Связанный чай

      О никчёмной Тсуне в их школе, наверное, хоть раз слышал каждый. И всегда — что-то негативное.       Девчонка казалась воплощением всех возможных только проблем и неудач: спотыкалась, падала, роняла, теряла и терялась, писала тесты на два балла, команда с ней на спортивных соревнованиях всегда проигрывала, ещё она проливала сок на форму, зацеплялась одеждой за все возможные только углы, вечно витала где-то в облаках, иногда даже грызла ногти. И каждый раз вляпывалась в неприятности.       Кусакабе Тетсуя не мог вспомнить ни одного дня, чтобы школьники не шептались о том, что же именно сегодня опять учудила «эта никчёмная».       В общем, поборнику справедливости и порядка, а так же правой руке самого главы Дисциплинарного комитета эта девчонка казалась воплощенным хаосом, ничуть не меньше, — и это при всём при том, что лично они точно никогда не пересекались. И, признаться, не хотелось. Предрассудки предрассудками, слухи слухами, но не могло просто такое огромное количество подробностей возникнуть из ниоткуда.       А потом, во время привычного обхода школы вместе с Хибари-саном, на главу с лестницы упала какая-то мелкая девчонка, и Кусакабе было приказано ей помочь: с первого взгляда же было ясно, что в одиночку это несчастье на тонких ножках собирать вывалившееся содержимое мусорного мешка будет долго, школа и то закроется быстрее.       — Я… я могу и сама! — неубедительно попробовала возразить она, но тут же от чего-то стушевалась, сглотнула, наверное, осознав масштабы будущей работы, и тихо пробормотала: — Буду благодарна за помощь.       Парень был сам по себе немногословен, предпочитая пустой болтовне молчание, но царившая вокруг них тишина отчего-то казалась неловкой. Девчонка чуть ли не вздрагивала от каждого лишнего звука, собирая рассыпавшиеся по ступеням фантики.       — Кусакабе Тетсуя, — решился он нарушить тишину, о чём, впрочем, почти пожалел: от неожиданности школьница дернулась и рассыпала большую часть собранного мусора.       — Ч-что?       — Моё имя, — ответил Тетсу, хмуро смотря на вновь увеличившийся фронт работ.       Школьница от его взгляда как-то странно съёжилась, внезапно очень сильно напомнив парню замёрзшего воробья.       — Очень приятно, — тихо пробормотала девчонка, уткнувшись носом в пол. – Савада Тсунаёши.       Не зная, что ещё сказать, Тетсуя снова замолчал, косо поглядывая на помощницу, пытаясь понять, что же в ней такого, что каждый день школа гудит о новых происшествиях, связанных с этим именем. И… ничего не понимал. Обычная школьница. Растрёпанная, немного неловкая, выглядящая жутко серьёзно и чуть нахмуренно даже собирая цветастые фантики от конфет.       Вежливая ещё. Горячо поблагодарила за помощь, склонилась в поклоне так рьяно, что чуть не полетела носом прямо в землю, парень едва успел её придержать за плечи. А девчонка, смущаясь собственной неуклюжести, сильно покраснела, побледнела и склонилась ещё раз, на этот раз более удачно, и, подхватив сумку, убежала в сторону школьных ворот, проделав всё это так быстро, что Тетсуе оставалось только проводить её удивлённым взглядом, задумчиво потерев шею.       — Воробей же, — задумчиво озвучил собственные мысли Кусакабе: слишком яркие ассоциации никак не хотели пропадать из головы. — Воробей и есть. Шебутной.              Всю следующую неделю Тетсуя невольно слышал краем уха про новые приключения «этой никчёмной» и чувствовал себя на редкость озадаченным. Пробыв с девчонкой наедине около часа, он мысленно соглашался с тем, что, да, она могла, она всё это могла: уронить кипу документов, спалить омлет на занятии по домоводству, упасть во время стометрового забега, получить волейбольным мячом по голове… Всё-таки она была слишком неуклюжей. Но злые насмешки в её адрес парень искренне не понимал.       В смысле, с кем не бывает? Каждому может не повезти. Тут уж Саваде скорее сочувствовать надо: вопреки её имени, удача к ней привязываться совершенно не желала, будто бы даже обижаясь на такую попытку лишить свободы.       Кусакабе, в общем-то, тем и занялся: сочувствием.       Вмешиваться в происходящее было не в его правилах, не в его обязанностях, но вот поддерживать порядок на вверенной ему территории — это он мог. Мало кто из особо рьяных нелюбителей Савады Тсунаёши задумывался, почему, едва они соберутся сделать что-то особенно, по их мнению, весёлое в отношении «этой никчёмной», так где-то рядом сразу же появляются тёмные фигуры членов Дисциплинарного комитета, бдительно высматривающих нарушения.       Девчонка, впрочем, тоже не задумывалась. Или не замечала. Кто её знает, эту странную. Она продолжала всё также вляпываться в неприятности, получать самые низкие баллы по всем предметам, связанным с родной страной, и — маячить перед глазами Кусакабе. Тетсу даже невольно ощутил себя каким-то сталкером: куда бы он не пошёл, всё равно натыкался на эту девчонку, которая, встречаясь с ним взглядом, вздрагивала, бледнела и пыталась побыстрее скрыться. Стоило удивляться, как им удавалось не пересечься раньше.       И, право слово, иногда парень думал, что она боится его больше, чем Хибари-сана, что было категорически невозможно.              А потом — он увидел её в опалённой, потрёпанной одежде, с безумным взглядом и взвившимся, янтарным на солнце, пламенем волос, почти наравне сражающуюся с Хибари-саном, самым сильным человеком в Намимори.       А потом — посмотрел в её глаза… и пропал.       Тихий шёпот листьев, журчание воды в цукубаи, лёгкий стук cодзу о холодный камень, длинные рукава огненного кимоно, расшитого тонкими золотыми нитями, скрывающие руки до кончиков пальцев, пойманное рыжее закатное солнце в чашке чая…       С силой ударив себя кулаком в грудь и только так вспомнив, что нужно дышать, Тетсуя закашлялся и поспешил уйти, пока его никто не заметил.       Это было слишком. Просто… слишком.       Магия связанного чая огненным цветком распустилась в глазах обычной неловкой девчонки, собирающей на своём пути все углы и неприятности, превратив её — в кого-то особенного. Как минимум для одного человека.       Щёки подозрительно потеплели, а челюсть свело, словно он только что попробовал запихнуть в себя через рот весь мир, но провалился, отчего мир этот был раскрошен судорожным сжиманием зубов.       На языке — словно радиоактивная пыль после атомного взрыва — горчило чужое имя:       — Тсунаёши.              Кокуе давно косили глазом на их территорию, обострение ситуации было вполне себе ожидаемо, непонятно только одно: почему именно в тот момент. Против Хибари-сана, Кусакабе знал точно, никто из обычных людей не выстоит. А необычных в Кокуе не было. По крайней мере, по последним данным, и если внезапно что-то произошло, настолько серьезное, что те рискнули выступить в открытую, значит, только глава с этим справиться и сможет. Кто, если не он?       В такие моменты Тетсуя искренне злился на самого себя, что он — обычный, бесполезный, только обуза. А потом вспоминал, что, если Хибари-сан ушел на дело, обязанность следить за порядком падала на его плечи, и брал себя в руки. Причина была той же, гулким эхом звучащая в голове: кто, если не он?       Потому — с тем странным диким парнем в форме Кокуе он сражался серьёзно с первого же момента встречи.       Потому — горечь поражения травить его будет до конца жизни.       Слабак.       Даже та девчонка с чайными глазами испуганного воробья принесла Хибари-сану больше пользы, чем его правая рука.       Если стиснуть зубы, то можно признаться хотя бы самому себе: Кусакабе был ей благодарен. Тот бой наверняка не был честным, потому что глава скорее бы умер, чем проиграл, а против подлости вся сила ударов бессмысленна. И ни один член комитета не смог бы оказать помощь.       Тсунаёши — смогла.       И, пожалуй, Тетсуе стоило бы уже смириться: он восхищён гораздо сильнее, чем позволял себе изначально.              То, что с девчонкой-воробьём что-то произошло после тех событий в Кокуе или во время них, Кусакабе заметил сразу: так сильно она изменилась. Словно воробей внезапно оброс шерстью, когтями, зубами и шрамами, настороженно шевеля треугольными ушами, вслушиваясь в любой намёк на угрозу, но при этом продолжая казаться воробьём, — тот ещё сюрреализм выходил в итоге.       Однако… это казалось даже… милым?       Поймав себя на подобной мысли, Тетсуя минут на пятнадцать завис посреди школьного коридора, отпугивая от себя любопытствующих весьма своеобразным выражением лица. Никогда бы он не подумал, что образ мысли Хибари-сана опосредованно может оказывать влияние и на подчинённых.       «Мило».       Подумать только.       Жутко захотелось приложиться лбом к стене со всей дури — мешали осуществить это, если по правде, только волосы.       И, возможно, тихий проблеск разумной мысли: «Не поможет».              Заниматься самообманом не было в привычках у Кусакабе, а потому, сидя на коленях за низким столом и в столбик записывая все свои наблюдения по поводу странного воробья, отзывающегося на имя «Тсунаёши», — так в заголовке и обозначил, «воробей», — с каждым новым символом, всё глубже и глубже осознавал, в какую же пропасть заглядывает.       Пропасть в ответ смотрела снизу вверх и щурила чайные глаза, скрывая их от солнечных лучей за пушистыми ресницами.       И молчала.       Молчание это казалось практически невыносимым, потому что Тетсуя действительно не практиковал самообман, а звание правой руки Хибари-сана обязывало быть внимательным к самым разным мелочам, казалось бы, даже не связанным между собою на первый взгляд. Этому научила воистину погодная переменчивость характера босса и необходимость понимать причины его недовольства.       В общем, он видел: вокруг группы школьников творится что-то странное и опасное. Он видел, что сама эта группа подбирала людей под стать себе: каждый из них был… воином. И громкоголосый итальянец-новичок, всегда вспыхивающий как свечка. И вечно улыбчивый Ямамото, сосредоточенно раз за разом отбивающий бейсбольные мячи из автомата обратно с такой силой, что на том в некоторых местах оставались вмятины. И Сасагава Рёхей, вот уж кто был настоящим бойцом, сносящим прочь как противников на ринге, так и любые препятствия за его границами. Недавно к ним же присоединился и Хибари-сан, не переносящий шум и толпы людей…       А возглавляла всех Савада Тсунаёши. Вряд ли девочка сама осознавала своё место в их жизни, однако сотворенный её присутствием хаос окутывал окружающих людей, как плащ, и Кусакабе ясно видел: она тоже воин. Как Томоэ Годзэн или скорее Накано Такэко, которая пала в бою, защищая замок… Разве что Тетсуя верил, что девочка не падёт, как не пала духом в течение всего того времени, что подвергалась насмешкам других школьников.       Он смотрел на ровные чёрные ряды символов на белом листе, и чувствовал, как вновь пропадает дыхание, стоит лишь вспомнить распустившееся огненное соцветие в глубине чужих глаз.       Он был восхищён.       Он был… смущён.       Он признавался себе, что хотел бы видеть напротив эти глаза каждый день, каждый час, каждый миг, будучи готовым подхватить на руки их хрупкую обладательницу, чтобы её неловкость не мешала той парить.       Летать.       Жить.              В пятницу Тетсуя попросил её задержаться после уроков, прийти на задний двор, и, едва школьница в нерешительности замерла напротив, набрал в грудь побольше воздуха, вытянувшись струной.       — Савада-сан! — официально и громко начал он, тут же недовольно поморщившись от выбранного тона: слишком уж тот напоминал перекличку в строю дисциплинарного комитета, не хватало лишь ровных рядов парней за спиной. Он невольно стушевался, представив это, кашлянул в кулак и продолжил уже спокойней, впрочем, не отводя от Тсунаёши решительного взгляда:       — Савада-сан, я прошу вас.       — Что такое, Кусакабе… сан? — странным тоном отозвалась девушка, немного запнувшись на суффиксе, что парень мысленно списал на волнение от сложившейся ситуации.       — Савада-сан, я искренне восхищаюсь вашей силой духа, вашей… стойкостью, — он почувствовал, как сильно начинают гореть его щеки от смущения, а потому поспешил перейти к сути. — Я хочу разделить свой жизненный путь с вами! Вы мне, — Тетсуя запнулся лишь на одно короткое мгновение, — нравитесь.       На школьном дворе воцарилась тишина, не дул даже ветер, школьница стояла, опустив взгляд в землю и молчала, а Тетсу замер напротив в ожидании ответа, каким бы он ни был. На самом деле, он всё уже решил для себя. Что бы ни прозвучало сейчас, дорога его всегда последует за Хибари Кеей, а тот, возможно, не осознавая этого сам, был связан с группой школьников с духом воинов, возглавляемых Савадой Тсунаёши… Тетсуя же был и останется правой рукой своего босса.       Что бы ни произошло сейчас.       Девушка глубоко вздохнула, чуть дрогнули её плечи, и как-то странно изменилась царящая в округе атмосфера, словно из-под воробьиного оперения вновь проглянули блестящие острые белоснежные клыки и дёрнулись треугольные уши.       — Прости, Кусакабе-сан, — лёгким и, кажется, не испытывающим сожаления тоном ответила Тсунаёши, непривычно изящным, чуть показательным жестом указала на себя. — Это тело, — провела она рукой сверху вниз, — то есть, я… Я уже одержима другим.       Вечернее солнце выглянуло из-за туч, красным маком мелькнув в её правом глазе, и Кусакабе невольно сглотнул. Нерешительно, словно не была уверена, стоит ли это делать, школьница махнула ему рукой и, несколько раз запутавшись в ногах, покинула школьный двор.       Тетсуя заставил себя стоять прямо, пока силуэт её не скрылся за поворотом, и лишь после выдохнул напряжение из лёгких.       Он не жалел.       Он был готов к любому её ответу.       Но…       Почему-то…       Горло словно что-то сдавило.              И он двумя пальцами оттянул внезапно ставший тугим ворот школьной рубашки.