Колыбельный вальс Ванессы

    Сад вокруг поместья семьи Амьердеки мягко освещался лучами заката. Ярко-персиковая скатерть неба была расстелена над головою. Массивные удлиненные тени стелились по земле и встречающихся на пути предметах. Облаков в этот теплый вечер на небе не намечалось вовсе. Ветер не смел шевелить листья кустов, ровно как и ароматные цветы на клумбах, тянущие к небу свои бутоны. Даже одинокие статуи из почерневшего холодного мрамора казались теперь теплыми, что с легкостью можно было сказать и о могилах в дальнем углу сада, которые обыденно для себя почивали в тенях траура. Все неодушевленное в лучах утомленного солнца словно оживало. Текла жизнь и в самом поместье.     — Мисс Адель, немедленно вернитесь! — донесся из дома голос гувернантки. — Мистер Даниель! Мисс Глорис!     Дети со звонким смехом выбежали в коридор, мигом обежав Ванессу Розенштайн, которая по причине своей ужасной хромоты не могла догнать их, оставшись растерянно стоять на месте.     — Стоило бы подметить миссис Амьердеки, что привычное для семьи вечернее чаепитие делает детей активными и непослушными! — с негодованием воскликнула она, но затем осеклась и задумалась. — Стоило бы. А как же.     Нахмурившись, Ванесса размеренными шагами (а ступать приходилось всегда аккуратно и неспешно) покинула детскую и подалась вслед за своими воспитанниками, пока те вновь не натворили пакостей. Смотря вперед, никак не под ноги, мисс Розенштайн случайно наступила на брошенную у порога игрушку, едва не упав наземь, но, вовремя схватившись за раму дверного проема, устояла на ногах. Внезапная потеря опоры здорово испугала девушку, и еще несколько мгновений она потратила на восстановление дыхания, приложив ладонь к груди. А заодно и на проклинания того рокового дня, когда в глубокой юности она упала с лошади, заработала хромоту на всю жизнь и похоронила заветную мечту — танцевать.     Неприятные картины из прошлого оставили довольно мутный осадок в душе юной гувернантки. И когда все трое наследников рода Амьердеки вновь очутились в детской, а дверь была закрыта и заслонена самой Ванессой, девушка облегченно вздохнула. Ну вот, дело за малым — уложить маленьких проказников спать. После этого можно было и хорошенько отдохнуть от напряженного дня.     — А сейчас давайте не будем расстраивать маму и послушно ляжем в кроватку, — примирительно сказала она, приседая на корточки, дабы иметь возможность общаться с детьми лицом к лицу и устало улыбаясь.     — Мама поехала к доктору, она не узнает о том, что мы не спим, — нахмурившись, подметил малыш Даниель.     — Но по приезду она будет счастлива узнать, что вы были послушными детьми, — не сдавалась Ванесса и поочередно заглянула в глаза каждому ребенку. Даниель выражения лица не смягчил, не дрогнул и взгляда не отвел, чего не можно было сказать про Адель, которая неловко уставилась в пол. Глорис же думала о чем-то своем, и на взгляд собственной няни и учительницы в одном лице никак не отреагировала.     “Нужно торопиться”, — сказала себе тем временем Ванесса, чувствуя некое напряжение.     — Ладно. Если вы сейчас послушно отправитесь спать, завтра мы отправимся веселиться в город!     — Обещаешь? — переспросил Даниель. Ах, сколько доверчивости и воодушевленной надежды было в этих детских глазах! Дыхание Ванессы перехватило, в сердце закололо, и она просто кивнула в ответ.     — Ура! — радостно воскликнули детишки и запрыгали на месте.     — Тише, тише, — обуздав эмоции, подмигнула мисс Розенштайн и указала взглядом на маленькие кроватки. Словно по мановению волшебной палочки, все трое запрыгнули на свои ложа и с головой укрылись одеялами, точно прячась от монстров темной ночью.     — Только мы так просто не заснем! — воскликнул уже из-под одеяла Даниель. — Спой нам колыбельную!     Остальные дети тотчас подхватили идею. Деваться Ванессе было некуда.     — Хорошо, — согласилась она, а затем плавными, неспешными движениями направилась к окну и задернула его темными занавесками, не давая ни одному лучику заката проникнуть в комнату. — Колыбельная эта будет необычная! — громким шепотом объявила она, вновь поворачиваясь к воспитанникам. Лица детей озарились восторгом, а глаза загорелись в предвкушении. Обещание прозвучало таинственно и даже волшебно! Хлебом не корми, а дай маленьким детишкам прикоснуться к тайне и волшебству!     Сделав неуклюжий шаг к центру комнаты, Ванесса, заметив, что за ней внимательно следят три пары глаз, наконец затянула первые нотки своей песни: Пусть угаснет зыбкий дождь В сумраке родном, извечном. Ливень мерзлый, нас не трожь! Не отыграйся ты на встречном, Что спешит в наш уголок, Что сны с собою приволок, Что нас найти сегодня смог.     Медленные шаги продолжали направляться вперед, став более плавными. Кисти рук потянулись вверх и вновь опустились, а затем начали мягко рисовать в воздухе причудливые узоры, точно гротескные завитушки на шаржах книг. Странник, не пугайся ветра, Что пробирает до костей. Бережет он наши недра От непрошеных гостей. Тьму хранит нашу веками, Что обвивает языками, Что всегда пребудет с нами.     Высокие ноты, чередующиеся с грубыми и низкими, действовали на детей как гипноз. Ванесса не отличалась красивым голосом, но часто напевала стишки собственного сочинения, не обращая внимания на то, что верхние ноты получались не вполне удачно. Тем не менее, чада широко раскрыли глаза и рты, завороженные пением. Внезапно для всех Ванесса стремительно прогнулась в позе ласточки, легко и непринужденно притормозив, когда грудь была в нескольких футах от пола, — точно стремительно погрузилась в воду и застыла в ней. Затем девушка развела руки в стороны и выровнялась, продолжая движение. От дороги ты устанешь, Будем у тебя в долгу. Но, наверное, ты знаешь: больно видеть пустоту. Тонуть как жутко в темноте, Каждый раз в гротескном сне, Не найти покой нигде.     Раз, два, три; раз, два, три — движения перешли в размеренный вальс. Каждый шаг, казалось бы, нарочно был измерен по долям секунды, а очередной рывок был аккуратным, словно у настоящей танцовщицы. До этого хромота выделялась — в танце она была особо заметна, и Ванесса чувствовала, что вот-то споткнется, и лицо ее встретится с землей. Но сейчас, когда тело двигалось в ритме вальса, девушка чудом держалась на ногах. При каждом резком движении плавная нить колыбельной содрогалась ойканьем, паузой, похожей на всхлип. Песня и танец сочетались друг с другом. Ты приходишь, наконец, чахнешь от изнеможенья, в выцветшем земном «дворце», даришь наши сновиденья.     Высокая нота застыла в воздухе. Озаренная победной улыбкой и чувствующая настоящее счастье, девушка на мгновение прекратила петь и закружилась. Полы темного платья образовали некое подобие воронки, а сама Ванесса кружилась без остановки, блаженно прикрыв глаза.     А дальше все застыло в один миг — так темнеет комната, когда задуваются свечи. Прерванная песнь возобновилась, пусть и дыхание девушки было теперь сбитым — пела она шепотом и вздохами. Оборачиваясь, гувернантка приблизилась к кроваткам и с украдкой взглянула на подопечных. Те, сладко прикрыв глаза, были на полпути ко сну. Шаг за шагом: раз, два, три — в танце вечном воспари, лишь в неге вальса не тони.     Последние звуки колыбельной утихли, последний огонек танца погас, и Ванесса бесшумно присела у кроватки Глории. Девочка сникшим взглядом из-под прикрытых век уставилась в одну точку. Дыхание было тихим и глубоким. Розенштайн со сладкой улыбкой на устах погладила подопечную по голове, перебирая между пальцами шелковистые волосы малышки, затем скользнула рукою по щеке и прервала прикосновение. От этого Глория даже не дрогнула. Обернувшись, гувернантка прильнула к кроватке Даниеля. У мальчишки был такой же умиротворенный взгляд. Глаза, словно два темных агата, слезно и болезненно сияли. Теплые губы Ванессы едва коснулись виска ребенка.     Девушка поднялась на ноги. Только что осуществилась ее заветная мечта. Она танцевала. Она даже представить себе не могла, как просто это дается! Даже с ее хромотой. Ванесса пела свою собственную колыбельную и в тот же миг танцевала любимый танец — упоительный вальс в одиночку. Что может быть чудеснее?     Но плечи Ванессы опустились: по телу мурашками прошлась истома. В груди у нее трепетали бабочки, было до слез легко и блаженно, и другим чувствам уже не было места, — но сейчас она просто должна чувствовать себя плохо! Хоть чуть-чуть. Пусть она и не виновата. Пусть это и не ее решение.     Мистер и Миссис Амьердеки решили все сами. Ей нечего терять, ведь она и так многое потеряла за жизнь, и для них потери были невелики.     Ванесса Розенштайн, с детства любима и лелеяна, потеряла любовь в один миг. Оставив родителей далеко за морем и уехав в чужую страну, девушка оказалась одна. Но удача улыбалась ей, как не улыбалась тогда многим — в один миг подняв глаза на оживленную улицу перед собой, она столкнулась взглядом с тем, кто после заполонит ее сердце. И кого после вновь потеряет. Потеряет его и их чадо, так и не дожившее до своего первого выхода в свет. Потеряет работу и жилье, будет искать смерти, но не найдет, а после предстанет перед выбором: податься в гувернантки или проститутки. И, не смотря на всю душевную боль, выберет первое. Своего выбора она боялась — опекать других, совершенно чужих детей, каждую минуту думая о том, что на их месте мог бы быть свой ребенок. А когда все-таки переменила выбор в пользу второго, получила отклик на свое объявление. И ни разу за время работы в поместье Амьердеки не осеклась и вновь не передумала. Слишком привязалась и прижилась у них. Слишком чувствовала себя «своей».     Доминика Амьердеки сумасшедшая. Каждую неделю в поместье приезжает ее лечащий врач, либо же она сама отлучается в город. Винсент Амьердеки, ее второй муж и заодно тот человек, чья кровь не течет в жилах трех детей семейства Амьердеки, всегда отличался холодностью и неприступностью. Старшая дочь, Адель Амьердеки, ни разу за свою жизнь не вымолвила ни слова; средний сын, Даниель Амьердеки, был рожден без правой руки; младшая дочь, Глория Амьердеки, имела свой диагноз — синдром Дауна. На эту семью словно нашло проклятье, и молодая гувернантка Ванесса с горечью наблюдала за тем, как все рассыпается в прах, и в то же время чувствовала, что не одинока в своих горестях, и не хотела бы, чтобы все было иначе.     В этот вечер чай был особенно вкусным. Рука мисс Розенштайн не дрогнула ни тогда, когда мутная жидкость из пробирки лилась в чайник, ни тогда, когда фарфоровая чашка была поднесена к собственным губам. Вот и близится горестный финал. Вот и близится долгожданный конец.     Сейчас мисс Ванесса Розенштайн, гувернантка семьи Амьердеки, самый счастливый человек на земле. Жалкая, но такая благодатная улыбка сияет на устах. Она смотрит в потолок, словно на чистое ясное небо, и блаженные слезы застилают ее глаза. Она успела. Успела сделать это!     Колыбельный вальс Ванессы больше никогда не увидит мир. Стихи никогда не напечатают газеты, хромой танец не будет исполнен на сцене, и никто не узнает о триумфе скромной гувернантки, которая, несмотря ни на что, исполнила заветную мечту. За несколько секунд до вечной темноты.     Раз, два, три, в вечном танце воспари.