Когда прошлое забыто, настоящее становится незабываемым. Мартин Эмис. Другие люди: Таинственная история
Сколько я себя помню, я жил в месте, насквозь пропитанным запахом ядовитых лекарств, кровью и смертью. Только тогда, когда я не без труда убежал оттуда, я понял в каком аду находился. Нет, родители отправили нас с сестрой сюда не потому, что не любили нас, а потому что к нам в город приехал врач. И вот, когда проводили осмотр среди детей, выяснилось, что все дети от четырех до десяти лет больны и нуждаются в срочном лечении заграницей. Доктор этот, который поставил нам всем диагноз «мертв», грубо говоря, из Германии. Реабилитация тоже должна была проходить в Германии, в Мюнхене. Мама моя очень доверчивая была. Я, порой говорил ей всякую чушь, а она слушала и верила всему, что я говорил. Она моментально подписала согласие на проведение «нужных» операций. Мне показалось, что она даже не прочитала саму суть договора. Нас, детей, посадили в машину и, проехав метров семьсот, мы услышали взрыв. Все находящиеся в машине дети тотчас начали оборачиваться назад. Я последовал их примеру. Моему взору открылся вид горящей деревни. Дальше все поплыло и я не могу вспомнить, да и не горю желанием, что было потом. Единственный родной человек, оставшийся в живых, моя сестра — Рури. То, что дороже всего для меня, отобрали ровно через пять лет. Нас привезли в мрачное здание, очень похожее на больницу, но чего-то в нем явно не хватало. В этом здании находились исключительно дети. Я стоял и держал сестру за руку, вытирая скатывавшиеся по щекам слезы. Все малыши, младше меня, даже не понимали всей ситуации и непонимающе хлопали своими любопытными глазами. А те, кто чуть постарше, старались успокоить младших, таких как я. Когда я слегка успокоился, но все еще пребывал в шоке, ко мне подошли двое мужчин в белых халатах и масках. Они подняли меня над землей за шкирку и куда-то понесли. Рури хотела было заступиться за меня, но какая уже разница? Ее тоже схватили и потащили в противоположном направлении. С того дня, я видел Рури только раз. Когда была общая перекличка, она стояла рядом со мной. Она с такой любовью и нежностью смотрела на меня, что мне стало казаться, что мы виделись сто лет назад. Она присела на корточки и шепотом сказала мне:"Мы обязательно убежим отсюда. Не переставай в это верить!» Этот голос отзывался в тяжкие моменты, когда мне было больно и когда я находился между небом и Землей. Рури давала мне силы идти дальше. И вот, в один день, этот проклятый доктор забрал ее у меня. Меня, как и всегда, привели в мрачную комнату, откуда исходили самые мерзкие запахи и раздавались ужасные детские крики и плачь. В центре стоял стол, а вокруг него столики поменьше и на колесиках со специальными аппаратами и инструментами для проведения операций. Каждый раз, когда люди в белых одеждах приводили меня сюда, в глазах непроизвольно появлялись слезы. Я знал, что не уйду из этой комнаты, без шрамов от только что проведенных операций или без ожога. Мои руки завязаны у меня за спиной. Малейшее движение кистью — жгучая боль проходит по телу. Эти эксперименты проводят настолько часто, что все увечья на моем теле не успевают зажить до конца. Меня подталкивают к столу, над которым моргает старая лампочка. Сбоку стоит еще одна лампа, включив которую можно осветить все помещение без дополнительных источников света. Возле столика с инструментами стоит человек в белом халате и такой же шапочкой и гремит склянками с веществами. Он стоял спиной ко мне. Как и всегда стоит. Я ни разу не видел его лица, хоть и бываю в этом месте намного чаще остальных.«Приветствую, сотый пациент Момо-чан!»
Его грубый низкий голос огласил мой номер. Я перевел на него свои плохо видящие глаза. Ничего, кроме белого размытого пятна в серой неразборчивой массе я не смог разобрать. Атмосфера в помещении резко поменялась. Я привык к этому. С самого первого опыта, как раз над глазами, я задаю один и тот же вопрос — «Почему именно я?»«Давай же, проходи и ложись! Нам с тобой будет БЕЗУМНО весело!»
Я никак не отреагировал. Мои сопровождающие толкнули меня к столу, развязали руки, стянули с меня мою больничную рубашку, положили животом на кушетку и привязали руки к ножкам стола. Вы наверняка спросите, а почему же я не сопротивляюсь? А смысл? Что мне еще остается делать, кроме как повиноваться? Да, я не дурак и прекрасно понимаю, что если буду покорным — то ничего взамен не будет. На том месте, где лежала моя голова, еще остались следы предыдущей операции. Засохшее пятно крови понятно давало знать о том, что здесь многие умирали. Кровь была не только на больничном столе — она была везде: на стенах, на полу и даже на потолке. Как таковых друзей у меня здесь нет, то предположим, что это кровь одного из моих знакомых, который так и не вышел из этой комнаты. «Ну же, не надо так дрожать, дорогой Хелен! Ich werde nie erfahren, wie du dich fühlst. Schmerz? Ekel zu mir? Oder bist du nur Sauer, weil unsere Truppen deine Eltern erschossen haben? *» ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- *"Я никогда не узнаю, как ты себя чувствуешь. Боль? Отвращение ко мне? Или ты просто злишься, потому что наши агенты расстреляли твоих родителей?» ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Его рот расплылся в бесовской улыбке. Я ни слова не понял из того, что он сказал потом. Я прищурил глаза и смог разглядеть клеймо, поставленное немецкими врачами. 100. Мой порядковый номер. Я почувствовал, как его тяжелая рука щупает мою кожу на спине. И буквально через секунду другую, мне под лопатку входит шприц, наполненный каким-то веществом, во всю иглу. Я издал приглушенный стон. Моя рука машинально сжалась в кулак да так сильно, что костяшки на моей итак бледной руке побелели. Что-то очень холодное я ощутил внутри себя, после того, как доктор вынул шприц. Чувства были смешанные: меня трясло, знобило, во рту появился отвратительный привкус молока с кровью. Мой мучитель был немцем, как я говорил ранее. Насколько я помню, он получил специальное разрешение на проведение своих опытов над детьми без родителей. В моменты, когда мне было особенно больно, я вспоминал старшую сестру и ее слова, произнесенные уставшим и замученным голосом:«Мы обязательно убежим отсюда. Не переставай в это верить!» Люди в белых халатах, стоящие возле выхода и созерцающие все это, спросили что-то на немецком у доктора и, получив одобрительный кивок, удалились из комнаты, оставив нас с ним наедине. Когда профессор закончил вводить вещества под кожу, он вынул шприц и отошел к дальнему столу с прибором, очень напоминающий дефибриллятор. Перед глазами плыло и темнело. Видимо то светло-голубое вещество, которое он ввел сразу после черного, начало действовать. Мои мышцы начали гореть. Из глаз потекли слезы. Я начал мысленно прощаться с жизнью. Доктор прикатил прибор ближе к столу и включил его. Машина издала характерный громкий звук. Страх начал одолевать меня еще сильнее, хоть я и привык к ударам тока каждые три дня. В дальнем углу комнаты лежал кнут и ведро, наполненные какой-то жидкостью. От жидкости исходил пар. Кипяток. Значит, он решил вырубить меня, а потом ставить опыты с кипятком.«Раз, два, РАЗРЯД!»
На мгновение, мне почудилось, что моей спины касается раскаленное железо. Затем оказалось, что мне не чудилось. Сквозь меня прошелся электрический разряд. Я даже пикнуть не успел. В глазах тут же потемнело и я потерял сознание. Мое сознание вернулось. Я не мог пошевелиться. Я еле-еле приоткрыл один глаз. Спина горела. Рядом с койкой валялся кнут, окрашенный в яркий красный цвет. Возле входа стоял доктор и громко что-то обсуждал со своими подчиненными, крепко держащими…мою сестру. Профессор тихо смеялся над тем, как плачет моя Рури. Голос её дрожал. Рури произносила мое имя. Снова и снова, пока не перешла на крик. Я хотел открыть глаза полностью и сказать, что я здесь, я жив! Но все мои усилия были напрасны. Вещество проникло в мои мышцы и не позволяло сделать ни единого движения. Рури начала плакать еще сильнее. Ей сказали, что я умер. Сердце в груди стало колотиться все быстрее и быстрее. Мне стало казаться, что оно сейчас сломает мои ребра. Все звуки перемешались в голове и я готов был кричать, лишь бы не слышать всего этого ужаса. Но как будто прочитав мои мысли, сестра начала потихоньку успокаиваться, но голос ее все еще дрожал. — И как таких людей, как вы, Земля носит? — сказала она, всхлипнув. — Не волнуйся, девочка моя. — сказал доктор с немецким акцентом и добавил — Все мы будем гореть в Аду. Рано или поздно — это всего лишь вопрос времени. — Deine Zeit ist gekommen! * -------------------------------------------------------------------------------------------- *Твое время пришло! -------------------------------------------------------------------------------------------- Короткий вскрик и всхлипы сестры прекратились. Вещество начало переставать сковывать мои движения. Я открыл глаза. Моему взору предстала картина, которую увидеть не пожелаешь и врагу: двое охранников в масках выносят мертвое тело моей Рури… Я начинаю кричать… Я открываю глаза и и почти подпрыгиваю на своей кровати. Сон. Это был обыкновенный кошмар, основанный на воспоминаниях. Я пару раз глубоко вдохнул и выдохнул и оглядел свою комнату. Все было так же, как и прежде. А то, что мне приснилось, произошло со мной давным-давно. Именно семнадцать лет назад я убежал оттуда. Семнадцать лет прошло с тех пор, как не стало моей сестры. Уже столько времени прошло, а я не перестаю вздрагивать от случайных прикосновений на спине. Хоть это и было давно, шрамы не затягиваются. Как я говорил чуть ранее, такой участи, как у меня, и врагу не пожелаешь. Тогда, наверное лет пять назад, во мне проснулось желание стать айдолом только из-за того, чтобы поскорее забыть весь этот ужас. Но иногда старые воспоминания все-таки дают о себе знать и я не в силах сделать что-либо с ними.