Там, в сентябре

Мои тараканы носят имена в соответствии с тем, за что каждый из них отвечает. Поэтому имена звучат немного непривычно: Сердечник, Эмоций (с ударением на О) и Логичка (тоже с ударением на О) ______________________ Больничный парк до боли в сердце напоминал другой, в том его виде, от которого уже практически ничего не осталось. Там сейчас всё блестело и сверкало разнузданным китчем недавней реконструкции. Стилизованные под старину фонари кокетливо склонялись над коваными спинками скамеечек, во множестве стоящих вдоль заново проложенных пешеходных дорожек, свеженький асфальт которых лоснился, будто специально натёртый маслом. Куда ни глянь — на каждом шагу понатыкано что-нибудь развлекательно-досуговое. Тут тебе и летняя эстрада, и треки для скейтов, и детские карусельки, и тренажёры на открытом воздухе, и даже собачья площадка. Всё для отдыха, всё для людей. Ни единого уголка для уединения и умиротворения. Разве что высоченные липы по обе стороны центральной аллеи всё так же качают головами на ветру. Здесь же, в тишине старого больничного парка, всё застыло в своей неизменности и неизбывности, заколдованным островом, утонувшим в безвременье. Крошился по краям дорожек и дыбился над проросшими древесными корнями асфальт, положенный, наверно, ещё при царе Хрущёве. Колыхалась жёлтовато-зелёным лохматым ковром давно не кошенная трава. Берёзы робко роняли первые жёлтые листики, и те медленно планировали к земле, кружились в лучах щедрого солнца бабьего лета. И скамья, каким-то чудом сохранившаяся у боковой аллеи, была старая, с потёртыми деревяшками сиденья и полураскрошившейся от времени верхней планкой на спинке. Эмоций сидел на этой скамье, откинувшись на спинку, и, распахнув больничную куртку, блаженно щурился на по-летнему тёплое солнце. Сердечник сидел рядом и лениво искал что-то в своём мобильнике. Потом вяло махнул лапкой, зевнул и убрал телефон в карман такой же серенькой казённой куртки, как и у Эмоция. — Лепота!.. — Ага... Говорить не хотелось. Хотелось сидеть и наслаждаться, раствориться в окружающей благостной тишине и солнечном свете, и чтобы этот день никогда не заканчивался. — Ты взял? — после некоторого молчания спросил Эмоций и легонько дотронулся локтем до предплечья брата. — Что? А, да, — Сердечник вынырнул из своего медитативного ступора, достал из кармана телефон, немного растерянно поглядел на него, постучал себя лапкой по лбу, убрал телефон обратно и вытащил из другого кармана два куска чёрного хлеба. — Отличненько! — Эмоций радостно потёр лапки и жестом фокусника извлёк откуда-то пластиковый коричневый пузырёк, в какие обычно наливают микстуру от кашля. Судя по откровенно плутовскому выражению на мордочке Эмоция, сейчас в пузырёчке была явно не микстура. — Вот, Оленька побаловала! — Оленька — это которая медсестричка с вашего поста? —на всякий случай уточнил Сердечник. Он не очень любил ходить к Эмоцию в токсикологическое отделение, предпочитал общаться или у себя, в кардиологии, или как сейчас, и поэтому мало кого в токсикологии знал. — Ну, да, кто ж ещё-то! — приосанился Эмоций. — Как она тебя терпит, с твоими закидонами, поражаюсь я! — Сердечник наигранно развёл лапками. — Тебя же когда несёт, то туши свет. Уж на что мы с тобой, как Логичка любит говорить, близнецы-симбиоты, с рождения друг друга знаем, и то мне тебя иногда прибить хочется, а она... А она тебе спирт из больничных запасов отливает, святая женщина! — Зато я всегда искренний! — Эмоций на секунду сделал вид, что обиделся. — И ни разу ей не врал. А если о чём и умолчал по-мелочи — так то ж по-мелочи! Вслед за пузырьком на свет Божий явились два крошечных прозрачных стаканчика, в каких больным на ночь выдавали на посту бромид натрия. Эмоций аккуратно, чтобы не опрокинуть, наполнил стаканчики до половины и подал один Сердечнику. — Твоё здоровье, брат! — Твоё здоровье! — эхом отозвался Сердечник и опрокинул в себя содержимое стаканчика. Спирт обжёг горло, прокатился по пищеводу, расцвёл в желудке приятным теплом. Сердечник крепко понюхал ломтик хлеба, откусил кусочек. Простой чёрный хлеб ощущался на языке изысканным лакомством. Сердечник выдохнул расслабленно и откинулся на спинку скамейки, повторяя позу Эмоция, запрокинул мордочку, уставился бездумно в небо. Небо было совершенно безоблачное, обрамлённое по краям растрёпанными ветками ещё не облетевших берёз и пёстрыми шапками клёнов. — Лепота... — пробормотал Сердечник. — Хорошо-то как... — одновременно с ним вздохнул Эмоций. Ещё помолчали какое-то время. Подул лёгкий ветерок, своим появлением будто подчёркивая хрупкость и эфемерность царившего вокруг солнечного забытья. На скамейку рядом с Эмоцием плавно опустился ярко-жёлтый кленовый лист. Эмоций взял его в лапки, повертел в задумчивости. — Знаешь, братишка... Это к нашему с тобой утреннему разговору. Всё-таки неправ был царь Соломон со своим кольцом и тем, что «всё проходит...». И в то же время бесконечно мудр. — Это ты о душевных травмах? — перебил Сердечник, дабы не попасть впросак. Потоки сознания Эмоция были извилисты и порой неожиданны, поэтому лучше было уточнять сразу. Но когда его вот так заносило в философию, Сердечник готов был слушать часами. — Да, — немного неловко, словно извинясь за что-то, улыбнулся Эмоций. — О чём бы ещё я мог с таким увлечением рассуждать? Вшивый о бане, а я... об эмоциях, конечно. И если брать именно в этом контексте, то неправ он был совсем, как по мне. Ведь на самом-то деле ничего не проходит, всё остаётся, просто со временем либо научаешься, либо не научаешься с этим жить. А мудр он был в том, что надпись эта давала надежду безутешным сердцам обещанием, что боль не вечна и рано или поздно станет хотя бы терпимой. Только сидеть и тупо ждать, когда «всё пройдёт» — тоже не вариант. Надо бороться. Надо обязательно бороться, я считаю. Потому что необратима только смерть, а, пока мы живы, всегда остаётся шанс изменить ситуацию в свою пользу. Только иной раз вот так вот оглянёшься на прожитые дни и думаешь, а не случилось ли, что свой шанс ты уже давным-давно благополучно прое... О, какие лю... то есть, тараканы! Сердечник проследил за взглядом Эмоция, тут же судорожно сгрёб со скамьи стаканчики и пузырёк с остатками спирта и сунул брату: — Прячь! От больничного корпуса по дорожке в их сторону шёл Логичка.