Весна

      Развалины домов тлели от ночных бомбардировок Королевских ВВС. Обломки были тёплые, и из-под них валил чёрный дым. За ночь целый квартал был безжально стёрт с лица земли. Мирные жители бродили по улицам, словно дворняги, ища укрытия, но его не было. Они рыдали и проклинали войну. Утреннюю тишину раннего города разрезали всхлипывание и плач сотен мирных жителей.       А в нескольких кварталах отсюда точились кровавые бои. Сирена вопила на всю, но её невозможно было услышать. Из жёрла пулемёта вырывалось пламя, а гул его заставлял сердце вздрогнуть. Самолёты хаотично сбрасывали бомбы, и вместе с бомбами взрывались ручные гранаты. Слышались винтовочные выстрелы, которые словно маятник часов, разрезали, рассекали воздух, и вместе с ними слышались короткие автоматные очереди посреди развалин.       Старики и дети со звериным рыком бросались грудью на пулемёты союзнических танков. Они лежали на брусчатке, истекая кровью, и смотрели в небо. Рядом с ними лежали дымящиеся и использованные панцерфаусты, а посреди улицы догорал взорванный союзнический танк. Они умирали как герои — тихо, мужественно и бесславно. Они были рождены для баллад и романов, но они в них не попали, оказавшись в общей безымянной могиле.        — Один народ, одна земля!.. — кричали они, часто не успевая договорить, так как пуля вражеского снайпера обрывала их жизни сотнями за день. Раненые кричали от боли и молили Бога, чтобы скорее умереть.       Выбитые глаза смотрели на уходящих за горизонт солдат Коалиции. На корпусе подбитой самоходки белой краской было на скорую руку выведено "blut und ehre"*. Вдоль улицы лежали обгорелые танкисты в чёрных комбинезонах. Между их бледными холодными пальцами прорастали цветы, политые кровью. И сапоги Коалиции шли по этих трупах, по этой крови, разнося её во все самые дальние уголки империи**.        Посреди улицы лежал павший солдат. Его рука была вытянута вперёд, а в одубевших пальцах был зажат Железный крест, весь в запёкшейся крови. Его зелёный маскхалат навеки скрыл его в высокой траве от посторонних глаз. Каска тяжело повисла на высоком лбу. Винтовка лежала рядом. С покрытым мхом цевьём, отсыревшим магазином. Солдат лежал под деревом, посреди заросшей сорняками цветочной клумбы, а на дне его голубых глаз отражались чёрные вспышки на небе — отклик ещё живого сердца империи. Он уже больше не отступит никогда — он на своей земле, после стольких год мучений. Он просто отдыхал, слушая треск догорающего портрета Адольфа Гитлера в костре рядом с метко сбитым винтовочным патроном имперским орлом. Он наконец-то дома. И его вечный покой не нарушить никому.       И посреди этой бойни в город ворвалась весна. Трупы валялись везде, в том числе и в парках под цветущими деревьями. Зелёная трава была полита кровью детей и мирных жителей. Эти деревья выросли на костях и крови, и цвет их был острым и кровавым.       Солдаты Коалиции со злостью бросали снятые с трупов кулоны и кресты за горизонт, заставляя канонады заткнуться, не в силах их больше слышать. И иногда между обломков можно было услышать умирающее "да здравствует Гитлер!.."       Посреди обломков домов и зданий вырастали цветы, чтобы тут же погибнуть от гусениц войны, ведь война не терпит ничего прекрасного, она это уничтожает. Всё, что даёт людям хоть малейшую надежду на мир, должно быть уничтожено и стёрто с лица Земли. Но сейчас, старая и харкающая кровью госпожа Война лишь молча брела на своих костылях-бомбах посреди улиц некогда великого и прекрасного города. Она отдала этой стране всё, что только могла. С каждым днём она умирала, и китель её становился всё более прозрачным, пока не исчез вовсе, как и сама Война.       Фольксштурмовцы и союзнические войска неожиданно начали проклинать этот город во время уличных боёв. Все хотели мира, но, увы, желания рабов никогда не совпадало с желаниями вождей.       Везде были трупы. Обгорелые, простреленные, повешены, проткнутые штыком с вывороченными наружу внутренностями. Их мундиры были пропитаны гарью горящего родного города и кровью врагов своего Вождя. А тем временем весна проникала под их кители, пройдясь рукой по петлицам, попутно снимая каску. Она впивалась в их развороченные молодые тела и забирала их себе. Трупы гнили, и из их тел вырастали цветы.       Весна пришла. А с ней пришёл и мир, купленный за столь дорогую цену.