Дети

Дети жестоки. Это хорошо на себе испытал восьмиклассник Михаши Рен. Темная школьная форма хорошо скрывала кровавые пятна, но видневшаяся из-под расстегнутого пиджака белоснежная рубашка все выдавала. Его сверстник, спокойный, прилежный, сильный одноклассник Абе Такая подметил отсутствие верхнего зуба, когда Михаши шипел от боли. Абе окликнул его. Но Михаши уже ничего не видел и не слышал. Присев, Такая внимательно всмотрелся в убитое лицо одноклассника, как его отец смотрел на своих пьяных друзей в кабаке тем долгим уставшим заботливым взором. Абе тронул щеку Михаши, чтобы добиться ответа, и он добился: заскулив, Михаши пришел в себя и обратил на него внимание. Вопреки всем ожиданиям, Михаши, едва обретя сознание, из последних сил подтянул под себя ноги и, поджав распухшую губу, отвернулся, но Абе успел заметить: в глазах у него стояли слезы. «Михаши?» — еще раз позвал Абе, и тем труднее Михаши было заговорить. Был вторник, вечерело, внеклассные кружки давно закончились, обидчики Михаши уже смылись. Самое досадное — били его исключительно ногами, и никто не чурался ударить в лицо. Осенняя пора — все носят берцы, чтобы топать по размытой дождем почве. Кровь Михаши мешается с грязью из-под подошв. Абе потянул руки, чтобы помочь ему подняться, но Михаши зажмурился, скривился и, сжавшись, завалился на бок. Щекой он приложился к колючему стриженому газону, но, почувствовав его, только теснее прижался, когда его тело выворачивалось самым невероятным образом. Его светлые глаза распахнулись, рот, как у рыбы, открылся в беззвучных стенаниях: глаза были стеклянные и застывшие, зрачки повернулись в сторону Абе, и у Абе полностью отнялось дыхание; сердце перестало биться. Михаши часто задышал, хватал ртом воздух, который никак не мог дойти до легких, Абе упал рядом с ним не в силах даже дотронуться, он без единой мысли смотрел на одноклассника, и на голове у него где-то появилась седина, которую Абе еще нескоро заметит. Михаши дышал, — дышал все отчаяннее, а Абе плакал, оттого что не знал, что делать. Они оба пригвоздились к земле, к пожелтевшей колючей чахлой осенней траве, задыхались. Вокруг тишина. Взгляд Михаши темнел, дыхание выравнивалось и становилось глубже, тише, тело перестало дрыгаться, замерло. Он не смотрел на Абе, когда глаза закатились и веки сомкнулись. Абе все еще мял газон под собой: под ногти забралась горсть земли и маленьких камушков; он вспотел, на щеках застыла влага, обдуваемая ветром, а в рот залетела мошка, которую Абе благополучно проглотил, когда слюна уже начала капать с подбородка. Через час Михаши еще спал. Во сне брови то и дело дергались, под веками двигалось глазное яблоко. Он хватался за живот и вздыхал, а затем замирал. Абе сидел возле него, обняв себя за колени. Почти стемнело, и воздух стал прохладнее, ветер — жестче и порывистее. Он стал проникать сквозь одежду. Земля под Абе остыла, и сколько он ни жался в комок, стараясь обнять всего себя руками, согреться больше не мог. Нога заныла, как ныла каждый раз при непогоде, и Абе поднял взгляд вверх: собирались тучи. Он в сердцах проклял несчастную ногу, назвав ее корнем всех бед, но от этого нога не исчезла и как завывала тянущей болью, так и продолжала завывать, но горечь мыслей Абе уже было не остановить. Нога во всем виновата, — говорил себе он, но нет. Не нога: тщеславие. Абе с трепетом навис над Михаши и, затаив дыхание, снял с него накинутые на шею школьную сумку и мешок со спортивной формой. Сегодня у Михаши была тренировка в бейсбольном клубе. Эти тренировки превратились для него в худшее из наказаний, когда против Михаши встала вся команда. Товарищи превратились в жестоких беспощадных карателей. «Вы можете избить меня, — как-то раз сказал им Михаши, — если от этого вам станет легче». И им становилось все легче и легче. В это же время Абе сидел в своей комнате и упивался собственной обидой. Михаши достался удар под дых — Абе достался горячий ужин, к которому он тогда так и не прикоснулся. Хороший друг и себялюбивый подлец. На нос упала холодная капля. Усталый и продрогший, Абе стянул с себя пиджак и накинул на голову Михаши как последнее, что он мог для него сделать. Со страхом билась мысль, что Михаши слишком долго не просыпается. «ТЫ ВСЕ ИСПОРТИЛ», — гласила намокшая, небрежно всунутая в портфель Михаши записка. Абе говорил ему, — говорил, что Михаши следует наконец уйти из команды, кричал и давал пощечин, обещал, что они больше не увидятся, не разговаривал с ним неделями, но исход был один. По блату доставшийся номер аса не был проблемой для их команды, все знали — Михаши замечательный игрок. И он был, пока Абе не ушел из команды. Их прекрасный тандем распался после первой же игры на летнем турнире, когда Абе получил свою первую серьезную травму и, едва начав бейсбольную карьеру в средней школе, тут же ее и закончил. Оправляться предстояло не меньше месяца, тем временем срочно нужна была замена, «холодный расчет», как называл это когда-то Абе, не позволял ждать, и вскоре Абе оказался за пределами поля. Отчасти несправедливый поступок возмутил, однако, не его одного, но Абе это не волновало: он полностью закрылся от бывших товарищей и долгое время понятия не имел, что стало твориться с командой после его ухода. Дождь накрапывал все больше. Ожидался большой ливень, и у Абе застучали зубы. Озябшей рукой он дотронулся побледневших мозолистых рук Михаши — ледяные. Михаши тренировался больше других в команде, но на игре поставил крест: сказал, что не будет хорошим игроком, пока Абе не вернется в команду. Однако с позиции аса Михаши уходить не спешил: тогда-то все поняли, что такое на самом деле этот блат. Ждать Абе больше не мог: становилось невыносимо холодно, а Михаши никак не приходил в себя. Абе потряс его за плечо, но тщетно. Пожелав себе удачи, он приподнял Михаши и попытался подхватить на руки. Онемевшими руками Абе обнял его и потащил наверх. Михаши исхудал, но от этого не стало намного легче: он все еще был спортивным парнем, кто бы что ни говорил, глядя на его мешковатую одежду. Даже перестав стараться на официальных матчах, Михаши никак не мог отказаться от тренировок. Хватило Абе сил только на то, чтобы дотащить его до козырька у входа в школу. Пальцы ног закололо — Абе вспомнил, что забыл переобуться. Без шапки и даже без пиджака, в сменной обуви ненастным осенним вечером в дождь, — Такая всхлипнул и рукавом потер мокрый нос: сопли потекли до самого подбородка. Контроль над руками почти утерян: они застывали, словно на них пролили горячий воск, но, медленно, пальцы еще поддавались контролю. Абе открыл свою школьную сумку и достал оттуда старый покореженный мобильник, чтобы набрать номер родителей и впервые за долгое время попросить их забрать его. Никакие другие выражения, исключающие поминутное «заберите» не лезло ему в голову: язык отнимался и речевые способности свелись к абсолютному примитиву. После этого Абе присел на корточки, опасаясь касаться каменной кладки, сгрудился как мог и заодно просунул ладони под коленки. Вскоре левая нога затекла и заныла с новой силой. В отчаянии Абе вытянул ее вперед и потер больное место. Он сжимал ее, гладил, растирал — делал все, чтобы нога утихла. Боль то отступала, то накатывалась новой волной. Абе накричал на Михаши, когда узнал, что его избивают, и потребовал уйти из команды, но, не справившись с его упрямством, стал воспринимать это с мрачной обреченностью. Абе понес свой крест, Михаши — свой. Горечь подступила к горлу. Долгие месяцы Абе закрывал глаза на побои Михаши, и теперь они вместе — здесь, не могут встать, а Михаши вообще — ни жив ни мертв. Когда приехали родители, Абе готов был прыгнуть им на руки и, как ребенок, расплакаться, чтобы вся обида, снедавшая его, изничтожилась. Абе с Михаши срочно повезли в больницу. Они, мокрые и простывшие, грелись на задних сидениях машины. Михаши все так же спал, а Абе дрожащим голосом тараторил объяснения, на которые родители едва обращали внимание: их волновала дорога впереди, промокший сын и полуживой мальчик рядом с ним. Абе неправильно поступил, что все это время оставлял Михаши один на один с жестокими товарищами по команде, забивавшими его каждый раз, словно добычу. Тренеру не стоило так скоро выгонять Абе из команды. Михаши неправильно поступил, испортив всем радость от бейсбола. У товарищей из бейсбольного клуба, тем не менее, все еще не было права так обходиться с Михаши, и все в этой истории в итоге получились виноватыми. Абе посмотрел на своего друга, и ему захотелось его обнять и сказать: «В следующий раз я не оставлю тебя одного».