Детки

Эмиль искоса поглядывал на группу вчерашних юниоров, стоявших чуть поодаль, и что-то бурно между собой обсуждавших, то и дело взрывавшихся бурным смехом. Наблюдать за ними было безумно интересно, тем более, что компания была настолько разношерстная, то есть интернациональная, что Эмиль только диву давался, как они умудряются вообще друг с другом общаться, не зная никакого другого языка кроме родного, ну если конечно не считать скудных, почти никаких, познаний в английском. Лучше всех, если это можно так назвать, на английском изъяснялся немец, Шемпп, кажется, у Бё было по хуже, но тоже более или менее, француз, младший братик Фуркада, вообще, казалось, просто квакал на совершенно непонятном никому наречии, но хуже всех дела обстояли у русского Антона. Глядя на него просто сердце бы кровью обливалось, если бы это не было так забавно — он, как та собака, которая все понимает, но сказать не может. Но ребятам на все эти трудности перевода нисколько не мешали — они умудрялись как-то понимать друг друга практически с полуслова, беззлобно подкалывая и подшучивая. «Детки!» — тогда подумалось Эмилю. Но после первой же гонки Свендсен понял, что этих деток нельзя списывать со счетов уже сейчас — мальчишки были жадные до побед, по-хорошему наглые, а главное не признававшие никаких авторитетов, громко заявляя с каждым стартом, что авторитеты в биатлоне очень скоро поменяются. Со временем, Эмиль стал замечать, что теплая компания потихоньку разбивается — Фуркад самый первый из них стремительно ворвался в элиту мирового биатлона, заезжая на пьедестал почти в каждой гонке. И уже никто не называл его младшим братиком Симона, а скорее уж теперь все чаще можно было услышать другое словосочетание — старший брат Мартена. Чуть хуже дела обстояли у Бё и Шипулина — после грандиозной победы всегда следовал такой же грандиозный провал. Но, если русский после каждой неудачи изматывал себя самоедством, то Тари, казалось, все было по барабану! Он всегда оставался на своей волне позитива, и всегда делал попытки подбодрить русского приятеля, хотя и понимал, что это все равно ни к чему не приведет. Но именно эта черта так и привлекала Свендсена в своем сокоманднике. И еще одно — его потрясающие голубые, как небо, глаза, которыми Тарьей всегда смотрел так, как будто бы прожил на этом свете, хрен знает сколько лет, но до сих пор не понял в чем дело! К этому времени от великолепной четверки осталась только двойка — Тарьей и Антон. Иногда к ним примыкал Шемпп, но все реже и реже, а Мартен… Мартен ограничивался тем, что мог перекинуться исключительно парой слов при встрече с Симоном и Тари, а с Шипулиным практически вообще перестал общаться — между русским и французом как будто черная кошка пробежала. После очередного победоносного финиша Фуркада, Эмиль подошел поздравить приятеля. — Хорошая гонка, Мартен, поздравляю, — сказал он, протягивая руку. — Спасибо, Эмиль, — пожимая протянутую руку, ответил Мартен, — И извинись за меня перед Тари, я нечаянно сломал ему палку, так сказать, в пылу борьбы. Свендсен только усмехнулся — он бежал следом и прекрасно видел, как Фуркад целенаправленно, со всей дури вдарил по палке Бё. И, судя по выражению его лица, если бы мог, то сломал бы ему не только палку. — Тебе так сильно нравится Антон? — улыбаясь, спросил он. — Сдурел? — вскинулся Мартен, — Какое мне дело до этого неудачника? Все, что меня интересует в этой жизни — это биатлон! — но тоскливый взгляд, брошенный в сторону Шипулина, на котором уже висел, что-то весело шепча на ухо, Тарьей, говорил совершенно об обратном. Эмиль не стал с ним спорить, еще раз поздравил с победой и отошел к своей сборной. — Ты сегодня мог обойти Фуркада, если б не сломанная палка. — Свендсен не собирался бежать завтрашнюю эстафету, поэтому позволил себе бутылочку пива. — Да, кстати, Мартен извинялся, сказал, что не специально. — Да ладно! — засмеялся Бё, — Как же. Вот только не могу понять, почему он так взъелся на меня? Неужели ему так важно победить любой ценой? — Поменьше обжимайся с Антоном, и тогда больше сломанных палок не будет! — А причем здесь Антон? — не понял Тарьей, — Они в последнее время, не то что не общаются, а вообще стараются оказаться подальше друг от друга. — Господи, какой же ты еще ребенок! — Эмиль ласково потрепал Тари по волосам, опуская руку, слегка коснулся его щеки, задерживаясь на ней гораздо дольше, чем требовалось, и с удивлением замечая, что Бё сам прильнул к его руке чуть сильнее, стараясь получить как можно больше этой мимолетной ласки. *** Эмиль с воодушевлением воспринял предложение о романтическом свидании с одной из своих поклонниц, тем более что для этого каждой девушке требовалось прислать ему свое фото в душе. Рассматривая присланные фотки, он вдруг наткнулся на весьма знакомую физиономию — так и есть, Мартен не смог удержаться от возможности подшутить и прислал ему свою фотографию. Ну и кто бы сомневался — норвежец выбрал для свидания именно Фуркада! — Он просто сведет меня с ума! — без всякого предисловия начал Мартен. — Ты о ком? — Эмиль сделал вид, что не понимает причину негодования француза. — Эмиль, не прикидывайся! Ты прекрасно знаешь о ком я говорю! — выбить почву из-под ног Фуркада оказалось не так-то просто, — Я об Антоне! И не вздумай спрашивать о каком — ни за что не поверю, что ты не понимаешь. Эмиль улыбнулся — он уже давно заметил, что Шипулин является самым большим раздражителем в жизни Мартена, и тем более, давно понял причину этого раздражения. — И чем тебя на этот раз задел этот неудачник? — Не смей его так называть! — вскинулся Фуркад, — Антон не неудачник! — Ну, я просто повторил твои же слова, — Эмиль поднял руки вверх, всем своим видом показывая, что не собирается спорить с французом. Мартен тяжело вздохнул, поднял на норвежца несчастный взгляд, в котором кроме сомнения и жалости к самому себе, читалась еще такая невероятная тоска, что Эмилю стало нестерпимо больно за своего друга. — Как у вас с Тари все началось? — с надеждой в голосе спросил Фуркад, — Как ты ему сказал? Или это он сделал первый шаг? — Да даже не знаю, — задумался Сведсен, — Как-то само собой все завертелось. После того, когда ты не смог сдержать свою глупую ревность и отыгрался на Тари вовремя гонки. Он вспомнил, как тогда, в тот вечер, почти по-отечески потрепал Тари по волосам и не смог удержаться от более интимного жеста и приласкал его щеку. Как после этого его мальчик так доверчиво отозвался на эту несмелую ласку, повернув голову и прикоснувшись губами к его запястью. И именно это робкое прикосновение придало смелости самому Эмилю — он быстро переместил свою руку на затылок Бё, уже более сильно сжимая ее, и притянул его к себе, захватывая его губы в собственническом поцелуе. — Вот именно, что глупая ревность, — Мартен выдернул Сведсена из воспоминаний, — Глупо ревновать человека, которому на тебя наплевать со всех сторон. — Ты серьезно думаешь, что Антону наплевать на тебя? — А как назвать то, что он общается с кем угодно, со всеми… всем улыбается… С Тари вообще почти не «разлей-вода», а со мной… пара сухих приветствий, да и то, когда уже просто деваться некуда. Он даже, когда руку пожимает старается побыстрее ее убрать и даже в глаза не смотрит. — Мартен снова горько вздохнул, — И вот как ты себе представляешь, что будет, если я тут еще со своими ненужными чувствами влезу? Не знаешь? Зато я знаю! В лучшем случае просто двинет в морду, а в худшем… даже думать об этом не хочу! — А ты не думал, что может ты тоже ему нравишься, но он просто так же боится, как и ты? — осторожно начал Эмиль. — Не может! — резко оборвал его Фуркад, — Ты посмотри, как на него девки вешаются… и не только из его сборной. Ваша Тириль во все услышанье болтает только о том, какой Антон славный, хороший, красивый и замечательный! — Ну это Тириль так говорит, — сделал еще одну попытку Свендсен, — Это же не Шипулин засыпает ее комплиментами… — Да ну тебя! — Фуркад только махнул рукой, — Тебе меня не понять. «Да где уж мне!» — подумал Эмиль, но промолчал. В голове уже начинал созревать план, как свести этих двух влюбленных идиотов. *** — Ты уверен, что это необходимо? — Эмиль лежал на диване и лениво выводил на груди у Тари, одному ему видимые узоры. — Абсолютно! — безапелляционно ответил Бё. — Тем более, что самое сложное уже позади. Они оба здесь, и ни один из них не подозревает, что это не случайность. Теперь нужно только одного из них чуть-чуть подтолкнуть. Антон сразу отпадает — уж слишком совестливый. А вот с Мартеном можно попробовать — главное убедить, что никакого насилия над волей не будет. Тарьей замолчал, вспоминая недавний разговор с Шипулиным. Фраза, брошенная вскользь: — «Это как же мне надо нажраться, чтоб найти силы хотя бы в глаза ему взглянуть.» — навела его на эту невероятную авантюру. — Значит так: Антона я беру на себя, а Мартен полностью на тебе. Эмиль улыбнулся, прижимая свое сокровище к себе еще крепче, и шепча в губы между поцелуями: — Что-то я уже начинаю сомневаться в том, что инициатором наших отношений был именно я.