завтра будет хуже.

      — Ваши фамилия, имя, отчество.       — Голубин Глеб Геннадьевич.       — Полных лет?       — Девятнадцать.       Ручка, которой медсестра заполняла карточку, мерзко царапала по бумаге и это не могло не раздражать Глеба. Впрочем, его бесило абсолютно всё здесь, несмотря на то что пробыл он тут от силы полчаса и то только в приёмной. Он не хотел быть тут! Было безумно обидно расплачиваться за свой самый крупный в жизни проёб. Просто дайте всё исправить и он больше никогда никого не побеспокоит.       — Ознакомьтесь со списком того, что можно и нельзя приносить, — сказала медсестра и передала лист в файле его матери.       Та внимательно прочитала и зачем-то передала его Глебу. Он быстро просмотрел его, потому что список был немаленьким и содержал в себе абсолютно всё, чем можно убить себя, вплоть до шариковых ручек. Глеб положил лист обратно на стол.       Медсестра закончила с заполнением бумажек и сказала:       — Вещи на проверку.       Глеб поднял рюкзак с пола и, нарочито небрежно, вывалил из него на кушетку все вещи. Кроме одежды там была пара книг, телефон и зарядка. Медсестра многозначительно посмотрела на его мать, мол, вы список читали, забирайте «запрещёнку». Теперь осталась у Глеба только одна из книг, потому что она в мягком переплёте. «Супер, — подумал он. — Не умер так, зато здесь медленно и мучительно подохну от скуки». От этой мысли его триггернуло, пришлось закрыть глаза и попытаться сосредоточиться. Это почти получилось, если бы не эта медсестра.       — Так, ты у нас суицидник, — тактом она не отличалась, — палата пятая, слева по коридору.       Он молча вышел из кабинета, тогда как мама задержалась, что-то сказала медсестре и только тогда вышла. Они вдвоём остались стоять в коридоре. До этого Глеб избегал смотреть ей в глаза, но сейчас пришлось, так сказать, напоследок. На её лице была грусть, вперемешку со стыдом за такого сына. Возможно, она даже корила себя за это, где она недоглядела, что сделала не так, когда его воспитывала? Но с другой стороны, ей хотелось искать виноватых, кто довёл её сына до такого? Не хотелось искать сторонних причин только отцу, который сразу сказал, что виноват только Глеб и что сына у него больше нет. Отцовская поддержка, как она есть.       С мамой они обнялись на прощание, Глеб почувствовал, как она дрожит, готовая вот-вот заплакать. Сам же Глеб не чувствовал ничего по этому поводу, даже жалости к маме не было. Только отвращение к себе и ненависть к этому месту.       — Береги себя, пожалуйста, — дрожащим голосом попросила мать, поцеловала его в щёку и, пока не расплакалась, вышла из коридора.       — Ага, — ответил Глеб, но уже пустоте.       Он пошёл налево, как и было сказано, проходя мимо палат, невольно получалось заглядывать в них, потому что бóльшая половина двери была со стеклянной вставкой, видимо чтобы проще было контролировать пациентов. Там были люди совершенно разных возрастов, каждый из них занимался своим делом, кто-то читал, кто-то разговаривал друг с другом, некоторые даже играли в карты, всё тихо и мирно. К слову, было действительно тихо, даже слишком. На столько, что если не прислушиваться, можно было подумать, что в больнице только Глеб и медсестра на посту, которая сидела и смотрела что-то на телефоне. Странно это.       Глеб нашёл пятую палату, на табличке над дверью были написаны фамилии тех, кто в них лежал, но он не стал их читать, заметил только то, что из четырёх возможных были только две. Он зашёл и сразу же с двух занятых коек на правой стороне палаты на него посмотрели два парня, примерно его возраста, может постарше. Глеб глянул на них и прошёл к свободной кровати у окна, где уже лежал комплект постельного белья, синтепоновая подушка и блядское «колючее» одеяло.       — Новенький, — воскликнул один из них. — Я Олег, он Рома.       — Ахуенно, — ответил Глеб, пытаясь постелить простынь, на ебучий клеёнчатый матрас, а потом вспомнил, что в таких случаях вообще-то тоже принято представляться. — Глеб.       — Лучше его пока не трогать, — сказал Рома Олегу. Тот в ответ кивнул, соглашаясь.       Глеб мысленно поблагодарил Рому за это. Общаться ни с кем, тем более в этом месте, ему не хотелось. Он не надеялся задерживаться тут надолго, как и в этой жизни в целом. Мельком оглянув этих двоих ещё раз, Глеб заметил, что вокруг них царил срач и какая-то своя атмосфера, которая отделяла их, от почти пустой и ещё стерильной части палаты.       Стоило Глебу закончить застилать постель, как к ним в палату зашёл какой-то парень и сразу направился к нему.       — Новенький, да? Отлично, пошли покажу что к чему, пока за тобой врач не пришёл.       — А если я не хочу? — спросил Глеб.       — Надо, — отрезал парень.       — Лучше иди, — вмешался Рома. Пока что, он производил впечатление самого серьёзного тут, поэтому Глеб решил его послушаться.       — Ладно, — согласился он.       — Вот и чудно, — улыбнулся парень. — Я Артём, а ты?       — Глеб.       Они вышли из палаты и направились к центру коридора, где по одну сторону находился сестринский пост, ординаторская и кабинет заведующего отделением, а по другую сторону столовая, которая отделялась от коридора толстым витражным стеклом.       — Так, ну это столовая, — начал Артём.       Они прошли внутрь. Помещение было не особо большим и вряд ли было способно вместить всех пациентов одновременно.       — Здесь раньше аквариум был, — Артём указал на угол, возле раздаточного окна. — Но его разбили. Жалко было рыбок.       Глеб в ответ только кивнул.       — Если хорошо попросить могут дать кипяток для чая, — Артём осмотрелся ещё раз. — Тут, в общем, ничего интересного пошли дальше.       За столовой находился кабинет без всяких обозначений.       — Здесь таблетки выдают, — пояснил Артём.       Напротив находился туалет, Артём и туда зачем-то повёл Глеба.       — Имей в виду, кабинки нихуя не закрываются, на случай, если ты решишь выпилиться, — говорил Артём, по очереди, открывая каждую дверцу.       Потом они прошли дальше, в самый конец коридора, где находились душевые.       — Душ, как видишь.       Глеб видел. Видел, что между кабинками были только перегородки, никаких занавесок, ни дверок, хотя бы без замка.       — Ахуенно, — сказал он.       — Ага, — Артём сел на подоконник. — скажи спасибо, что их вообще разделили. Лучше всего, вставать пораньше и занимать вот эту, самую крайнюю кабинку, сам понимаешь, тут никто не ходит.       — Окей, — сказал Глеб. — К чему вообще эта экскурсия?       Артём пожал плечами.       — Я тут, типа, самый олдфаг, люблю просвящать новеньких. Кстати, тут внизу женский корпус, туда нельзя, но так, на всякий, знай, — он выглянул в окно. — А ещё летом гулять выпускают. Но только летом, так что вряд ли ты застанешь это.       Последние фразы для Глеба звучали странно, он попытался представить этот «выгул». Но спросил он другое.       — Сколько ты тут?       — Год и месяц. И ещё очень много месяцев впереди, — Артём сидел пошатываясь. — А ты тут почему?       — Потому, — ответил Глеб, больше ему совсем не хотелось говорить. Он решил вернуться в палату.       Как только он вернулся и решил разобрать свои вещи, зашла его врач и сказала пройти с ней.       — Итак, меня зовут Ирина Олеговна, — сказала она, пропуская Глеба в её кабинет. — Как ты уже понял, я твой врач. Присаживайся, — она жестом указала на стул, что стоял напротив её стола.       Он сел, скрестив руки и осмотрелся. Кроме её рабочего места здесь было ещё два, в разной степени заваленные бумагами, очевидно, других врачей. В остальном ничего интересного.       — Так, Глеб, мучать мы тебя не собираемся, можешь не волноваться по этому поводу. Просто отдохнёшь в спокойной обстановке. Ребята у нас все хорошие, может, даже подружиться с кем-то, если захочешь, — она сделала паузу. — Через час ужин, обязательно сходи, а потом — за таблетками. Я тебе уже назначила парочку. Овощем тебя они не сделают, не бойся.       «А лучше бы сделали», — подумал Глеб.       — Пока что всё, можешь идти. Если понадобишься — позову.       Глеб молча встал и вышел, хлопнув дверью. Он не мог сказать, что именно его взбесило в данный момент, скорей всего, всё. То, что он заперт тут с кучей ненормальных, что сам он теперь один из них, что тогда две недели назад так крупно и грандиозно проебался. Захотелось резаться, но было нечем. Это тоже злило.       Зайдя в палату, он снова хлопнул дверью, прошёл к своей койке, залез с головой под одеяло и пролежал так в гневном анабиозе до тех пор, пока не услышал чей-то вопрос:       — Голубин тут?       Пришлось вылезти из-под одеяла. Оказалось, спрашивала медсестра. Молодая и милая, она понравилась Глебу.       — Это я, — сказал он.       — Таблетки, — она протянула ему маленький контейнер, где в отсеке «вечер» лежали две таблетки. — В следующий раз, чтобы сам приходил. Я не обязана бегать за тобой, — она стояла с недовольным лицом, ожидая когда Глеб примет лекарства, чтобы уйти наконец.       Больше ему она не нравилась. Будто специально Глеб долго доставал из рюкзака бутылку воды, чем бесил её ещё больше. Она внимательно проследила за ним, затем забрала коробочку для таблеток, и демонстративно фыркнув, ушла.       Итак, очевидно, что он проебал ужин. Глеб посмотрел в окно, там уже смеркалось, значит, было часов восемь? Он вышел в коридор, чтобы посмотреть время, потому что часы были только над сестринским постом.       Вечером коридор оказался более оживлённым, чем днём. Кто-то до сих пор сидел в столовой, кто-то куда-то ходил, в конце коридора у душевых была очередь, а некоторые говорили по телефону. «Ахуенно, блять», — подумал Глеб, глядя на это. И да, он оказался прав, была половина девятого.       Он решил сходить почистить зубы, для этого снова пришлось возвращаться в палату и обратно. В уборной — в тамбуре перед которой и находились раковины — Глеб встретил Артёма.       — Ты очень бестактно съебался, — сказал он. — Мог бы и просто сказать, что не хочешь говорить об этом и всё.       — Ладно, окей, прости, — сказал Глеб, потерев глаза. Спать ужасно хотелось, хотя было ещё очень рано.       — Спать хочешь, да? Это из-за таблеток. Скоро привыкнешь. А, может, и нет.       Глебу стало смешно, а Артём недоуменно посмотрел на него.       — Знаешь, ты, типа, как НПС в играх, просто появляешься и начинаешь что-то объяснять, — пояснил Глеб. — Просто это странно видеть.       — Забавно, — Артём улыбнулся в ответ. — Ладно, до завтра, — сказал он и вышел.       Почистив зубы, Глеб вернулся в палату и сразу же заснул, не обращая внимания ни на свет, ни на разговоры соседей.       На следующее утро, первое, что увидел Глеб был Артём, который лежал на койке напротив и смотрел на него.       — Ты хули тут делаешь? — спросил он хриплым спросонья голосом.       — Лежу. Марина попросила передать тебе, что ты мудак ебаный, это цитата, потому что не пришёл за таблетками, — Артём передал ему с тумбочки контейнер. В «утре» лежала всего одна таблетка.       Очевидно, Марина была та же, что вчера.       — Да, спасибо, ты только ради этого тут?       — Почти. Вообще, я думал разбудить тебя, но передумал. Сейчас обед, сходи на него.       — Ага. Может, выйдешь и дашь переодеться хотя бы?       Артём молча ушёл. Глеб же вытряс все шмотки из рюкзака, в поисках чего-то нормального. Хотелось надеть футболку, но не хотелось чтобы видели его шрамы, поэтому пришлось выбрать худи.       После всего, выходя из столовой Глеб снова встретил Артёма. Тот сказал: «лови» и кинул ему что-то. Это оказался ключ. Глеб вопросительно посмотрел на него. Артём подошёл ближе, оглянулся по сторонам и тихо сказал:       — Это от душа, можешь сходить ночью, когда там никого, а с поста медсестра уходит в двенадцать.       — Вау, спасибо, а как ты…       Артём приложил палец к губам и стал медленно пятиться в сторону своей палаты, затем скрылся за дверью.       Всё-таки он был довольно странным. Ах, да…       Едва дождавшись полуночи Глеб встал с постели, собрал всё нужное и, как мог, тихо вышел из палаты. Стало стрёмно, вдруг кто-нибудь спалит, что тогда? Выгонят? Вообще, не так уж и плохо.       Внутри было влажно и пахло хлоркой. Нащупав выключатель Глеб включил свет, стало слишком ярко из-за белой плитки, даже глаза заболели. Он прошёл дальше, ещё раз оглядел эти кабинки, всё-таки он брезговал общественным душем, но выбирать не приходилось. Выбирать надо было тогда, две недели назад.       Уже выйдя из душа, Глеб в очередной раз столкнулся с Артёмом, который сидел на подоконнике и смотрел в окно.       — Блять, — Глеб от неожиданности вскрикнул.       — О, прости, ты не подумай ничего такого, просто, я тебя ждал. Не в коридоре же мне сидеть.       — Сука, — Голубин тихо выругался. — Можно было и предупредить.       — Прости.       Они неловко замолчали. Глеб решил тоже сесть на подоконник.       — Так всё-таки, как ты достал ключ? — спросил он.       — Есть тут одна медсестра, ты возможно, её ещё не видел, но похуй, так вот, она постоянно проёбывает что-нибудь, ну и я просто взял этот ключ в очередной такой раз.       — Не боишься, что тебе за это пизды дадут?       — Не, мне не дадут точно.       — Почему?       — Давай я тебе это как-нибудь потом расскажу, — Артём опустил голову.       Они опять замолчали. Глеб посмотрел на Артёма и проследил за его взглядом, он смотрел на его шрамы, багровые полоски вдоль предплечья, со следами от швов (как оказалось, всё равно недостаточно старался) потому что, да — Глеб решился на футболку хотя бы на ночь, он не рассчитывал с кем-либо пересекаться. Артём заметил это и сказал:       — Если тебе интересно, тут таких большинство.       — И ты?       — Нет, — Артём покачал головой. — это я тебе тоже потом расскажу.       — Ладно, — Глеб опустил взгляд вниз. — Скажи, хотя бы, сколько тебе лет?       — Двадцать два, а тебе?       — Девятнадцать.       Разговор складывался из тех, неловких в самом начале знакомства, с множеством пауз и не самых интересных вопросов.       — Отдай, пожалуйста, ключ, кстати, а завтра можешь приходить в это же время, я буду тут, — сказал Артём.       — Хорошо. Спасибо.       День тянулся за днём. Глеб в основном читал книги в мягком переплёте, что иногда привозила мать. Проёбывал время таблеток в смены Марины, случайно доводя её до нервных тиков.       Отец так и не простил его. Иногда Глеб задумывался о том, что ждёт его после, но воображение рисовало только мрачные картины, поэтому он старался не думать. Так или иначе, он не чувствовал себя намного лучше, разве что, когда зависал по ночам с Артёмом в душевых. С ним можно было поболтать на всевозможные отвлеченные темы и всегда быть понятным, пожалуй, это важный пункт, которого не хватало в жизни Глеба. Завершать начатое уже не хотелось, по крайней мере до тех пор, пока он снова не столкнётся с реальностью.       В одну из таких ночей, когда они сидели на подоконнике в душевой, разговор почему-то снова зашёл о жизни Глеба «до», Артём, выдохнув сигаретный дым в окно, открытое «на форточку» сказал:       — Помнишь, я обещал тебе рассказать свою историю? — он откинулся назад и посмотрел в потолок, перебирая в голове воспоминания. — Так вот, устраивайся поудобнее.       Глеб полубоком повернулся к нему.       — Блять, даже не знаю с чего начинать, — Артём усмехнулся. — С детства, наверное, как и положено? Так вот, лет до семи всё шло относительно хорошо, если не считать того, что мной занимались только няни, а не родители. Не то что бы я жаловался, но знаешь эту хуйню, типа, когда родители вместо родительской «любви», — он жестом показал кавычки, — расплачиваются деньгами, — Артём посмотрел на Глеба, но не увидел понимания и отвернулся обратно. — Ты наверное подумаешь сейчас, что я, типа, из этой всей золотой молодёжи, но нет, а мог бы.       — Нет, ещё не собирался.       — Ну, спасибо, — улыбнулся Артём. — Всё ахуенно не так пошло, когда меня вместо обычной школы отправили в школу-интернат, где я за все одиннадцать лет так и не социализировался. Я там проводил большую часть времени один, потому что меня бесили все мои одноклассники, да и вообще все. Мы с ними, как из разных плоскостей и мимикрировать под них я не собирался. Примерно в классе третьем я узнал, что у меня теперь есть сестра и что родители переехали в столицу. Я тогда ахуел, они вот так просто поставили перед фактом. Меня стали реже забирать домой, даже пару раз на зимние каникулы оставляли. Пиздец, как ахуенно было встречать новый год одному. И такое отношение ко мне стало накапливать во мне злость. Я просто не понимал, да и сейчас не понимаю, за что ко мне такое отношение. А в подростковом возрасте, на летних каникулах, когда я был дома, однажды, связался с типа плохой компанией, стал бухать, курить, будучи старше, и всякое дерьмо употреблял. И я просёк, что это родителей бесит, когда я, там, например, могу пропасть на три дня, когда никакой прихожу домой и это стало уже традицией. Родители меня недолюбливают, так пусть будет ещё хуже. Потом школу закончил, поступил в ВУЗ, но бросил его на первом же семестре, это родителей как-то особо выбесило и вместо того, чтобы просто выгнать меня из дома, они отправили меня сюда. Как-то так. И в ментальном плане я вполне здоров, — закончил свой рассказ Артём и посмотрел на Глеба.       Тот сидел молча, совершенно не зная, что сказать. Что-то вроде «сочувствую» звучало бы тупо и сухо.       — Пиздец, — единственное, что он мог сказать.       — Ага, — Артём выкинул в окно докуренную сигарету и сразу закурил новую.       — А сестра что? — спросил Глеб.       — Ничего. Ей повезло, живёт себе спокойно, учится, все эти подростковые штуки переживает сейчас.       — С тобой общается?       — Нет. Только когда дома был, вроде ничего против моего существования не имела. А, ну, и сюда раз приезжала, но давно.       Из окна подул холодный ночной ветерок, от чего у Артёма по рукам пошли мурашки, скрываясь под рукавами футболки винного цвета.       — Всё ещё не хочешь о себе рассказать? — спросил он.       Глеб вздохнул и через рукава толстовки пощупал выпуклые шрамы.       — Нет, прости, не сегодня.       — Ладно, — сказал Артём, поёжившись от холода.       Глеб смотрел на него, а он сидел сейчас весь такой ахуенно загадочный (всё ещё), грустный и красивый.       — Ты замёрз? — спросил Голубин.       — Да, — Артём отвлёкся от воспоминаний. — Пошли уже. Пора спать.       Смеркалось, но не на столько темно, что бы включать свет. Артём сидел на кровати Глеба и заплетал из его волос мелкие косички, пока он читал. В палате были только они в абсолютной тишине, до тех пор пока не пришёл Рома и сказал:       — Тём, тебя там просили позвать, — говорил он не громко, но после вакуума в котором они сидели — как гром среди ясного неба.       Артём ничего не ответил, только быстро вышел. Глеб сначала не обратил внимания — Артём в целом был довольно спонтанным, — но потом до него дошло, что его некому звать.       — А кто его позвал? — спросил он у Ромы.       — Какая-то дева с нижнего.       «Блять, в смысле?» — подумал Глеб. Ему это не нравилось, но с места он не сдвинулся — смысла не было, всё-таки у Артёма была своя жизнь, надо будет — вернётся. Читать стало невозможно, да и стемнело уже достаточно заметно.       Артём так и не появлялся.       Ночью Глеб пошёл в душ, но обнаружил, что дверь заперта. Он присмотрелся к щели между дверью и полом, кажется, там внутри горел свет. Он прислушался и да, было слышно тихие голоса, один из которых стопроцентно был голосом Артёма, а второй — женским.       «Они там совсем ахуели,» — разозлился Глеб. Захотелось проломить дверь, но сегодня он не стал ничего делать, а завтра он обязательно даст Артёму в ебало. Какого хуя там что-то делает девушка и тем более какого хуя она там делает с ним.       Да, он ревновал, да, они даже почти не друзья, а это девушка, но он ревновал. Глеб ненавидел это собственничество, но ничего не мог с собой поделать. Возможно поэтому нормальных друзей у него и не было. Просто не хотелось подпускать к себе кого-то, кто будет не стопроцентно его.       Позже Глеб задумался, почему Артём не рассказал ни о чём. Возможно, были на то причины? Глебу хотелось надеяться на то, что завтра всё прояснится. Ему не хотелось разочаровываться в Артёме. На душе, начали скрести почти кошки — котята, но Глеб всё равно никогда в жизни не желал чувствовать это или что-то похожее снова, хотя бы не здесь. Он равно выдохнул и провёл руками по волосам. На затылке пальцы за что-то зацепились, это оказалась одна из тех косичек, что заплетал Артём, совсем мелкая и тугая, оттого не расплелась и осталась незаметной. Было бы ахуенно мило, не будь так грустно.       Утром они встретились у раковин в уборной.       — Доброе утро, — сказал Артём, улыбнувшись Глебу.       — Ага, — желание давать Артёму по ебалу уменьшилось, но обида нет. — Куда ты вчера так «очень бестактно съебался»?       — Дела, — только и ответил он.       — Ахуенно, — злился Глеб, хотя пытался напомнить себе, что проблема, по большей части, надумана только ним.       — Слушай, так было надо. С ней у меня давние проблемы, надо было их решить и всё.       — Проблемы, да, — когда он ей говорит что-то, а она мило смеётся в ответ. — Мог бы предупредить, чтоб я не приходил.       — Тут прости. Но такого не повторится больше. Не обижайся, окей? — Артём посмотрел Глебу в глаза.       — Не давай поводов, — резко ответил Глеб.       — Блять. Хватит. Я тоже могу себя, как мудак вести.       Глеб, как всегда, слишком поздно осознал, что у других людей тоже есть чувства. Главное — вовремя. Скрепя сердце, он решил подвинуть свою гордость.       — Ладно, ты тоже меня прости, — тихо сказал Глеб.       Случилось странное — Артём его обнял. С непривычки Глеб не сразу понял что происходит, он слишком давно не обнимал никого, странно, что люди вообще могут находиться так близко. Артём дышал ему в шею, было тепло и щекотно. Где-то в глубине души Глеб этому умилился.       Сегодня оставался один день до выписки. Завтра после двенадцати мать приедет за Глебом, а ему самому вручат выписку. Знаменательный день.       Полторы недели назад одновременно выписали Рому и Олега. В палате Глеба стало совсем тихо и грустно. С Артёмом они не говорили об этом, вроде как, он знает, что Глеб здесь не навсегда, но помнит ли? Да и напоминать не хотелось, чтобы не портить грустью последние дни. Что-то подсказывало, что вернувшись в прежнюю жизнь грустить случится ещё не раз.       Сегодня Глеб, как никогда ощущал привязанность к этому месту, с его тихой размеренной жизнью. Хотя, дело было не только в ней, дело было ещё в том, кто создавал такую атмосферу вокруг Глеба, без кого это место было бы просто пустым и блёклым. Всё сегодня всё так или иначе упирается в Артёма, впрочем, как и до этого.       Ждать сегодняшней ночи было волнительно. Что Артём скажет и скажет ли вообще? Смогут ли они как-нибудь видеться и будет ли это вообще иметь смысл? Как на зло, его нигде не было весь день, оставалось только тупить в потолок и думать, думать, блять, думать. Раньше можно было послушать ахуительные истории Олега и Ромы, а сейчас он совсем один и деть себя некуда.       Но вот наступает ночь, Глеб выглядывает из палаты проверяя на месте ли медсестра, её нет — можно идти. Он осторожно выходит и мучительно медленно идёт по коридору, сердце бешенно колотится, руки слегка подрагивают, он даже толком не может объяснить своего волнения. Дойдя до двери в конце коридора, он так же медленно её открывает. Артём, как и всегда уже там, сидит на подоконнике и курит, не смотря на наклейку «не курить» на стене. Глеб подходит ближе к нему, делает глубокий вдох и тихо говорит:       — Меня выписывают.       — Как? Прошёл уже месяц? — сначала он выглядел удивлённо, но в момент погрустнел. Глеб подошёл к нему ещё ближе и обнял, ему всё ещё было странно находиться так близко с кем-то.       — А я, кажется, люблю тебя.       От неожиданности Глеб напрягся, но Артёма не отпустил. Он не знал, что ответить, но и молчать долго не стоило. Если подумать, любовь даже если и была, то только платоническая, но меньшей любовью она от этого не становилась. Правда, всё ещё было неизвестно, что имел в виду Артём.       — Я тебя, наверное, тоже, — ответил Глеб.       Артём только сильнее прижал его к себе. Они простояли так какое-то время, пока Глеб ни сказал:       — Там, кажется, кто-то идёт.       Артём подтолкнул его к перегородке кабинки, а сам выключил свет, вытащил ключ из двери и встал рядом с Глебом. Тому стало смешно от того, что они, как школьники прячутся, глядя на него Артём тоже начал улыбаться, но всё же шикнул, чтобы из-за смеха Глеба их не спалили. Они простояли там минут пять, никто кажется, не собирался заходить и можно было выходить из их укрытия, но никто не двигался с места.       — Мне так пиздецки страшно тебя терять, — шепотом сказал Артём. — Пообещай пожалуйста, что ничего с собой не сделаешь.       Глебу обещать ничего не хотелось, он не мог знать что сделается с ним за пределами вакуума этой больницы.       — Обещаю.       Утро угнетало. Глеб проснулся очень рано и уже успел собрать все вещи, теперь сидел, как на иголках ждал свою мать и врача. Хотелось как-то попрощаться с Артемом, но его нигде не было, поэтому оставалось только рисовать в голове самые страшные картины ближайшего будущего, постепенно пуская всю «терапию» по пизде.       В какой-то момент дверь палаты открылась, вошла мать, а Глеб этого даже не заметил.       — Ну что, пошли? — спросила она.       Глеб поднялся с кровати, взял рюкзак с вещами и только кивнул в ответ, на что мама лишь тяжко вздохнула. Они прошли в ординаторскую, где врач дала на подписку Глебу некоторые бумаги, а затем его попросили выйти. Он был и не против, особенно если в окно.       В дверном проёме, на выходе из отделения стоял Артём, Глеб подошёл к нему.       — Всё, уходишь? — он грустно улыбнулся.       — Ага.       Они замолчали, им обоим нечего было сказать. В это же время из ординаторской вышла мама Глеба, она оглядела Артёма и неловко встала неподалёку от них, понимая, что прервала «что-то», что именно она не совсем понимала. Заметив её Глеб сделал вид, что вообще-то просто так тут стоял.       — Пошли? — спросил он.       — Да.       Артём не сдвинулся с места, как стоял в проходе, так и остался. Они с Глебом последний раз посмотрели друг другу в глаза и каждый из них остался с мыслями о том как быть дальше, когда Артёма выпустят, как искать друг друга. А стоит ли это вообще делать?