стужа.

Стужа обжигала кожу цепкими морозными лапами. Сердце, покрытое синеватым инеем, качало по венам талый, талый лёд. Так холодно, и даже горячий чай, который сидевшая рядом девушка налила из термоса в металлический колпачок, не помогал согреться. Холод схватился за мою душу, замораживая внутренности, мечты, стремления на долгие века. — Ты слишком замерз, — прошептала она, и снежинки на белых ресницах таяли от теплого дыхания. Я трепетно вздохнул, согласно кивая. Чёрные хрупкие березовые ветви гнулись под тяжестью окутавшего их льда. Блестящий снег устлал поля и леса вокруг нашей деревни. Вся природа будто замерла, когда мое пылающее сердце издало последний стук, дожидаясь родного тепла, которое могло бы её разморозить. Но стужа, полная крепкого русского духа, не могла просто так сдаться вражескому жару. — Мне так холодно, — прошептал я, уронив заледеневшую голову на ее теплое плечо. Она, будто прочитав мои мысли, мягко положила на нее руку и пропустила пальцы сквозь сосульки золотистых волос. — Этот холод не будет длиться всегда. Даже там, на далеком севере, стужа не вечна. Её сменяет мокрая весна, а затем и цветущее лето. Любой лед когда-нибудь тает, милый. Я улыбнулся, из-за чего лед на посиневших щеках болезненно треснул. Кожу неприятно закололо, и я вздрогнул. Она взволнованно встрепенулась и прижала мою голову ближе к своему плечу. Небо было чистое, необычно чистое для этих дождливо-снежных краев. Солнце заняло свое положенное место в зените лазури и светило так ярко, словно могло прогнать этот вечный холод. — Когда я была маленькой, — начала она, — я всегда выходила на крыльцо и долго-долго смотрела на снежное покрывало, укутавшее землю. И, клянусь тебе, через несколько недель на тех местах, которые я прожигала своим детским взглядом, прорастали подснежники. Я молчал. Она была как сама весна, что вдыхает жизнь в каждую веточку, в каждый листок зеленого естества. Она была юной богиней, что отправили на Землю присматривать за неопытной и наивной жизнью. Она оберегала каждого зверька, каждый цветок, и я не понимал, что она увидела во мне — промерзшем насквозь, пустившем стужу в свое сердце. Я переплел свои дрожащие пальцы с ее — тонкими, но крепкими. — Мерзлота всегда рано или поздно расцветает белоснежным жасмином. Я так люблю его изящный аромат… — тихо проговорила она. И поцеловала, ласково прижавшись теплым ртом к моим покрытым инеем губам. Внутри меня первопроходец поставил ногу на хрустящий снег Аляски. Сердце облилось талой водой и завелось, отбивая неровный ритм. Куда-то внутрь, звонко журча, устремился ручей. Она поцеловала мои холодные веки, и с ресниц первым дождем пролились талые снежинки. Я уверен, она будет со мной, пока последние льдины в реках моего сердца не растают. На бледных мокрых щеках проступил влюбленный морозный румянец. Я взглянул на нее с благодарной нежностью, а она молча улыбнулась в ответ. Её пухлые губы цвета пылающей розы не вызывали страсти. Они просили, чтобы их целомудренно погладили шершавой подушечкой пальца, мягко прижались на несколько мгновений в прозрачном поцелуе. Любовь, конечно, любовь могла прогнать эту вечную стужу. Навсегда прогнать из души, пока в моей ладони ровно пульсирует горячая кровь. Никакой холод не был страшен, пока она пускала свои пальцы гулять по моей златокудрой, тяжелой голове. На дворе стоял жаркий июль. И в ноздри забивался мягкий запах жасмина.