.       По-хорошему я должен был сделать это ещё около часа назад. Покончить со всем этим дерьмом раз и навсегда. Но я всё стою и смотрю на людные улицы Нью-Йорка, на высокие здания, на автомобили, снующие туда-сюда, люди в которых очень скоро поймут, что всё это не имеет никакого значения. Уже нет. Я стою и думаю. Думаю о десятилетиях подготовки, ушедших на большую круглую кнопку, светящуюся тусклым алым светом прямо передо мной. Я понимаю, что план проработан слишком хорошо, чтобы какая-нибудь мелочь, типа сотрудников службы безопасности или полиции, могла мне помешать. Когда человек доведён до полного отчаяния, ему остаётся лишь достигнуть цели. Любой ценой. Или умереть. У меня просто не было смысла ошибаться. И сейчас отступать тоже нельзя, даже если бы я внезапно понял, что всё это неправильно.       Вместо того, чтобы разом вычистить всю вселенскую грязь и мерзость, я стою и наблюдаю, как стада человечков продолжают своё жалкое существование, не представляя, чего они… чего мы могли бы добиться, если бы чуть-чуть огляделись вокруг! Если бы хоть немного приподняли заплесневевшие веки и увидели бы картину в целом. Не то колесо, в котором крутились наши предки, а ныне крутимся мы, подготавливая это место для собственного потомства. А то, что за пределами этого колеса.       Я испытываю сострадание к ним, но мне не даровано сил изменить их жизнь, изменить этот мир прямо сейчас. Как это ни печально, но ничто никогда не даётся легко. Великие перемены требуют великих жертв.       Я моргаю и осознаю, что в который раз оправдываю себя. Время для оправданий и нескончаемых дум минуло давным-давно. Теперь мне осталось лишь два пути: исполнить задуманное или дрогнуть и отступить, сожалея об этом. Вечно.       Я обвожу взглядом каждого человека снизу, каждую жертву нерушимой веками системы, которая любую личность превращает в ничто. Каждого человека в ходячего мертвеца. Энергичных и креативных людей в хомяков, которым лишь бы потуже набить щёки. Сколько изобретателей, художников и писателей уничтожил этот мир? Сколько открытий, прорывов и идей мы упустили? Сколько ошибок можно было избежать? Ужасных ошибок… Нескончаемая человеческая жадность затмила остальное, но сегодня настало время положить этому конец.       Почему я до сих пор стою и смотрю вдаль? Нет, не потому что хочу дать этому миру чуть больше времени. Я ненавижу его всем, что осталось от души и сердца.       Дело в другом.       Где-то далеко внутри какой-то странный голос вопит, что я что-то забыл. Что я не могу уйти вот так. Что я с кем-то не попрощался, что-то не взял, забыл что-то сказать…       Нет.       Я один. Один уже давно. С тех самых пор как…       Холодный пот пробегает по спине, а внутри я чувствую давно забытый огонёк. Этого я не испытывал уже много десятков лет. Мозг начинает лихорадочно соображать. Воспоминания проносятся перед глазами быстрее, чем я могу за ними уследить. Ладони вспотели и слегка задрожали, и я облизал растрескавшиеся губы.       — Сашенька, — имя слетает с губ мимолётно, и я вновь почувствовал, насколько оно сладостно. Я не оборачиваюсь. Я чувствую, что именно она стоит в дверном проёме. Кроме неё просто некому. Но всё же очевидный вопрос прозвучал. — Это ты, да? Пришла остановить меня?       Она делает шаг и вытягивает руки с пистолетом. Он слишком тяжёл для неё. Я не оборачиваюсь. Но внутренним взором отчётливо вижу всё.       Она сглатывает слюну и твёрдым голосом произносит моё имя.       — Отойди от панели, — сладкой музыкой звучал её голос, но, несмотря на уверенность, ничего изменить она уже не может. И прекрасно это осознаёт.       Мои губы трогает лёгкая улыбка. Давненько такого не случалось. Я оборачиваюсь и несколько секунд, которые показались мне вечностью, гляжу в блестящие бездонные глаза.       — А ты всё так же прекрасна, — без тени лжи шепчу я и качаю головой.       Это действительно так. Сколько десятилетий минуло? На лице вытесаны страдания, в глазах виднеется обречённость, а выражение лица выдаёт отчаяние, но её великолепие нельзя описать словами. До боли знакомые черты лица кажутся почти неизменными. Женщина, которую я люблю беспамятно, в последние часы оказалась рядом со мной, и теперь я готов выполнить свой долг.       Я уже хотел протянуть руку, но всё же вопрос непроизвольно слетает с губ.       — Скажи, — дрогнувшим голосом начинаю я, — ты хоть немного жалеешь?       На прелестных глазах выступили слёзы, а руки с оружием задрожали.       На секунду мне захотелось ринуться туда, обнять её и утешить. Сказать, что готов простить ей всё, ведь это действительно так. Прижать к себе, впиться в нежные губы долгим, жарким поцелуем и прошептать ласковые слова утешения. Сказать, что ещё не поздно начать всё сначала. Осознать и забыть ошибки прошлого и вместе двинуться навстречу мечте.       Я сам чуть не заплакал, когда понял — всё это за гранью реальности. Поэтому я всё стою, и смотрю на то, что было и есть смыслом моей жизни.       — Прошу тебя, не делай этого! — мне больно слушать, как дрожит её чудесный голос. — Ты не можешь так поступить! Погибнут миллионы ни в чём не повинных людей!       В моей голове снова начинают всплывать слова, которые я говорил себе тысячу раз.       — За всё в мире есть своя цена, — вздыхаю я. — Ни в чём не повинных не бывает, Сашенька. Ты и сама это прекрасно знаешь. Каждый из нас виновен в том, что позволил сотворить это с миром. Теперь нам придётся самим разгребать ту кашу, которую мы заварили. Больше просто некому. Я это начну — но закончат другие. И, возможно, наши потомки будут жить в лучшем мире.       — Ах, возможно?! — Она сделала шаг вперёд, и дуло пистолета вновь уставилось на меня.       Мгновенно выставив ладонь вперёд, я кладу вторую на кнопку.       — Ни шагу дальше, дорогая, — спокойно произношу я. — Для меня нет большей радости, чем поговорить с тобой перед самым концом. Но, прошу тебя, не делай глупостей, иначе наш разговор прервётся быстрее, чем хотелось бы. Времени так мало. А ведь нам столько ещё нужно сказать.       Она замирает, и воздух вновь сотряс бессильный крик отчаяния.       — Убери руки от проклятой кнопки или я застрелю тебя ко всем чертям!       Я чувствую, как разрываюсь изнутри. Боль, которую приносят мне её страдания, в миллионы раз сильнее, чем любая другая. Между нами не больше пяти метров, и одновременно нас разделяет огромная стена, состоящая из десятков лет разлуки. Ни для неё, ни для меня здесь больше места нет.       Моя рука медленно отплывает от кнопки и виснет в воздухе. Я глубоко вздыхаю и заглядываю в полные слёз глаза.       — Ты так и не ответила на мой вопрос, — мой голос так тих, что собственные уши едва его улавливают. Проходит несколько мучительных минут, и я уже приготовился повторить вопрос погромче, как в этом отпала необходимость.       — Не проходит и дня, как я бы об этом не пожалела, — теперь этот голос чист и ясен, и больше не дрожит. Глаза пространно обращены вдаль, в них виднеется боль от воспоминаний. — Я совершила ужасную ошибку, из-за которой наши судьбы разлетелись вдребезги. Но неужели это повод уничтожать весь мир?!       Я и сам редко себя понимаю, чего уж там требовать это от других. Но ведь она знала, знала что я решился на это уж точно не из-за мести.       — Ты ведь не думаешь, что я хочу этого?       — Я не знаю, чего ты хочешь! Но я точно знаю, что не могу позволить тебе совершить это безумие! — отчаяние в голосе явно стоит на грани с неопределённостью, и это выдаёт её. Она явно понимает. Где-то в глубине души она понимает, что это правильно, что без этого обойтись не получится. Но признаться себе в этом не хватает сил. — Теперь мы можем быть вместе! Ошибки прошлого уже не имеют значения. — Её плечи опустились, а грудь сотряс непроизвольный выдох, и она несколько раз выкрикнула моё имя. — Я люблю тебя. Внутри меня ревут тигры и трубят слоны. Я чувствую, как раскалываюсь на части. Голова кружится, и я пытаюсь сфокусировать потемневший взгляд.       Спустя, как мне кажется, целую вечность, я нахожу в себе силы ответить. Поднимая голову, я крепко сжимаю кулаки и стискиваю зубы, опасаясь, что всё-таки расплачусь.       — Ты была любовью всей моей жизни и останешься ею до последней секунды. Ты это прекрасно знаешь. — Я больше не могу смотреть в эти полные мольбы глаза, поэтому устремляю взгляд вдаль. — Слишком много воды утекло с тех пор, Саша. Годы разлуки с тобой превратили меня в ничто, и имя это уже более мне не принадлежит. Я пообещал себе превратится в силу, которая поможет миру стать лучше. Которая поможет ему сделать так, чтобы в будущем люди могли избегать подобных ошибок. Потому что я никому и никогда не желаю той участи, что постигла нас с тобой. Нажимая на кнопку, я предпринимаю последнюю, отчаянную попытку что-либо изменить, и если я этого не сделаю, то моё существование утратит всяческий смысл. Пока я этого не сделал, я всё ещё часть той силы, что должна изменить этот мир. Пока я этого не сделал, завеса между нами не будет прорвана. Прости меня за это, пожалуйста. Но уже слишком поздно.       — Откуда ты знаешь, что делаешь мир лучше?       Вопрос, на который она прекрасно знает ответ.       — Единственное, что я знаю, милая, так это то, что так как есть продолжаться не может. Когда столкновение неизбежно, тебе остаётся лишь сделать резкий поворот или умереть. А не менять курс равносильно смерти.       Её рыдания рвут меня на части, но каким-то образом я всё ещё остаюсь на ногах.       — Уйдём отсюда! Плюнем на всех! Пусть сами разгребают свою кашу. Мы можем любить друг друга и быть счастливы! — Каждый её выкрик — очередной удар по моей искалеченной душе. — Прошу тебя, не надо! Пойдем со мной.       — Поздно, Сашенька. — Я понял, что долго так не выдержу. Разговор кончается быстрее, чем мне хотелось бы, но может оно и к лучшему. Я поворачиваюсь к ней спиной, заношу руку над кнопкой и закрываю глаза. — Увидимся в лучшем мире.       То, что произошло дальше, длилось не больше пары секунд, но значение имело большее, чем вся моя жизнь.       Я почувствовал резкий толчок в области живота, ноги подкосились, и мои мысли ринулись вперёд быстрее скорости света. До последней секунды я был уверен, что она не выстрелит, но ошибся. «Необходимо действовать без промедления», — пульсирует у меня в голове.       Стены плывут перед глазами, ноги отказываются сохранять равновесие. Всё, что мне остаётся — вытянуть руку вперёд и исполнить моё последнее предназначение. В глазах темнеет, но характерный звук свидетельствует о том, что я попал, куда нужно. Крики отчаяния и звуки шагов эхом доносятся до меня сквозь пелену боли. Я понял, что, падая, ударился головой, и хотел крикнуть слова прощания. Но, оглянувшись, осознал, что вечная темнота уже тянет меня за собой — в бездну.

***

      Я пытаюсь приоткрыть глаза, но через узкую щель век сразу же ударил яркий белый свет. Я хочу прикрыться ладонью, но обнаруживаю, что части тела едва меня слушаются. Быстро поморгав, я издаю тихий стон и откидываю голову. Живот пронзает ужасающая боль, а по голове не иначе как треснули тяжёлой кувалдой. Я облизываю растрескавшиеся губы и делаю ещё одну попытку сфокусировать взгляд. Я нахожусь не иначе как на свежем воздухе, — хотя какой может быть свежий воздух в центре Нью-Йорка? Но белизна надо мной может быть только затянутым облаками небом.       Напрягая мысли, я вспоминаю, как же всё-таки оказался здесь? Но тут в голове что-то треснуло, и я вспомнил всё.       Активатор.       Она.       Моя миссия.       Если выстрел из пистолета не помешал мне исполнить задуманное, значит, я должен быть мёртв. Если же нет…       Нет, этого не может быть. Я ясно помню, как запустил активатор в самый последний момент. Ради этой секунды я существовал десятилетиями, и вряд ли мог не обратить на это внимание. Тогда какого хрена я всё ещё жив…?       Тёплый порыв ветра скользит по лицу, и я, наконец, почувствовал, как проясняется взгляд. Мрачные и величественные силуэты нью-йоркских небоскрёбов наблюдают за своим последним закатом. Ярко-красный солнечный диск уходит за горизонт, окрашивая небо в фиолетово-алые цвета. Слегка повернув голову, я застываю от изумления. Её густые волосы развеваются за спиной, а пространный взгляд устремлён в чудесный закат.       Неудачные попытки заговорить оборачиваются лишь резким кашлем. Она слегка поворачивается, и в её взгляде я замечаю спокойствие и безмятежность. Ни следа отчаяния, грусти или страха. Едва наши глаза пересеклись, как она… улыбнулась. Да, её губы растягиваются в слабой улыбке, светясь той теплотой и нежностью, воспоминания о которых согревали меня на протяжении всей жизни.       — Что-то её долго нет, — тихо говорит она, посмотрев на часы. — Ты уже пятнадцать минут без сознания.       Что ж, теперь я хотя бы знаю, сколько нам осталось.       Она садится рядом со мной и обхватывает колени.       — Ты исполнил всё в точности, как задумывал с самого начала? Приготовил все двадцать?       На пару секунд я даже почувствовал гордость. Я набираю побольше воздуха в грудь и пытаюсь заговорить.       — Точно, — хрипло отвечаю я. — Двадцать ракет по двадцать килотонн тротила в данный момент летят в направлении двадцати столиц самых мощных экономических мировых держав. Скоро от этих городишек останутся лишь руины и радиоактивный пепел. Как и от нас с тобой.       На меня вновь находит приступ кашля и глаза накрывает темнота. Я прикидываю, что неплохо бы прожить ещё пару минут, и увидеть-таки плоды многолетних трудов. Я открываю глаза и вижу, что её улыбка стала шире, а в глазах блестит… Озорной огонёк? У меня начались галлюцинации?       — Ч-чему, — заикаясь, начинаю я. — Чему ты радуешься? Двадцать минут назад ты была готова умереть, чтобы этого не случилось!       Она звонко смеётся и вновь заглядывает мне в душу.       — Потому что всё кончено. — Просто отвечает она. — Изменить ведь уже ничего не получится, правда? Так зачем мучать себя, когда дело сделано? К тому же, пока ты лежал без сознания, я поняла, что может, ты не так уж и неправ. Я тоже успела возненавидеть этот мир за всю свою несчастную жизнь. Может, твоя безумная затея и спасёт его. А что до нас с тобой… Я предлагаю хоть последние минуты своей жизни провести счастливо, как считаешь?       Мои глаза наполняются слезами. Я хочу что-то сказать, но силы есть лишь на кивок. Она придвигается поближе, её ладонь ласково скользит по щеке, и губы беззвучно шепчут моё имя.       — Я прощаю тебя. За всё, что ты сделал или не сделал. Прощаю.       — Я тоже прощаю тебя, Сашенька.       После того, как я произнёс эти слова, будто звук ломающегося замка прозвенел в ушах. Невидимые цепи, сковывавшие меня в течение стольких лет, лопнули. Все стены и преграды отныне рухнули. Головная боль, как и всякая другая — исчезла. А может быть, просто перестала иметь значение.       В воздухе раздаётся резкий свист, и мимолётная тень озаряет крышу. Огромная и смертоносная ракета проносится над нашими головами и устремляется дальше. До детонации остаётся не больше минуты. Её восхищённый взгляд зачарованно провожает летящую погибель.       Я резко хватаю за плечо свою мечту и разворачиваю к себе.       — Я люблю тебя, Александра. Сейчас и всегда, — когда я произнёс эти слова, я почувствовал, что если я в своей жизни и совершал действительно правильные поступки, то сейчас точно был один из них.       — Я тоже люблю те…       Она произнесла главное, и то, что мощная взрывная волна, оглушившая нас, помешала ей договорить остальное, это пустяки. Огромный ядерный гриб, адово-красного цвета, растёт буквально на глазах. Огромные стеклянные небоскрёбы рассыпаются разом, из остальных пока лишь повылетали окна. Я смотрю, как взрывная волна с огромной скоростью накатывается на здания и понимаю, что времени оставалось чуть. Поэтому я крепко сжимаю её ладонь и в последний раз заглядываю в эти манящие глаза. В них виднеется счастье и умиротворения. Как иронично — ситуация весьма подходящая.       Превозмогая боль в животе, я кое-как поднимаюсь на ноги. Не отпуская моей руки, она поднимается следом. Я открыл было рот, но на губы ложится её палец, в глазах светится решимость. Она догадалась о моём последнем плане.       Взрывная волна уже занимает большую часть видимого пространства, поглощая здание за зданием. До нашего ей остаётся буквально несколько километров. Я пытаюсь представить, каково это — быть поглощённым ею. Успею ли я ощутить эту адскую боль перед самым концом, когда твоё тело распадается на атомы? Или же смерть явится прежде, чем болевой импульс дойдёт до мозга? Второе вполне вероятно, учитывая скорость приближения взрыва.       От невероятно яркого алого света, бившего уже отовсюду, мы едва ли могли видеть дальше собственного носа. Пора отринуть лишние мысли. Время пришло.       Кивнув друг другу, мы разбегаемся, и прыгаем прямо навстречу красно-чёрной пелене, уже охватившей небеса. Земля устремляется навстречу, но мы оба знаем, что этой встрече уже не состояться. Ветер оглушительно свистит в ушах. Взяв обе её ладони в свои, я что есть мочи кричу:       — Прощай, Санечка! Я верю, что мы ещё обязательно встретимся!       — Я тоже верю! Всем сердцем! Про…