(не)типичное утро

— Тони, ты бухаешь как ебаный пиздец. Старк давится виски, старательно отплевывается, но алкоголь все равно идет носом. Хочется проблеваться, заползти в темную нору и там сдохнуть, так ему отвратительно хреново. Носоглотка нещадно саднит после незапланированных спиртовых полосканий. Что-что, а ощущение алкоголя в носу ой, какое непривычное. — Пацан, ты где таких слов набрался? — Старк морщится и неодобрительно качает головой. Питер выглядит сконфуженным и почти гордым. На Тони он смотрит приподняв подбородок и… выпятив челюсть вперед? Старку это кажется таким до ужаса забавным, что он не сдерживает смешок. И еще один. А потом еще и еще. И вот он уже хохочет, расплескивая непомерно дорогой виски из непомерно дорогого стакана. — Что? — смущенно и растерянно выдавливает Питер и, ей богу, мальчишка выглядит так, как будто из ушей сейчас повалит пар, такой он красный и напряженный. Каркающий смех Старка быстро перерастает в кашель, а Питер из пристыженного и растерянного подростка превращается в слегка пристыженного, но понимающего. «Сушняк, да?» — читается в его взгляде. Хотя какой там читается, у Старка сейчас глаза вытекут вместе с мозгом от надрывного кашля, еще не хватало смотреть на что-то. Вот так себе пресс нужно качать, слышите, Роджерс, Барнс? Вот это настоящее упражнение, а не ваш там тренажерный зал. Слабаки. — Сушняк, да? — в довесок ко всему затылок простреливает такой болью, что даже кашель отступает перед непроизвольным «ох». Старк закрывает уши и утыкается лбом в колени. Как же плохо, Иисус, Мария, Иосиф, как же плохо… — Тони, — голос Питера звучит ласково и не бьет по ушам мигренью, в отличие от всего остального, даже трения задницей о кожаную обивку дивана в попытках сесть так, чтобы отбитая ночью при падении с лестницы спина болела не так сильно, как могла бы. В висок Старку утыкается что-то холодное, и он с тихим вздохом придвигается ближе. — Тони, — снова зовет Питер, на этот раз настойчивее. Старк недовольно отрывает голову, которая, кажется, сейчас превратилась в голову гребаного Рузвельта с горы Рашмор, от колен, чтобы посмотреть Паркеру в его надоедливое лицо. Собираясь уже начать речь Питер-отъебись-у-меня-похмелье-поиграй-во-дворе-с-Наташей, как слова застряют в горле, потому что у пацана в руках запотевшая бутылка минералки и несколько рыжих пузырьков с лекарствами. «Питер», — хочет с благодарностью произнести Старк, потому что, ну правда, какое еще чудо принесет ему, взрослому дядьке с бодуна, воду и таблетки, но те самые слова, которые совсем недавно застряли в горле, прорываются наружу не совсем гуманным способом. И Старк блюет на свой отвратительно дорогой ковер. — Тони! — восклицает Питер, кидаясь к Старку, который, пытаясь откашляться, снова сгибается пополам, тяжело дышит, хрипит и кашляет. — Ты произнес мое имя за последнюю минуту больше раз, чем кто-либо за всю мою жизнь, — бормочет Старк устало в ладони. Какой же он мерзкий, черт побери. — Ну, почему же, ночью, мне кажется, твое имя звучало чаще, — говорит Питер, а потом так быстро краснеет, что, будь это чемпионат по скорости появления красных пятен на лице и шее, Питер бы безоговорочно занял все три первых места. Старк смотрит на него так удивленно и ошалело, что Питер, кажется, сейчас зашипит и прожжет дыру в ковре, который все равно уже ничего спасет, своими пристыженными глазами. На лице Старка снова расползается улыбка, невольно, но уверенно, и, смеясь, он все еще не сводит глаз с Питера. — А это неплохо, пацан, — он качает головой. А потом, совсем уже в несвойственной ему манере, добавляет тише: — Кажется, я влюбился в тебя еще сильнее. Питер вздрагивает и вскидывает голову. Его щеки все еще пылают так, что Тони думает пожарить яичницу прямо на них, как раз два яйца, а его взгляд одновременно растерянный, смущенный и довольный, и Тони думает, что вот еще немного, и все взорвется прямо посреди гостиной. Питер снова вздрагивает и опускает взгляд на свои руки. И сразу вздергивает голову так резко, что в шее что-то хрустит, и вот теперь вздрагивает уже Тони. — Тут же лекарства! — вскрикивает Питер, и тут же говорит тише, памятуя об уже знакомых синдромах похмелья: — Это аспирин. Но там было несколько видов, я не знал, какой… — Давай по одной от каждой, — находится Старк, и Питер с опаской на него смотрит. В итоге выбирает баночку, на которой срок годности поновей, и высыпает на ладонь Старка две, нет, три таблетки. — А может еще? — жалобно тянет Тони, и Питер охотно добавляет еще одну. Старк запивает сразу четыре штуки холодной водой, и то, как обжигает она, приятно. — Спасибо, — шепчет он Питеру в ухо (с вероятностью в 99,9% мальчишка краснеет), и утыкается тому лбом в плечо. Старк понимает, что от него должно нести как от помойной ямы — перегаром, потом, рвотой, сигаретным дымом и еще бог знает чем, но Питер только в ответ обнимает его за плечи и слегка покачивает. — Тебе просто жизненно необходим душ, — улыбается Паркер, подтверждая догадки Тони. Однако мальчишка целует его в уголок губ и помогает встать. Может быть, Старк не такой уж и мерзкий, как кажется.