Это вопрос доверия

★★★       Где-то через десять минут Стивен Грант Роджерс, также известный как Капитан Америка, войдёт в свою квартиру.       У Солдата есть эти свободные девять или восемь минут, а то и двенадцать, если Капитан остановится сказать пару слов пожилой соседке с первого этажа.       В ожидании он мысленно просто перечисляет характеристики Роджерса — вес, рост и скорость, навыки боя. В голове можно легко просчитать все возможные исходы событий — как незаметнее притаиться в тени квартиры, когда Капитан войдёт, как неожиданнее напасть, какие из принесённых с собой ножей пустить в дело, сколько секунд будет длиться бой, какие приёмы использует Капитан, какие применит он сам.       На лестничной клетке звенит связка ключей, и Солдат непроизвольно напрягается. Дверь тихо открывается и Капитан проходит в свою прихожую, не включая свет. Вешает на крючок куртку, поворачиваясь при этом спиной к притаившемуся Солдату, затем склоняется и снимает ботинки, становясь и в вовсе крайне неудобную позу для защиты от нападения. — Привет, Баки, — выпрямляется и говорит Капитан.       Солдат ему не отвечает.       Капитан проходит мимо него в кухню, и Солдат непроизвольно облизывается: голод даёт о себе знать. Он ест только здесь, берёт еду только из рук Капитана, потому что где-либо ещё есть не рискует — боится, что еда будет отравлена наркотиками или снотворным, что он угодит в ловушку и его, потерявшего возможность сопротивляться, увезут, запрячут куда-нибудь далеко и будут делать то, что делали с ним все те, кого он помнил — обнулят, отправят на миссии или заморозят.       Капитан с высокой долей вероятности мог сделать то же самое. Он должен был давно уже это сделать, потому что Солдат вёл себя глупо, совершая раз за разом одни и те же недопустимые ошибки — приходил к опасному противнику практически безоружным, голодным и уставшим, но Капитан почему-то не нападал, и Солдат просто продолжал возвращаться.       На кухне горит свет. Солдат заглядывает туда украдкой, боязливо, будто Капитан всё ещё не знает, что он тут, и может его обнаружить.       Капитан готовит. Греет говядину, жарит яйца и помидоры, достаёт сыр и хлеб.       Ничего из этого он не принёс сегодня с собой. Всё было в холодильнике. Солдат, раз уж он не доверяет пище снаружи, мог бы обчистить его холодильник, пока хозяина не было дома. На худой конец, он бы мог приготовить всё себе сам, как сейчас делал Капитан. Но Солдат почему-то всегда терпеливо ждёт, когда он вернётся. — Иди сюда, — говорит Стив тихим, уставшим голосом, переворачивая шипящие соком помидоры, и обычный человек с такого расстояния ничего бы не услышал. Даже движение губ еле различимо.       Солдат выползает из укромного полумрака и щурится от светящей лампы. Проходит и садится за стол.       Капитан разделяет приготовленное пополам, хотя Солдат знает, что не заслуживает столько же еды.       Спит он тоже только здесь. Только в квартире Капитана и только если Капитан рядом. Это иррационально, потому что Капитан — угроза, но когда Солдат пытался ночевать в пустующих зданиях или на чердаках, то уснуть не получалось. Он не спал неделю. Мог бы и больше, но это было бессмысленно. Он просто пришёл к Капитану, растерянный и жалкий. Сам Капитан тогда в удивлении приподнялся на своей кровати, и Солдат, не думая ни о чём, просто рухнул сверху. Когда он проснулся, Капитан лежал рядом. Солдат сбежал. Но бессонные ночи повторялись, и он просто стал приходить несколько раз в неделю, потом через день. Потом каждый день.       После ужина Капитан идёт в ванную. Сам Солдат принял душ незадолго до того, как Капитан вернулся. Но Капитан после душа выходит в домашней футболке и трусах, и так спит, а Солдат снова надевает найденный на базе запасной тактический костюм, потому что старый был разорван и пропах дымом и речной водой, и спит в нём же.       Капитан заходит в спальню и ложится. Солдат ложится после него, потому что он отчего-то не может лечь первым, как и приготовить для себя еду. — Ты мог бы раздеться, — приподнимаясь, смотрит на него Стив.       Солдат хмурится. Он отвечает Капитану, что нет смысла просить об этом, потому что без экипировки он сражается не хуже, и даже без припрятанных ножей будет сложно победить его. — Я не собираюсь сражаться с тобой. Я просто хочу, чтобы тебе было удобно, — говорит Стив.       Солдат иногда понимает не всё, что говорит ему Капитан. А что понимает — тому не верит.       Капитан — цель, Капитан — враг. Он будет любыми силами ослаблять бдительность Солдата, чтобы нанести неожиданный и болезненный удар. Солдат и так по непонятным ему причинам подставляется во много раз сильнее допустимого: закрывает глаза, спит рядом с ним, открытый для нанесения ударов.       Солдат всё делает неправильно. Он ничего не делает для устранения цели и делает всё, чтобы цель спокойно могла устранить его, и при этом пытается оправдать себя такими незначительными действиями как просчитывание тактики боя или сон в одежде. Это с трудом тянет даже на иллюзию правильного поведения, но Солдат отчего-то не может иначе, словно все настройки сбиты и теперь правильным считается что-то совершенно другое.       Не причинять вреда. Ждать. Быть рядом.       Капитан садится на кровати. Он смотрит не так как кураторы, медики или люди из огневой поддержки: нет презрения, страха, ожидания чего-то. Он смотрит на Солдата со странным выражением в глазах, и ничего внутри не сигнализирует о надвигающейся опасности, об атаке или наказании, но Солдату всё равно неуютно, непонятно, и он ёжится, стараясь незаметно сгруппироваться под одеялом.       Капитан тянет к нему руку, и Солдат, сам от себя не ожидая, вздрагивает. Он, давно переставший обращать внимание на пытки и наказания, привыкший принимать всё, что дают, вздрагивает, как жалкая, забитая собака.       И почему-то это останавливает Капитана — его рука замирает, так и не коснувшись укрытого по подбородок Солдата.       Он смотрит на Капитана с непониманием и забытым ощущением страха, потому что даже прежних хозяев, перед которыми он был распят и открыт, он не боялся, переживая свою вынужденную беспомощность. Капитану же он подставился сам, и это почему-то было в разы хуже — по доброй воле доверять свою жизнь другому, которого ты даже не знаешь, не знаешь его мотивов, просто откуда-то взялась эта слепая уверенность в нём.       Необъяснимое и беспричинное доверие — вот что испытывал Солдат к Стиву и с чем не мог справиться, как ни старался. У прежних хозяев не получилось развить этого чувства в Солдате (хотя они очень пытались, это-то Солдат помнил), а у Капитана получилось сходу. Это и пугало больше всего. — Всё хорошо, — прошептал Стив, всё-таки положив руку поверх одеяла. — Я не сделаю больно.       И Солдат не верил и доверял, позволяя стянуть с себя одеяло до пояса, снять перчатки, расстегнуть многочисленные застёжки, сам приподнялся, окончательно снимая верхнюю куртку вместе с подкладкой и оставаясь обнажённым по пояс.       Капитан смотрел на него, скользя взглядом по телу почти ощутимо. Солдат подумал, что он сейчас снова протянет руку и прикоснётся к его груди раскрытой ладонью, но вместо этого Капитан дотронулся до его правой руки самыми кончиками пальцев. Солдат заставил себя быть неподвижным, но в первое мгновение касание ощущалось так остро, словно чужая кожа была слишком горячей или наэлектризованной. — Прости, я просто очень соскучился по тебе, — сказал Стив.       Он поглаживал костяшки подушечками пальцев, обводя их круговыми движениями, и Солдат не понимал, что тот хочет сделать, не понимал, о чём говорил Капитан, но его прикосновения вызывали какое-то смешанное восприятие ощущений. Хотелось отдёрнуть руку и в то же время чтобы всё продолжалось.       Пальцы скользнули от костяшек к запястью и огладили кожу на внутренней стороне. Солдат напрягся, но Капитан кончиками ногтей задевал ладонь, и это было странно приятно, немного щекотно. Тёплые пальцы сомкнулись на запястье, и Солдат подумал, что сожми Капитан руку сильнее и дёрни, то легко мог бы сломать ему запястье.       Уже по привычке он начал просчитывать бой с ограниченной функциональностью правой руки, но едва подумал, что смог бы, по-крайней мере, отбиваться локтем, как чужая ладонь скользнула по предплечью и опустилась на локоть.       Солдат не смог сдержаться, напрягаясь всем телом и судорожно выдыхая через нос — наверняка Капитан подумал то же самое и решил сломать ему локтевой сустав. Тот внимательно смотрел в глаза, поза выдавала лёгкую скованность, но отнюдь не как перед броском, а большой палец так приятно поглаживал ямку в сгибе локтя, что Солдат с лёгким недоверием к собственному организму ощутил, что внизу живота собирается какое-то щекотное ощущение, прямо как на коже под пальцами Капитана. — Всё хорошо, — снова прошептал Стив, продолжая смотреть на него, и, взяв в обе ладони его правую руку, поцеловал.       Это ощущалось невероятно мягко и также приятно, как и подушечки пальцев. Или приятнее. Солдат замер, почти задержав дыхание, а Капитан прикрыл глаза, смелее касаясь губами одного из суставов указательного пальца. Когда он скользнул языком сбоку, то Солдат внезапно ощутил острую необходимость потерять бдительность, расслабиться, поддаться в очевидную ловушку. Язык Стива остановился в местечке между указательным и большим пальцами, и к нему присоединились губы. Солдат приказал себе собраться. Капитан выглядел расслабленным с прикрытыми глазами и дрожащими ресницами, будто всецело отдавался моменту, вылизывая и неотвратимо приближаясь языком к центру ладони, но это не значило, что он всё ещё не мог напасть.       Солдат старался оставаться начеку, но ощущение внизу живота, ещё минуту назад напоминавшее лёгкую щекотку, завязалось тугим горячим узлом, начинало тянуть и пульсировать.       Капитан оторвался от вылизывания его ладони и местечек между пальцами, тяжело дыша, и прижался губами к пульсу на запястье. Это явно было ему нужно, чтобы проверить, подействовало ли то, что он делал, на Солдата. И Капитан наверняка убедился, что подействовало. Что бы Капитан не задумал, у него всё шло по плану, и Солдат не успел решить, как с этим бороться, потому что тот придвинулся ближе, наклонился и поцеловал в самый сгиб локтя.       В темноте комнаты, где единственным освещением являлись уличные огни из не зашторенного окна, Солдат видел только его светлую макушку, крепкую шею и изгиб спины под футболкой, но ощущения с лихвой дополняют то, что не видно глазам.       Он настойчиво лижет и целует его туда, где кожа у Солдата слишком нежная, а голубая вена проходит очень близко. И там сухожилия. Капитан мнёт губами, тычется носом и лижет снова. Капитан мог бы попытаться прокусить их, и тогда правая рука Солдата станет бесполезной, а кровь будет сложно остановить.       Солдат помнит, как ему рвали сухожилия. Намеренно, чтобы посмотреть, как быстро они заживут. Или чтобы наказать. Сделать его беспомощным. Чтобы можно было делать с ним что угодно.       Сосредотачивая своё внимание на языке, он забывает следить за руками Капитана, и одна из них ложится у него между ног на ширинку форменных штанов. Навстречу руке хочется толкнуться, но Солдат знает, что получал наказания за то, что чувствует сейчас, что ему делали больно, когда с ним случалось такое, что потом он всегда скрывал, а чаще просто старался оставаться спокойным, но сейчас уже слишком заметно, не спрячешься.       Раскрытая ладонь сжимается поверх грубой ткани, и это так правильно и необходимо, что Солдат просто давится вдохом, а тело само, без позволения, движется навстречу, стремясь продлить удовольствие. — Можно? — спрашивает Стив, начиная стягивать с него штаны.       Он что-то ещё бормочет, то ли спрашивая, то ли уговаривая и убеждая в чём-то, но Солдату не удаётся следить за смыслом его слов, и хотя шепот каким-то образом кажется возбуждающим, фокусироваться выходит только на действиях.       Штаны стянуты и брошены на пол, к ним же летит одежда Капитана. Одеяло он отталкивает куда-то им в ноги, и, словно бы воздух к голой коже немного отрезвляет, Солдат чувствует былое беспокойство. Размышляя, он так и не может понять, чего Капитан от него хочет, когда трогает губами и языком ключицы, соски и рёбра.       Но, ответ, скорее всего, прост и очевиден.       Капитан специально отыскивает слабые места.       Но у Солдата нет слабых мест, только чувствительные, он дрожит под Капитаном не от боли, а от избытка ощущений.       Стив приподнимается над ним, бегло осматривая тяжёлым тёмным взглядом, а затем настойчиво гладит по бедру, целует колено, обхватывает руками. Когда он поднимает ногу Солдата и подпирает её рукой под щиколоткой, заставляя согнуть, становится даже интересно, зачем ему это, но в следующее мгновение он уже касается губами под коленкой, и снова становится не до аналитического мышления.       То, как он лижет именно там, заставляет Солдата чувствовать себя чудовищно беззащитным даже без лишних мыслей о том, что, если Капитан сейчас захочет, он легко может впиться зубами в его сухожилия, порвать их, вырвать с мясом, и тогда Солдат надолго потеряет возможность двигать правой ногой. В таком состоянии против Капитана он будет совершенно беспомощным.       Чувство страха и беспокойства шевелится внутри живота, требует что-то сделать, оттолкнуть Капитана, не дать ему возможности сделать Солдату больно, взять верх, но Солдат вместо того, чтобы сопротивляться только жалобно скулит и зажмуривается, обречённо ждёт, когда на смену влажным щекотным прикосновениям языка придёт боль, но она всё не наступает, а терпеть дразнящие касания всё сложнее.       Это похоже на пытку без боли, будто Солдата мучают удовольствием, заставляя проводить аналогию: чем больше ты открываешься, чем больше позволяешь — тем приятнее и слаще тебе будет.       Горячие волны, расходящиеся по всему телу от действий Стива, спускаются вниз живота, отдаваясь пульсацией в паху. Его член, налившийся и тяжёлый, лежит на животе и дёргается от каждого движения языка на нежной коже под коленом, а Капитан всё не отпускает, присосавшись, и лижет широко, сдавливает губами и зубами натягивающиеся сухожилия.       Когда тёплая ладонь касается его поджавшихся яиц и несильно сжимает, это ощущается не так уязвимо, но ещё приятней. Капитан наконец опускает его ногу себе на плечо и движется губами по бедру, но едва Солдат успевает выдохнуть, как он словно нарочно снова прижимается раскрытым ртом к сухожилию с внутренней стороны бедра, втягивая тонкую кожу и посасывая её.       Возбуждённый член Солдата прижимается к его скуле, задевая даже висок и ушную раковину, и Капитан специально на секунду отстраняется и трётся о него щекой, задевая носом и губами.       Солдат ёрзает, дрожит, словно натянутая до предела струна, которая вот-вот готова порваться, но касаний недостаточно, чтобы это уже случилось. Они только заставляют его вибрировать, низко стонать на одной ноте сквозь стиснутые зубы и желать, чтобы Стив сделал что-нибудь. Сделал больше. Наверное, Солдат хочет ещё его прикосновений, ближе и сильнее.       Стив прижимается губами к основанию его члена, и лопатки и задница Солдата упираются в кровать, а позвоночник прогибается.       Давление на член вскоре исчезает, но Солдат даже не успевает разочарованно застонать: Капитан ложится на него всем телом — грудью к груди, бёдрами к бёдрам, и он тяжёлый и тёплый, сильный, живой, и это ощущается так хорошо, верно, что Солдат бездумно совершает кажущееся сейчас таким же верным действие — раздвигает ноги. Стив оказывается между его разведённых бёдер, ещё ближе, своим животом давя на член, и Солдат снова просяще скулит, хотя знает, что просьбами никогда ничего не добьёшься, к ним всегда глухи, и он уже давно не просит, но сейчас просто не может удержать себя. Он даже уже не понимает, чего именно просит — продолжать делать то, что уже делается, только как? Сильнее, быстрее? Просто больше, ещё больше… Больше чего-то. Всего.       Капитан каким-то образом понимает все его путанные желания, которые он не может обличить в слова, и просто двигается. Чуть напирает и подаётся назад, и снова, и ещё раз, и эти движения так хороши, они так нравятся Солдату. Он хочет, чтобы Капитан продолжал так двигаться, но зачем-то стискивает его бока своими бёдрами, словно хочет зафиксировать, остановить, но это не правда, он просто хочет, хочет…       Несмотря на глупые, нелогичные действия Солдата Стив продолжает двигаться на нём, зажимая и сдавливая член между их животами, тереться своим между его ягодиц, а Солдат также ритмично сдавливает своими бёдрами его горячие бока, и каждое это ощущение такое восхитительное и желанное.       Сильнее удовольствие стать не может, думает Солдат, но Стив просовывает руку между ними и прижимает два члена друг к другу, плотно обхватывая кольцом из пальцев, и начинает двигать рукой.       Теперь уже эти движения, быстрые и сладкие, кажутся единственно верными, и Солдат, застонав от уверенных ласк и явно не подумав о возможных последствиях, откидывает голову и открывает уязвимую шею.       Он сразу же понимает, что не стоило этого делать, но Капитан уже лижет вдоль, задевает кадык, заставляя сглатывать то ли рефлекторно, то ли от беспокойства.       Но нервничать получается совсем недолго, ведь рука внизу всё ещё движется, так уверенно, так, как надо, и Солдат решает, что гори всё оно синим пламенем, и наконец отпускает себя, действительно расслабляется, отдавая себя на милость. Полностью и без остатка.       Капитан лижет, целует, и — вот, вот оно, наконец-то, Солдат знал, что так будет — кусает. Кусает ещё и ещё, и почему-то совсем не больно, не так, как ожидал Солдат. Лишь немного прихватывает кожу зубами и сдавливает, тут же зализывая несуществующие следы зубов.       Примеривается — думает Солдат.       А потом Капитан накрывает ртом одну из косых мышц, и давит зубами ощутимо, но точно недостаточно, чтобы прокусить и разорвать. Вместо этого острые края зубов царапают кожу каким-то неожиданно приятным образом, челюсть сдавливает мышцу ещё раз, язык зализывает царапины, а рука внизу движется так быстро, Стив такой тяжёлый и горячий, знакомый, свой…       Что-то происходит, что-то словно взрывается, но не где-то снаружи, а внутри Солдата. Слишком яркие ощущения, слишком горячо и так хорошо, и что-то должно было случится, но Солдат и не мог представить, что всё будет так. Так головокружительно и... не больно.       Чувство удовлетворения, почти непомерное чувство какой-то щемящей, всеобъемлющей безопасности захлёстывает Солдата с головой.       Стив лежит рядом, прижимается плотно своим боком к его, и Солдат испытывает странное чувство от того, что случилось. Стив и не собирался делать его беспомощным, делать ему плохо или убивать. Он никогда не собирался. Он просто хотел сделать… то, что было сейчас. Приятное, верное, то, что так понравилось Солдату.       Он был сильнее всех его прежних хозяев, хотя они владели Солдатом почти полностью — и телом и сознанием, но Стиву удалось пробиться сквозь программирование, а, значит, Солдат принадлежал ему сильнее, чем кому-либо другому. Помимо тела и сознания Стиву принадлежало ещё что-то в Солдате, что тот не мог назвать.       Эту власть над собой просто следовало признать, и Солдат почти не ощущал внутреннего сопротивления. Наоборот, впервые принадлежность кому-то заставляла чувствовать себя столь умиротворяюще и легко. — Не уходи утром, — поворачивается к нему Стив, и его губы касаются края уха. — У меня завтра выходной.       До этого дня Солдат никогда не задерживался до завтрака, бесшумно покидая квартиру до того, как Стив проснётся или, всего пару раз, вместе с ним, когда тот выходил на пробежку. Но если Стив просит его остаться, он останется. Солдату действительно хотелось его слушаться. — Я твой, — сказал он, не поворачиваясь к нему лицом и продолжая смотреть в потолок, потому что дыхание Стива слишком приятно щекотало кожу за ухом, и не хотелось терять это ощущение. — Конечно мой, — горячо выдохнул Стив, задевая губами мочку и касаясь её самым кончиком языка, придвигаясь ближе и кладя руку поперёк живота. — Так ты останешься? Хочешь? — Хочу, — ответил Солдат. ★★★