Хэ видит Рыжего перебегающим дорогу. Дыхание его на секунду слабеет и пропадает совсем. А этот мудоеб, как раньше, в спортивках, мастерке и со своей вечно-недовольной никогда не меняющейся рожей.
Хэ видит Рыжего и это бьёт под дых, чувствуется так же мерзотно, как могло бы предательство лучшего друга. Или смерть любимого пса. Или прыжок с обрыва, длящийся секунды и бесконечность одновременно, непременно заканчивающийся смертью. Самой мучительной, какая только может быть. Или апокалипсис.
Да, маленький апокалипсис, происходящий внутри него.
Вот как оно чувствуется.
До Хэ доходит, что произошло, только когда люди начинают сбегаться, а машины рядом останавливаются.
Хэ Блядский Тянь только что, кажется, угробил любовь всей своей ебанной жизни, потому что не успел дать по тормозам.
Он чувствует, как начинают дрожать руки, как тело наливается свинцом и дубеет. Соображает очень медленно, не в силах оценить обстановку.
Выходит из машины, оглядывается, замечает скорую и произносит только сбивчивое:
― Я тоже. Мне надо. С ним.
Хэ Тянь сбежал от этого ублюдка сюда когда-то. Сбежал, потому что не мог больше терпеть, как у него выбивает землю из-под ног после каждого отказа, как что-то внутри неприятно сжимается после каждого презрительного и раздраженного взгляда в его сторону. Ему надоело пытаться. Он больше не мог биться об скалы этого раздраженного равнодушия с рыжей копной на башке.
Зато, сука, смог сбить Шаня. В Токио. Спустя пять лет. Его жизнь похожа на сопливую дораму для маленьких девочек. И сейчас они должны начать реветь и вздыхать у экранов, потому что главные герои снова встретились.
Хэ Тянь переплетает свой мизинец с мизинцем Рыжего и старается отключиться от происходящего, чтобы сохранить способность мыслить. Следит за действиями докторов и полностью игнорирует тот факт, что кожа у этого мудлана всё такая же мягкая, а сквозь запах крови можно распознать ванильно-кофейный аромат их с матерью одного на двоих шампуня.
От Рыжего пахнет домом.
Тяню хочется заржать, потому что это единственная мысль в его голове.
От Рыжего пахнет домом. От Рыжего пахнет уютом, нежностью, любовью. Прошлым. И это сводит с ума. Это, блядь, самая невероятная хуетень, которая могла с ним случиться.
Отец бы сейчас сказал, наверное, что к тому всё и шло. Что это кульминация, самый настоящий апофеоз ХэТяневской токсичности, его неумения давать хоть что-то хорошее людям, которые ему дороги.
Он может брать. И вредить. И лишать. И портить. Только самому от этого не легче. Лишний и одинокий. Хэ Тянь.
Хэ кажется, что даже если Рыжий очнется, то просто вмажет ему хорошенечко и скажет что-то вроде «я думал, что ты наконец-то съебал из моей жизни» или «блядь, опять ты» или «надеюсь, я сдох и попал в ад» или просто «уходи». Последнее, наверное, хуже всего.
Он только сейчас понимает, насколько Рыжего не хватало. Как будто тот был недостающим осколком в разбитой вазе тяневой жизни. И это не вполне адекватно, но то, насколько беззащитным и хрупким Рыжий выглядит сейчас, вставляет не по-детски.
От абсурда происходящего выть хочется.
В дурку. Пора в дурку. Сейчас ему вколят успокоительного и пнут из машины куда-нибудь на обочину. Нам тут, скажут, бешенные собаки не нужны. Мы тут людей спасаем, а не доберманов.
***
Хэ Тянь не помнит, как оказался тут, но находит себя в коридоре больницы. Белые стены. Белые кресла. Белый пол и белый потолок. Он чувствуется абсолютно лишним в этом буржуйском дорогущем черном костюме, который теперь покрыт багровеющими горошинками крови. Крови Рыжего. Ну и пиздец.
Доктор выходит в своем идеально-белом халате и встречает растерянный, пустой взгляд Хэ Тяня своим спокойным и умиротворяющим. Говорит:
― Всё лучше, чем мы думали. Несколько переломов, только один открытый, сотрясение. Внутренних кровотечений нет. ― Хэ Тянь не слушает дальше. Просто дожидается разрешения войти и старается не слишком быстро подлететь к кровати, чтобы, во-первых, не выглядеть странно, а, во-вторых, не разбудить Рыжего и съебаться раньше, чем он проснется.
Воспоминания картинками возникают в голове, и Хэ смотрит на них, будто через тонкую кромку льда. Одно неверное движение и он провалится туда. А там так глубоко, как будто это сучье озеро Байкал.
Или, ещё лучше, Марианская, блядь, впадина.
Он помнит, какой хриповатый у Рыжего голос, когда Хэ Тянь находится слишком близко, нарушая все поставленные когда-либо рамки личного пространства. Помнит, как его колбасило после каждого поцелуя, томного взгляда, даже пародии улыбки. Помнит запах. Помнит, каков Рыжий на ощупь и как он порой поддается прикосновениям вопреки обычной ненависти к любой тактильности. Как щетинится, если его против шерсти, как бурчит в ответ на подколы и как морщинка между его бровями становится ещё глубже, если он зол.
Хэ Тянь ныряет в это и хватает Рыжего за руку, как будто пытаясь держаться на плаву. Не уйти на дно своих крышесносных неуправляемых эмоций. Контроль над собой обрести не выходит. Рыжий открывает глаза.
Рыжий смотрит на Хэ Тяня, будто говорит:
«Помоги мне».
Смотрит и мысленно умоляет его:
«Защити меня, спаси меня».
Смотрит так, будто пытается донести, что для него эти пять лет были таким же Адом.
Хэ Тянь долго глядит во ответ, а потом сдается.
И понимает, что с места больше без Гуань Шаня не сдвинется.
***
― Ты, сука буржуйская, просто пользуешься моей беззащитностью и временной слабостью! ― заявляет Рыжий, наставив на Хэ Тяня нож, которым только что резал огурчик для окрошки.
― Гуань, у тебя просто сломана нога. А Пейджи попросила меня поухаживать за тобой. Не смею ослушаться.
Хэ разводит руками, а Шань чувствует, как вскипает, когда это токийское чмо с кошачьей грацией подкрадывается ближе. Зажимает между собой и столом, наслаждаясь каждой секундой сия действа. Рыжего как будто засунули в мясорубку и пустили сквозь неё. Один раз. И ещё. И ещё. И ещё. Пока он не стал податливым настолько, что позволил рукам Хэ Тяня блуждать телу, а губам соединиться со своими. Он просто выплюнул нахуй воздух из легких и мысли из головы.
Отпустил себя. О неправильности, ебанутой извращенности происходящего он может подумать позже, позже займется самобичеванием. А пока важно то, что Хэ вот прямо тут, рядом, даже руку протягивать не приходится. Спустя ублюдские пять лет, которые Рыжий
абсолютно-точно-не вспоминал Хэ Тяня. Не думал о нем. Конечно.
― Ты долбанутый извращенец, ― оповещает Рыжий на всякий случай.
Ему хочется выпотрошить своё сердце и кинуть на стол перед Хэ. Вот, сука, посмотри, как мне плевать на тебя. Поверти, разгляди со всех сторон, пойми, что нет в нём места и отдай обратно.
― Удивительный способ сказать, что скучал, ― фыркает Хэ Тянь по-лисьи и зарывается куда-то в шею.
― Ты только что понюхал меня? ― Рыжий закатывает глаза, но всё же цепляется и крепче прижимает к себе, чтобы почувствовать это родное, почти забытое тепло.
Да, он скучал. Действительно сильно. До ломки и тошноты. До бесконечности.
С к у ч а л.
