То, что делает нас людьми

Макс кое-как застегнул последнюю пуговицу и уставился на себя в зеркало. Кажется, он выглядел достаточно презентабельно. Хотя вряд ли кто-то станет пристально рассматривать его в тёмном зрительном зале. Макс сам не верил в то, что он на полном серьёзе шёл смотреть пьесу. Причём не какую-нибудь крутую, известную, на большой сцене, а самую простую подростковую самодеятельность. Мог ли он представить две недели назад, что будет заниматься чем-то подобным? Чёрт подери, две недели. Две недели назад он лежал на диване и совершенно не представлял, чем вообще будет заниматься ближайшее время. А сейчас он собирался в театр. Вчера он расстался с девушкой, с которой даже толком и не встречался, но в которую, кажется, влюбился. Позавчера он был на самых настоящих похоронах. До этого он ездил на сумасшедший музыкальный фестиваль. До этого он помогал ставить эту самую пьесу. Сейчас, оглядываясь на все эти события, он не мог сказать, что эти две недели были так уж богаты на происшествия. На физические происшествия, точнее говоря. Потому что эмоций и размышлений из-за них у Макса было через край. И это было хорошо, безусловно. Правда, всё произошедшее нельзя было назвать… счастливым? Произошедшие события были… просто событиями. Без какой-либо окраски. Они не были в полной мере хорошими – потому что, честно говоря, Макс слишком сильно переживал из-за них. Но они не были объективно плохими. Это было так сложно и запутанно. Но, самое странное, что сейчас, собираясь идти на пьесу, Макс понимал, что всё произошедшее вернуло его в точку отправления. Он познакомился с Эрин ближе, но что это меняло? Они продолжат своё общение в формате переписки, что не шло в сравнение с настоящими, физическими свиданиями. Он встретил Эред, но вряд ли она вспомнит о нём после их расставания. Разве что он занесёт ей лютню, но дальше они не будут перекидываться даже редкими э-мейлами. Он увиделся с Дольфом, но на этом их взаимодействие кончалось. А Престон… Ладно, возможно, он был исключением. Потому что история с Престоном ещё не кончилась. Как и история с Дэвидом. Всё вернётся в начальную точку, когда они снова окажутся вдвоём на этом диване и… И что случится дальше? Макс присел на край дивана, пытаясь собраться с мыслями. Итак, сейчас он сделает этот последний рывок. Он посетит пьесу, а вечером поговорит с Дэвидом. Разберётся с этой ситуацией. У Макса мелко дрожали руки. Несмотря на то, что текст пьесы он прочёл уже десятки раз, почти что выучив все реплики, морально подготовиться к предстоящему просто не удавалось. Потому что всё будет в разы хуже. Объёмнее, жестче и совершенно иначе, чем он себе представлял. Но Макс должен был пойти. Себе самому он говорил, что это всё ради футболки SSW, однако в глубине души осознавал – он идёт ради самой пьесы. Даже не ради Престона. Ради ответов. Ради понимания своего будущего через осознание прошлого. Общего прошлого. Ради их с Дэвидом общего будущего. Хотя, конечно, вряд ли у них есть какое-то будущее. Макса не покидало ощущение, что после совершеннолетия он, как и Престон, останется один. Не в том смысле, что с его родителями что-то случится. Просто… В голове поселился иррациональный страх, что Дэвид может выгнать его. Не прямо выставить за дверь, конечно. Но после совершеннолетия, фактически, миссия Дэвида по спасению Макса закончится. И его можно будет отпустить на все четыре стороны. Макс резко подорвался с дивана и быстрым шагом покинул квартиру. Нужно просто отвлечься от подобного рода мыслей. И всё. Когда Макс входил в двери комплекса, до пьесы оставалось полчаса. В зале уже суетилось небольшое количество людей, среди которых можно было заметить посетителей вчерашней выставки. Интересно, работали ли они в этом центре? Или это была местная ассоциация искателей талантов? Некоторые из них сбились в кучу, горячо обсуждая что-то. Другие рассаживались на стульях, выставленных неровными рядами перед сценой. Но Максу было не до них. Он кое-как залез на сцену и прошмыгнул за кулисы. Удивительно, что он никогда там не был. Он даже не задумывался, как выглядят внутренности этой несчастной постановки. Несколько картонных декораций, изображавших основные места действия. На одной из них алела пентаграмма, нарисованная его рукой. Слегка потёкшая, слишком алая, чтобы быть нарисованной кровью, и слишком низко расположенная, чтобы быть оставленной Дэниэлом. Слишком, слишком карикатурная, как и всё происходящее. Стараясь не зацикливаться на этом, Макс метнулся дальше. Где-то за этими картонными стенами должны быть ребята из труппы. Где-то среди них должен быть Престон, у которого, как Макс надеялся, с собой была футболка. Вылетев из-за картонной стены, он чуть не врезался в Еву, пытающуюся поправить парик. Интересно, насколько он ей не шёл. Насколько она не была похожа на Эред, чего Макс, в глубине души, немного ожидал. Ева была холоднее внешне и внутренне, да и чертами лица совершенно не походила на добрую, но грубоватую солистку SSW. Зато прекрасно подходила на роль гордой маркизы. И именно гордым взглядом Мередит она смотрела прямо на Макса сверху вниз, как бы спрашивая, что он здесь забыл. — Дарова, — он махнул ей рукой, стараясь выглядеть достаточно холодно. Кажется, у него получалось. Не зря же он был графом. — Что-то потерял? — строго спросила она. — Могли бы быть и повежливее, ваше высочество, — съязвил он, улыбнувшись. Почему-то каждая реплика графа представлялась ему именно такой. Самодовольной, колкой, украшенной едкой улыбкой. И он даже пытался соответствовать в этом самому себе. Забавно, что никто в пьесе Престона не был похож на свой прототип. Все персонажи были абсурдно-гротескными. Но, кажется, это было даже на руку истории. Да и самим актёрам. — Кстати о вежливости. Спасибо. Она произнесла это настолько непринуждённо и просто; Макс, сначала, даже не понял, что она сказала. А когда понял – слегка удивился. — За что? — За то, что помог с пьесой. Ты же мог этого не делать, - Ева пожала плечами, а затем попыталась расправить пышную юбку. Её костюм, казалось, был сделан из бумаги, и вот-вот готов был развалиться. — Да ладно, Престон обещал… — Я не про лютню. Я про историю с париками. И пентаграмму. И самого Престона. — Это входило в мои обязанности, — после неловкой паузы отозвался Макс. — Атрибуты мы бы могли найти сами. Да и пентаграмму нарисовать тоже. Я уже была к этому готова. А потом Престон притащил тебя и… — Ева замолчала, как будто решая, стоит ли продолжать. — И? — Скажем так – раньше он переживал за пьесу не так сильно. — Ты хочешь сказать, что я… — Придал его пьесе значение. Она же построена на прошлом или что-то в этом роде, да? Макс кивнул. — Престон… — ЧТО ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ? — перебил её удивительно громкий шёпот. Макс обернулся. Престон, сжав в руках лютню, испуганно уставился прямо на него. На голове менестреля красовался тот самый дурацкий берет, в котором он приходил на вечеринку. Руки мелко дрожали. — Я хотел забрать футболку, — просто ответил Макс, игнорируя смешок Евы. — И, ну, пожелать удачи или что-то в этом роде. Высказать это было немного сложно, но Макс чувствовал острую необходимость поддержать Престона. Ему сейчас нужно было много сил, уверенности, терпения и всего вот этого. В конце концов, вряд ли он отошёл от похорон и прочего. А пьеса была важна для него. Вернее, для них обоих. У Макса на руках уже были ответы на его вопросы, но он должен был убедиться в их верности. И, как он надеялся, пьеса Престона была идеальной возможностью доказать самому себе, что те болезненные выводы... что они необходимы. Все эти дурацкие осознания приходят через страдания. В каком-то смысле, ничего не достаётся просто так. И всему нужна своя жертва. Престон схватил Макса за руку и потащил куда-то в сторону, в глубь закулисья. Ближе к вешалке с костюмами и стойке с париками. Правда, вешалки были почти пусты. Луиджи с Евой уже надели парики и были готовы помочь им с Престоном вернуться в тот лагерь хотя бы на один час. Престон аккуратно достал из валявшейся на полу сумки сложенную футболку и протянул её Максу. — Извини, что не отдал раньше, — выдавил он из себя. — Ничего, я сам забыл забрать, — Макс быстро стянул рубашку и надел ставшую привычной футболку. В ней он ощущал себя увереннее и проще. В ней он ощущал себя настоящим. Без этой показательности, которую приносила якобы строгая рубашка. Без всех этих попыток сойти за хорошего мальчика. Довольно очевидно, что ни он, ни Престон не были идеальными, и скрывать это за строгими нарядами было бы просто глупо. И сейчас они стояли друг перед другом – один в футболке малоизвестной, «гаражной» группы, а второй в идиотском берете. Внезапно они показались друг другу маленькими и незначительными на фоне всей этой постановки, ставшей плодом работы стольких людей. При том, что, на самом деле, если бы кого-то из них не было – не было бы всего этого. И, будучи создателями этой истории, они всё равно не ощущали себя значимыми. Потому что сколько ещё подобных пьес будет написано? Они просто подростки в дурацких шмотках. Но, по крайней мере, это весело. И в какой-то степени полезно. — Спасибо, — хором сказали они друг другу. Престон тут же покраснел и отвернулся. — Вот надо было тебе! — буркнул он. — Выбил меня из роли. — Ага, конечно, — в общем, это была привязанность. Сильная. Вот как бы это назвал Макс. Дружеская или что-то в этом роде. Дружба, вообще, основывается на подобном, да? На совместных переживаниях и ещё чём-то подобном. — Я надеюсь, премьера пройдёт на ура, — добавил Макс, дабы как-то сгладить внезапно возникшую неловкость. — Я очень постараюсь, — Престон улыбнулся, а затем дружелюбно добавил: — а теперь вали в зрительный зал. И Макс свалил. Он вернулся в зрительный зал тем же незамысловатым путём, которым его провел Престон – благо, ориентироваться здесь было совсем не сложно. Большая часть рядов была уже занята, в особенности первые два. Максу всё это напомнило школьные постановки, где на первый ряд всегда высаживали преподавателей, а на второй – родителей с камерами и платочками. Даже сейчас между двумя блоками стульев располагалась небольшая камера, рядом с которой расположился Адам. Стоп, что? — О, Макс! — он махнул ему рукой, указывая на ближайшее свободное место. — Давно не виделись. — Да, давно, — кое-как выдавил тот в ответ, усаживаясь рядом. Он чувствовал себя немного неправильно рядом с Адамом. Несмотря на то, что фестиваль прошёл отлично для группы, Максу он показался… нет, не сам фестиваль, а, скорее, эти выходные. Они показались Максу самыми тяжёлыми в его жизни. Морально тяжёлыми. В то время как для группы Эред это было, вроде как, событие. И именно этот диссонанс заставлял Макса испытывать неловкость. — Ты какой-то пришибленный… — пробормотал Адам, когда Макс, откинувшись на спинку скрипучего стула, прикрыл глаза. — Да, я… да. — Что-то стряслось? Макс скривился. — Увидишь. Ты же ради Евы пришёл? — Адам кивнул. — Она тебе не рассказывала, о чём пьеса? — Адам мотнул плечами, как бы говоря, что знал он только какие-то общие черты. Макс собрался с мыслями. Может быть, было бы полезно рассказать это кому-то со стороны. Наверное. — Мне кажется, это не особо важно. Ни для неё, ни для меня. Важно то, что она играет, — пожал плечами Адам, не давая Максу возможности начать. — Но тебе же не наплевать, что играешь ты. — Потому что я пишу сам. А она исполняет чужое. Это, всё же, не одно и то же. Макс мотнул головой. Было непривычно, что кто-то воспринимает пьесу простым набором реплик. Не важно, что они играют. Главное – это то, что она вообще вышла на сцену. И пытается что-то сказать. И важно то, как она это делает. — Просто… — Макс замялся, не уверенный до конца, стоит ли произносить это вслух. Это прозвучало бы странно. И даже немного абсурдно. Адам же ждал. — …Ты отвечаешь за камеру, да? — Не увиливай. — Ева играет Эред, — выпалил Макс. — Не совсем ту, какой ты её знаешь, а ту, какой её видел Престон, когда мы… были в одном лагере. Вот. Итак, он поделился этим. С кем-то посторонним. И сейчас он посмотрит на всю эту ситуацию со стороны. И, возможно, скажет что-то. — Занятно, — чуть ошарашенно ответил на это Адам. — Это всё, что ты скажешь? — чуть разочарованно отреагировал Макс. Ему-то эта новость казалась потрясающей. — Я хочу сначала увидеть это. И Макс понял, что не может дождаться. Ему чертовски хотелось увидеть, что же наворотила команда Престона. Как они это покажут. Что они увидели между строк, как они трактовали диалоги. Максу чертовски хотелось знать, как он выглядит со стороны. Луиджи ведь знал, кого нужно играть. А вот кто играет Дэвида?.. Макс чувствовал себя виноватым за то, что никогда не задумывался о других участниках. Наверняка первые ряды занимают их родственники. Макс невольно обернулся через плечо и… И замер в удивлении. Даже не так. В шоке. Его пробрал холодок, а во рту пересохло. На задних рядах пристроился Дэвид. И Макс хотел верить, что отвернулся он до того, как был замечен. Хотя Дэвид, скорее всего, ожидал, что встретит здесь Макса. Или же нет? С чего бы ему вообще думать, что Макс может быть здесь? Макса ведь сроду не волновали другие кэмперы. В зале потихоньку темнело, и Макс впервые в жизни был рад тому, насколько низким он был. Чуть-чуть съехав на сидении, он сравнял макушку с краем спинки. Это придавало ему некоторую уверенность: было приятно осознавать, что Дэвид может и не обратить внимание на его голову. Хотя бы периферийным зрением. Краем глаза сам Макс следил за эмоциями на лице Адама. Но он настолько бесстрастно уставился на происходящее, что иногда казался статуей. Одной рукой он крепко держал штатив камеры, стараясь лишний раз даже не дышать. Макс, в свою очередь, тяжело вздохнул. Он ждал появления в пьесе графа Максимилиана. И тот не заставил себя долго ждать. Граф Максимилиан был самым гротескным из персонажей. Он шипел, когда говорил себе под нос, он высокомерно вскидывал подбородок, подшучивая над маркизой и баронессой. Его прототип, Макс, постоянно старался как можно незаметнее обернуться, дабы разглядеть реакцию Дэвида. И в какой-то момент ему это всё же удалось. Дэвид хмурил брови. Он-то, конечно же, всё прекрасно понимал. Ему не нужно было лишний раз ни во что тыкать пальцем. Он прекрасно осознавал, кем были оба графа и откуда они пришли. И, кажется, ему это что-то проясняло. Надеюсь, он понимает, что всё это – гротеск, и что всё это – всего лишь прошлое. Макс ведь не желал Дэвиду зла. На самом деле. И никогда бы не стал делать что-либо назло ему. Хотя, кажется, это было очень тяжело. Но Дэвиду последние поступки Макса причиняли боль. Пусть и не намеренно со стороны последнего. И, наверное, поэтому Макс и был главным злодеем в собственной истории. И он чувствовал вину перед Дэвидом. И принесённых тогда извинений ему казалось недостаточно. Но он совершенно не представлял, что он может сказать взамен. Что он может сделать. И что он уже наделал. Произошедшее ранее казалось смазанным пятном, и Максу казалось, что он попросту не может выловить из общего потока те единственные, фатальные слова и поступки. Но Дэвид ведь не сильно на него злится?.. Он был добрым и отходчивым. Макс надеялся, что у него получится извиниться. По-настоящему. Не сквозь зубы, не каким-то взглядом, как было в прошлый раз. По-настоящему. Чтобы Дэвид понял, что Максу, в этот раз, действительно стыдно. Наверное, первым шагом к этому был бы поворот. Просто встретиться с Дэвидом глазами. До конца пьесы оставалось совсем немного. Адам внимательно смотрел на сцену, не спуская глаз с Евы. Она, к счастью, справлялась на ура. А Макс всё никак не мог повернуться. Не мог заставить себя. Это ведь был важный шаг. И да, он немного боялся. Оставалась всего пара сцен. Сцен с Кэмпбеллом, который врывается в замок и враз решает все конфликты. Ставит точку. Дурацкий сюжетный ход, конечно, не решающих никаких проблем по-настоящему. В литературе всегда есть решение, развязка, каждый делает свой вывод и приходит к чему-то. Здесь же… всё как в жизни. У истории нет конца, она жёстко прерывается реальностью. Или же случайностью. Как посмотреть. Критики, вероятно, не оценят. Но Максу нравилось. Трагическая пауза. И последнее слово. Когда все начали подниматься со своих мест, а Адам завозился с камерой, Макс кинулся к Дэвиду, сметая стулья. Ему не было интересно, что же скажет Адам про Еву, ему не было интересно, как чувствовал себя Престон – а он явно был измотан донельзя. Нет, всё, что его волновало – это Дэвид, который аккуратно снимал куртку со спинки стула и, казалось, не замечал идущего к нему сына. — Дэ… Пап! — почти выкрикнул он. Дэвид обернулся. У Макса внутри плескалось невероятное количество эмоций. Но все их перекрывала железная решимость. — О, э... Макс! — Дэвид натянуто улыбнулся. Кажется, Макс застал его врасплох, причём не только своим появлением. Волшебное слово, которое он до этого не использовал почти ни разу, сорвалось с языка… не сказать, что само. Макс не планировал этого изначально, мысль пришла в голову стремительно и тут же показалась прекрасной идеей. — Привет! Я… вообще-то хотел поговорить с Престоном… Дэвид дёрганными шагами двинулся к сцене, стараясь не обращать внимание на сына. — Можешь подождать в машине, если хочешь! — добавил он, вливаясь в толпу и не давая Максу перехватить его. Рядом с его рыжей макушкой Макс приметил чубчик Адама, и вот они оба стоят перед Престоном и Евой. Вот Дэвид отводит Престона в сторону и что-то тихо у него спрашивает. Престон вдруг наклоняется вбок, косясь на Макса. Хмурит брови. Макс постарался покинуть здание как можно быстрее, стараясь не думать, о чём вообще Престон может говорить с Дэвидом. Машина лагеря стояла недалеко от входа, ярко выделяясь на фоне вполне себе современных и приятных автомобилей. Потёртые зелёные двери, крыша, чуть заляпанные стёкла. На заднем сидении валялась большая сумка – видимо, Дэвид приехал сюда сразу из лагеря. Это было вполне в его стиле. Макс наматывал круги вокруг люка, стараясь не представлять себе происходивший сейчас разговор. Дэвид ведь наверняка понял всё. И сейчас он задаёт неудобные вопросы. А что, если Престон… Макс же не говорил ему о своих проблемах? Что он может сказать Дэвиду, чего не стал бы говорить Макс? Переживания были излишни – Престон был не слишком заинтересован в окружающих. Однако неизвестность пугала. Макс нервно сплетал и расплетал пальцы, пытаясь найти своим мыслям какой-либо иной центр. Он очень ярко представляет картину этого разговора: Это ведь про нас, да? — спрашивает Дэвид. Престон неловко улыбается и кивает. — А как ты узнал про?.. — Вас с Максом? Интуиция. — В этот момент Престон гордо вскидывает подбородок, гордясь про себя, как легко он щёлкает загадки чужой психологии. — Макс настолько сильно ненавидит меня?.. — спрашивает сам у себя Дэвид и… Макс резко мотает головой. Нет, он так не скажет. Но он так точно подумает. В его голове прозвучит тревожный звоночек. Но у него ведь хватит ума не воспринимать это так серьёзно? Тем более, что это прошлое. Реальное прошлое, когда Макс хотел от него избавиться. Всеми правдами и неправдами. Макс ещё какое-то время пытается подавлять подобные размышления, нарезая круги вокруг люка. Нужно перестать нервничать. Это ведь всего лишь извинения. Обычный разговор. Дэвид выходит из здания. И на лице у него… более добрая улыбка. Они с Престоном не обсуждали пьесу? Не обсуждали её истоки? Или Дэвид, наконец, научился искусно прятать гнев? Вроде нет. Обычная приятная улыбка. Возможно, их разговор был не об истоках пьесы. Тогда это обнадёживало. Дэвид щёлкнул брелоком, открывая машину. — Садись, — пригласил он. Макс сел на переднее сидение. Рядом с Дэвидом. Забавно, что, будучи младше, он постоянно пытался избегать этого. Садился назад, лишь бы не пересекаться с Дэвидом. А, возможно, и наоборот. Дэвиду ведь легче было наблюдать за ним в зеркало заднего вида, да? А ещё Максу это казалось престижным. В каком-то смысле. Знаменитости и миллиардеры, например, всегда садятся назад. А впереди у них шофёр. Старая лагерная машина навевала некую тоску. — И как ты там оказался? — Дэвид спросил это не строго, но с некой долей любопытства. — В смысле? — Макс не ожидал, что он начнёт разговор первым. Наоборот, ему казалось, что Дэвид будет ждать от него первого шага. Потому что он, скорее всего, догадывался о намерениях сына. Ну, в это хотелось верить. — В театре. Ты же, вроде, не особо любишь подобное? Как это мило с его стороны. — Не люблю, — признался он. — Но не пойти не мог. — Потому что это пьеса Престона? — Дэвид краем глаза заметил кивок. — Не знал, что вы поддерживаете общение. — Не поддерживаем. Мы случайно встретились. — И он сразу пригласил тебя в театр? — Дэвид по-доброму улыбнулся, но в его словах чувствовалась ирония. — А ты откуда узнал про постановку? — с вызовом ответил Макс, сощурившись. — Из его инстаграмма. Макс, не увиливай, — тут же сказал Дэвид, пресекая возражения. Он ведь предполагал, на какие высказывания может напороться. И пытался увести разговор в нужное русло. В которое Макс с трудом влезал. — Он попросил меня помочь с пьесой, когда мы встретились на вечеринке, — выдавил Макс. Удивительно, но вышло это проще и легче, чем ему казалось. Даже в гипотетических разговорах, которые крутились у него в голове всё утро, он произносил подобное с большим усилием. Но сейчас он, почему-то, не чувствовал давления. Он, конечно, ещё не извинился, но сама мысль об этом уже снимала с него тяжесть вины. Не то чтобы ему было особо тяжело от стыда. Но, всё же, произошедшее его тяготило. Дело было даже не в том, что пьяные вечеринки – это плохо. Ну, конечно, это, безусловно, не самое лучшее времяпрепровождение. Но загвоздка была в том, что Макс не пошёл на разговор сразу. В том, что он игнорировал Дэвида, не давал ему слова, а затем… наговорил всякого. В общем, дело было в его поведении не во время вечеринки, а после. — Той самой вечеринки, где?.. — Где было много алкоголя, да, — Макс слегка поёжился. — И Эрин. — Эрин, — повторил Дэвид, словно пытаясь что-то вспомнить. — Моя… подруга. У нас с ней сложились интересные отношения. Дэвид нахмурился. — Дело не в этом. Дело в том, что… Сейчас был самый подходящий момент. — Извини меня. Первый шаг. Он сказал это. Сказал от души, скинув последние остатки тяжкого груза с себя. Теперь осталось всего лишь… — За то, что, ну, не отвечал на звонки. И за то, что наговорил тогда. И.. ну, ты знаешь. За то, что создал конфликт, — Макс набрал в лёгкие побольше воздуха. Да, он не привык говорить такое, особенно вслух. Он вообще не привык настолько думать о своих поступках. Но если прошедшее чему-то его и научило, так это тому, что… — Я не чувствую себя виноватым за то, что было на вечеринке, потому что, по правде, там ничего особенного не было. Но! Но! Мне стыдно за то, как я вёл себя после. Потому что, ну, было бы правильнее сразу обсудить всё. Дэвид удовлетворённо улыбнулся. — Я рад, что ты это признал, Макс, — ответил Дэвид, кивнув. — И это всё, что ты скажешь? Макс даже немного обиделся. Он прошёл через всё это, через все эти приключения, посланные жизнью ему явно не просто так, чтобы услышать, что... Дэвид рад. Нет, наверное, это действительно было не самой плохой реакцией. Просто извинения казались Максу настолько важным событием, что от Дэвида он ожидал чего-то ярче. Возвращаясь к вопросу о прошедшем. Раньше Макс особо не думал о том, как… нет, неправильно. Он не думал о том, что думают о нём, и, также, не думал о других. Люди жили отдельно друг от друга. Существовали в своих рамках. Но правда в том, что, на самом деле, абсолютно каждый человек связан с кем-то другим. И прямо влияет на его жизнь. Поэтому никто не может делать, что ему вздумается, без последствий. Это, кажется, было довольно просто. Но по-настоящему это можно понять, только испытав подобные рамки на себе. Дэвид дал Максу одну из своих сумок, попросив поднять их наверх. На город опускался очередной вечер. Похожий на все предыдущие и одновременно совершенно иной. Теплее, чем две недели назад. На асфальте лежат мягкие тени, оставляемые слишком ярким закатным солнцем. Ни в одной из этих полосок света, правда, не было видно кошки. Это, кажется, к лучшему. Всё меняется. Макс с лёгкостью преодолел все эти двести пять ступенек, следуя за Дэвидом. На входе в квартиру его взгляд снова упал на тот самый пресловутый список. В этом доме мы уважаем друг друга и всегда считаемся с мнением остальных. Гвен, как обычно, развалилась на диване, досматривая очередную серию «репутации». Но, завидев Дэвида, она тут же сорвалась с места. Не стремительно-быстро, но мягко и как-то по-родному устало. Мягко упала в его объятия. Девушки с экрана пили коктейли и смеялись над какой-то шуткой. Их кафешка также была залита мягким светом – почти идентичным тому, что падал сейчас из окна на ковёр, журнальный столик, диван, фотографии… Макс прошёл в свою комнату, стараясь не думать о том, насколько он был вымотан. Сегодняшним днём. Этой неделей. Этим приключением, начавшимся с кошки, уставившейся на него у самого входа в подъезд. Место, где стояла её коробка, до сих пор выделялось своей чистотой на фоне загромождённого стола. Баллончик Дольфа, который Макс так и не удосужился вернуть. Страницы сценария, постановку которого они только что увидели. Диск Эред, который Макс так и не послушал; каждый раз, открывая коробочку, он смотрел на их совместное фото. Кажется, для полной коллекции ему не хватало только какого-нибудь подарка от Эрин. Макс достал телефон и уставился на заставку, которой служило одно из её селфи. Возможно, это считалось, да? Эти две недели повлияли не только на него. Эрин, Престон, да даже Дольф с Эред в какой-то степени – каждому пришлось испытать на себе это давление. Каждому пришлось под кого-то подстраиваться. Каждому пришлось потерять что-то, чтобы добиться иного. Как и когда-то Дэвиду. Пришлось потерять покой ради Макса. Просили ли его об этом? Нет. Но он, всё-таки, помог Максу обрести… Стабильность, в какой-то степени. А Макс, в свою очередь, помог Эрин избавиться от скаутских оков; помог Престону самореализоваться и понять себя через прошлое. Это, кажется, было хорошим достижением. Всем им пришлось чем-то жертвовать. Но, в конце концов, это что-то вроде баланса. Ты что-то теряешь, получая взамен что-то иное. Опыт, возможности. Осознание. Свобода одного человека всегда ограничена свободой окружающих. И очень часто перед нами встаёт выбор. Максу очень хотелось верить, что все они сделали правильный. Последний раз посмотрев на себя – нового себя – в зеркало, Макс расправил футболку и вышел обратно в гостиную, где Дэвид увлечённо что-то рассказывал в максимальной степени заинтересованной Гвен. Выглядело это в какой-то степени уютно. По-домашнему. По-семейному. — Эй, пап, — позвал Макс. — Как насчёт… пойти в поход?