Уравнение с одним неизвестным

Спину холодит от влажной футболки и вечернего воздуха. Акааши ушел уж полчаса как, а Бокуто вот только добрался до общежития. Погонял мяч, сделал растяжку, попытался ходить на руках — ничего не вышло, ну и ладно. Зато теперь энергии осталось только списать задание по математике у Конохи и завалиться спать в срочном порядке. Бокуто думает, что стоит зайти и переодеться у себя, но есть шанс, что Коноха уснет, или что сам Бокуто залипнет за какой-нибудь ерундой, как бывает от большой усталости. А если он опять придет на урок без домашнего задания, сенсей точно оставит его на летние каникулы в школе. Отстой. — Нет, — говорит Коноха, как только Бокуто входит в комнату. — Я даже сказать ничего не успел, — оторопело отвечает Бокуто, так и замерев у открытой двери. — Ладно, — Коноха пожимает плечами, приподнимаясь на кровати, и откладывает журнал, что читал, куда-то в сторону, — говори. — Дай математику... — Не-а, — на голове у него бардак, еще не до конца высохшие волосы смялись от подушки, и теперь торчат не хуже, чем у Бокуто. — Если я завтра приду на математику... — ...не готовый, то сенсей порвет тебя на британский флаг, — Коноха еле заметно улыбается. Это у них игра такая еще с первого года. Бокуто просит, Коноха отказывается, но в конце концов все равно уступает, но с таким видом, как будто это королевская милость. — Ну, Коноха, — Бокуто смотрит на него самым щенячьим взглядом из своего арсенала. Можно еще оттопырить губу для пущей убедительности, но Коноха уже поднимается с кровати. — Ты знаешь, что ты и Акааши не даешь заниматься? — невинно интересуется он, идя к письменному столу. Бокуто следует за ним по пятам и наваливается на него со спины, когда Коноха усаживается на стул. — Ты пахнешь как наша раздевалка. Коноха еле заметно морщит нос, дергается, как будто и вправду хочет избавиться от тесных объятий, но быстро затихает, перебирая тетрадки. — Акааши отлично учится, — Бокуто удобно устраивает свой подбородок на макушке Конохи, наваливаясь еще теснее. Тот лишь морщится. — В отличие от тебя, — ехидство так и сочится. — Эй! — Вот, держи, только отлипни, — Коноха протягивает Бокуто голубую тетрадь, и тот победоносно вскидывает руки. — Завтра верни. И без помарок. И пролитого сока. И крошек еды. Серьезно, Бокуто, иначе ты не отделаешься щенячьими глазками. — Я понял, — Бокуто машет тетрадью Конохи. Тот скользит по нему каким-то скучающим взглядом. — Сейчас перепишу и сразу же тебе могу вернуть. Конечно, Бокуто не сдерживает обещание. Точнее, он пытается, правда пытается, но после душа так расслабляется, что все тело ощущается каким-то огромным желе. Он честно переписывает одну задачу, а потом его расталкивает сосед — оказывается, что Бокуто уснул прямо за столом. Ничего, с утра точно успеет. Коноха застает его в раздевалке, когда он навесу переписывает с измятой тетради последнее решение. — Я могу все объяснить, — Бокуто улыбается как можно более мило. Коноха только закатывает глаза. — Ну я же просил, — он уже в спортивной форме, школьную укладывает в шкафчик. Бокуто следит за ним, надеясь заметить хотя бы намек на раздражение, чтобы тут же раскаяться во всех грехах. Но Коноха вполне спокоен, хоть и продолжает бурчать. — Как я такую тетрадь отдам? — Да ладно! — Бокуто лучезарно улыбается. — Прижми ее между книжками и все будет нормально. Я так сто раз делал. — Не сомневаюсь, — хмыкает Коноха. Он подходит к Бокуто со спины, закидывает руку на плечо, прижавшись боком. Дыхание Конохи щекочет, приводя в движение мелкий пушок на шее Бокуто. Отчего-то бросает в краску. — Ты совсем балда? Тут написано косинус альфа, а ты что пишешь? Бокуто моргает, как будто отгоняя от себя какое-то наваждение. — Отвлекся, не на ту строчку смотрел, — бурчит он, жирно перечеркивая криво выведенную строку. *** — Широфуку наподдала мне, когда я ей вернул тетрадь невовремя, — Бокуто нависает в столовой над Конохой и тот двигается, уступая место. — Больше не буду брать у нее домашку. — Ты, может, для разнообразия будешь сам что-нибудь делать? — фыркает Коноха, не препятствуя, когда Бокуто тянется к его обеду, ловко подхватывает маринованную сливу. — Времени нет. Я все-таки капитан, — с гордостью произносит он. Акааши, севший напротив, выглядит преисполненным скептицизма, но молчит. — Но вообще некоторые предметы я и сам делаю. Химию там, биологию. — Можешь сегодня вместе со мной позаниматься алгеброй вместо того, чтобы скатывать. Бокуто стонет. От одной мысли о таком накатывает тоска. — Бокуто-сан, на экзамене тебе не будут помогать, так что не привередничай, — Акааши размеренно перемешивает рис, даже не поднимая голову от еды. — Я посещаю уроки, — пожимает плечами Бокуто. — Что-нибудь да откладывается в голове. Коноха смеется, да и Акааши выглядит повеселевшим. — Ты спишь на половине уроков. Все спят, даже Акааши. Так что давай, заканчивай сегодня свои дополнительные тренировки на полчаса пораньше и приходи ко мне. Как раз соседи будут на подготовке к экзаменам, так что нам вряд ли кто-нибудь помешает. Коноха смотрит ему прямо в глаза с отчетливым посылом, что отказа он не примет. Да еще Акааши вдруг встревает с тем, что не сможет остаться сегодня потренироваться дополнительно. — Акааши! — тот только качает головой, не собираясь ничего слушать. И не отрывается от еды, чтобы увидеть, как Бокуто всем своим видом обвиняет его в предательстве. Так что в комнату к Конохе Бокуто заваливается преисполненным страданий. Сводит брови, старательно воротит нос, пока Коноха пытается ему что-то объяснить. — Я начну колотить тебя линейкой, серьезно, — вздыхает Коноха, когда Бокуто растекается по письменному столу медузой. Они сидят так молча еще некоторое время. Точнее, Бокуто почти лежит на столе, но это все нюансы. А потом Коноха запускает ему пятерню в волосы, массируя голову и шею сильными пальцами. И это приятно до такой степени, что Бокуто чуть не пускает слюну на тетрадные листы. — Давай, Бокуто, я знаю, что ты можешь. Я тебя угощу ханами, если ты решишь свою домашку. — Сам ешь свои ханами, — но Бокуто все-таки распрямляется и тут же наваливается на Коноху, дергает за нитку, торчащую из домашних штанов на коленке. — Вот если бы якинику... — Я тебе кто, миллиардер? — он сбрасывает руку Бокуто, но тот возвращает ее обратно. Коноха опять отталкивает, но встречает сопротивление, Бокуто перехватывает другой рукой его запястья, а Коноха больно щипается. Какая-то кошачья драка, честное слово. В конце концов Коноха одерживает какое-то подобие победы, удерживая руки Бокуто на его же коленях. — Сейчас вообще обойдешься газировкой из комбини. Бокуто вырывает руки и прихватывает нос Конохи пальцами. Коноха аж задыхается от возмущения. — У меня папа так делал в детстве, — говорит Бокуто, улыбаясь. И делает вид, как будто отрывает нос Конохи и складывает в карман спортивных штанов. — Очень по-взрослому, — Коноха ворчит. Но у Бокуто поднялось настроение, так что он берет карандаш и открывает учебник. — Так что там с этими задачами? Уже позже они лежат на кровати Конохи, опустошают огромный пакет с M&M's, а алгебра больше не волнует их ни в коей мере. — Я бы хотел быть путешественником, — просто говорит Коноха, когда они заговаривают о будущем, которое, кажется, никогда не наступит. — В смысле, не просто ходить по местам, а вот как в National Geographic. Он достает из-под подушки журнал, который Бокуто так часто видит в его руках. Показывает красивые озера, города, обнюхивающих друг друга животных. Бокуто как-то далек от этой темы, но загорается от того, с каким восторгом обо всем рассказывает Коноха. — Наверное, стоит выучиться на журналиста или типа того? — задумчиво говорит Бокуто, пристраивая голову на плече Конохи. Они давно не особенно церемонятся с личным пространством: постоянные объятия после матча, похлопывания друг друга по спине. Но на третий год все не то чтобы вышло из-под контроля, просто прикасаться даже хотелось как-то больше. — Наверное. Не знаю, — Коноха откладывает журнал. Берет драже, сжимает ее в руке. На ладони еле заметно отпечатывается синий след. — Не всем так везет, как тебе. — В каком смысле? — Бокуто поворачивает голову, утыкаясь носом в теплую щеку Конохи. Наблюдает, как приподнимается грудь Конохи, когда он делает вдох, слушает, как он негромко смеется. — В том, что ты и так знаешь, чем и вправду хочешь заниматься. И ты в этом уже чертовски хорош. — Это в чем это? — стараясь не выдать удовольствия ни улыбкой, ни голосом, спрашивает Бокуто, приподнимаясь на локте. Коноха мстит ему, хватая за нос. Тянет довольно больно и еще и не отпускает, пока Бокуто не начинает скулить и просить о пощаде. — Нечего напрашиваться на комплименты, — Коноха насмешливо улыбается, пока Бокуто потирает нос. — Ты и сам все прекрасно знаешь. — Ты тоже хорош в волейболе. Даже несмотря на то, что ты попытался только что сделать из меня инвалида, я готов это признать, — Бокуто улыбается ему, а Коноха только фыркает. — Но не так, как ты. — Не так, как я, — сокрушенно качает головой Бокуто и тут же получает довольно ощутимый тычок под ребра. Он даже валится на Коноху, смеясь, рассыпая по кровати мелкие цветные конфеты. — И почему я тебя терплю? — Коноха сталкивает Бокуто с себя. — У меня конфеты в штанах, — удивленно отвечает Бокуто. — Брехня. — Да нет, смотри, — Бокуто делает вид, что выуживает из штанов три драже. — Только не говори, что ты собираешься их... — Бокуто с удовольствием закидывает их в рот. — Нет, Бокуто, это отвратительно! А сам заливается хохотом. — Да они даже подтаять не успели. Кроме того, я после душа, все гигиенично, — Бокуто улыбается. Ему почему-то очень нравится, как смеется Коноха. Настолько, что приходится опять приподняться, чтобы как следует все рассмотреть. — Не пялься, — Коноха тут же обмирает, хмуря брови. А сам тоже взглядом так и скользит по лицу Бокуто. У Конохи блеклая россыпь веснушек от весеннего солнца: если не приглядываться, то в жизни не заметишь. И в глазах, в самой радужке, как будто солнечные блики — желтые вкрапления. И эта его насмешливая улыбка, точнее, ее тень в изогнутых уголках губ. — Ты хорошо подумал? — сипит Коноха, когда Бокуто аккуратно убирает челку с его лба. — Не-а, — у Бокуто вообще пусто в голове. Только запах кожи Конохи, немного отдающий гелем для душа и привкус шоколадных конфет на языке. — Я тоже, — и Коноха утягивает его в поцелуй. *** — Если мы каждый раз так будем заканчивать наши занятия по алгебре, то я вообще не против. Можем и историю Японии вместе изучать, — собираясь, говорит Бокуто. — Вали, скоро соседи придут, — Коноха подталкивает его со спины. Бокуто не составляет труда развернуться и притянуть его к себе за очередным поцелуем. В конце концов, если Коноха будет упрямиться, то Бокуто всегда знает как найти к нему подход.