Дом

На почти вымерших улицах и в опустевших скелетах домов Затопленного квартала никогда не было абсолютно тихо. Всплески застоявшейся, пропитанной чумным смрадом воды, писк крыс и предсмертные стоны плакальщиков, казалось, звучали отовсюду, и от них невозможно было скрыться. Но комната с высокими потолками, спрятавшаяся под самой крышей счетной палаты, была наполнена своей собственной музыкой. Шуршали, переворачиваясь, страницы старинного фолианта, оставленного на столе на забаву сквозняку. Упорный ветерок дул со стороны моря и даже в эту комнату, чудом сохранившую все окна и двери целыми, он умудрялся проникнуть сквозь щели между перекрытиями и трещины в кирпичной кладке. Где-то совсем близко, за окном потрескивал костер, разведенный на самодельных мостках в жестяной бочке, и слышны были шаги китобоев, несущих ночную вахту. Едва пробудившемуся и вовсе еще не проснувшемуся Корво нравились все эти звуки. В залах императорского дворца каждое, даже самое легкое движение отдавалось в воздухе режущим слух эхом, почти хрустальным звоном. Под конец дня даже собственные шаги оглушали, и хотелось лишь нырнуть как можно глубже в соленую океанскую воду, где все, что ты слышишь – гудение в ушах от непомерного давления толщи над головой и далекие песни китов. Сейчас же Корво наслаждался этой не-вполне-тишиной, медово густой и вязкой после недолгого, но сладкого сна. Но когда вездесущий сквозняк лизнул обнаженную спину, заставив пробежаться по коже волну мурашек, Корво тут же вынырнул из блаженной дремы и, недовольно застонав, натянул тонкую жесткую простыню до самого носа в бесплодных попытках согреться. Он было хотел опять погрузиться в приятную полудрему, но тут услышал тихие голоса, доносившиеся со стороны двери. Корво инстинктивно напряг мышцы левой руки, готовый в любой момент исчезнуть, растворившись в черной дымке, и прислушался к разговору. -...список: имена, адреса, предписания по устранению. А теперь ступайте и не беспокойте меня до утра, - раздав приказы, Дауд закрыл за ассасинами двери и вымученно и слегка раздраженно выдохнул. Последовала пауза, после которой решивший пренебречь использованием лестницы Дауд в мгновение ока очутился у кровати, на которой растянулся завернувшийся в простыни Корво. -Не могу поверить, что мне действительно пришлось притвориться, будто я зеваю, чтобы никто не услышал твоих завываний, - тоном разочарованного учителя проговорил Дауд и пнул мыском тяжелого сапога одну из ножек кровати. Не вызывающая доверия конструкция со скрипом заходила ходуном, но устояла. Корво буркнул ругательство в подушку и резко сел, с непониманием и раздражением глядя снизу вверх на Дауда. -Сдается мне, эта развалина не выдержит и пары ночей, - как ни в чем не бывало рассуждал тот, присаживаясь со вздохом на край вышеупомянутого предмета мебели и прикуривая самокрутку. Рассеянный и холодный лунный свет заполнял комнату призрачно-белым сиянием, и все вокруг будто покрывалось предрассветным инеем. Казалось, от этого становится только холоднее. В этом застывшем ледяном царстве огонек тлеющей сигареты был неуместно ярким и выглядел почти обжигающе теплым. Думалось, будто свет, которого едва хватало, чтобы осветить сомкнутые на сигарете губы, не может сопротивляться напирающим со всех сторон мраку и холоду. Корво, сидя, накинул на озябшие плечи простыню и натянул ее чуть ли не до самых глаз, продолжая бездумно смотреть на сигарету. Дауд склонил голову на бок, глубоко затянулся, и огонек ожил вместе с его дыханием. Яркий красно-оранжевый свет, потеснив тьму, озарил лицо Дауда, но тут же снова почти погас. Пятно свежей крови на тонком речном льду. -Ты до сих пор не привык к холоду, - констатировал факт Дауд, скользнув ладонью от коротко стриженого затылка к шее Корво. Тот продолжал неотрывно следить рассеянным взглядом за пляшущим в воздухе размытым огненным пятнышком. Чувствуя тепло чужих рук, он неосознанно льнул к ним, что не могло укрыться от внимания Дауда. -Хотел бы ты вернуться домой? Сбежать с этого иссеченного всеми ветрами и залитого дождями острова? Из города, который словно сам себя пытается погрести под горами гниющих трупов? – с каждым словом голос его становился все глуше – он уже обращался, скорее, к себе самому. Всегда прямой и уверенный взгляд смотрел не в глаза визави, а на пенящиеся волны лазурного океана, теплого и ласкового, такого далекого от этих омываемых свинцово-серыми водами берегов. У обоих мужчин, сидящих рядом на успевших отсыреть за ночь простынях, родной Серконос успел оставить в памяти лишь светлые воспоминания о беззаботно проведенных – хоть и немногочисленных – детских годах, когда каждый из них был так блаженно далек от дворцовых интриг и божественных «даров». И если слепая вера в честность и дружелюбие жителей Южного острова со временем испарилась, то любовь к теплу почти во всех его проявлениях осталась. Кроме костров инквизиции Смотрителей, которые, отчаявшись, решили очищать души и тела от скверны Чумного Бога священным пламенем. «Вот чушь» - не выпуская изо рта сигареты, ворчал Дауд, когда однажды их с Корво разговор неизбежно коснулся их общего знакомого, - «Он ведь никакого отношения не имеет к чуме!». Корво хотел было возразить, мол, ну почему же, это вполне в духе Аутсайдера: подтолкнуть людей к краю обрыва и наблюдать затем из темного угла, как те неуклюже, но отчаянно борются за жизнь. Но Корво в тот день промолчал, что, впрочем, делал довольно часто, так что некоторые, плохо знакомые с ним люди, принимали его за немого. Зашуршали простыни, заскрипела натужно кровать. Корво отпрянул от ладони к удивлению и, признаться честно, разочарованию ее владельца и сел позади Дауда, подогнув под себя колени. Укрыв их обоих отяжелевшей от сырости простынею, он обвил руками торс слегка напрягшегося, будто ожидающего лезвие клинка меж ребер, ассасина. В таком положении Корво оказался ощутимо выше, поэтому устроил голову на макушке Дауда, прижимаясь к ней щекой. Одна рука скользнула под наполовину расстегнутую рубашку и, почувствовав едва уловимое тепло, исходящее от метки Аутсайдера, осталась на том месте, ощущая ритмичные удары сердца. На крышу с глухим дребезжанием начали падать первые редкие капли дождя. Эти звуки идеально влились в неумолчную симфонию Затопленного квартала, которая уже успела полюбиться Корво, в немалой степени благодаря тому, в чьей компании он привык ей наслаждаться. Прислушиваясь к новому звучанию ночи, он закрыл глаза и начал тихо напевать на почти позабытом языке одного из древних племен, когда-то живших на берегах Серконоса. Служанка матери Корво, ставшая его нянькой и верным другом детства, пела ему эту песню в те редкие ночи, когда гроза бушевала над приласканными солнцем белыми скалами. Поэтому он привык считать эту песню колыбельной, хотя не мог до конца понять значения древних слов. -Я и не знал, что вы умеете петь, Лорд Корво, - не без ехидства в голосе сказал Дауд, расслабив плечи и слегка откинувшись назад. Слова песни были мягкими и певучими и идеально вплелись в мелодию, уже наполнявшую собой ночь. За усеянными дымоходами крышами домов небо начало светлеть, у самого горизонта становясь зеленовато-желтым. Предводитель китобоев и Лорд Защитник, не размыкая объятий, смотрели на весенний, еще холодный рассвет, прогоняющий дождевые тучи, и каждый пытался вспомнить, какими рассветы были в их детстве, дома. Становилось теплее.