Tear you apart

~ С-су-ука, — Джим присвистывает шепотом сквозь зубы и криво усмехается, следя за кем-то внимательным прищуром. Сигарета с красной каемочкой помады кочует из пальцев Ирэн в его рот. Он закидывает ноги на нижний ряд трибун и затягивается, на спортивном поле их школы едва ли разрешено курить, but who cares, у этих двоих слишком хорошо получается изображать невинность. Что вы, мистер Кармер, это же абсурд, как можно курить на спортивной площадке, ведь спорт — это залог здоровья! Мисс Адлер неприкосновенна, чертовка умеет манипулировать людьми, словно человек, забавы ради подкладывающий веточку на дорогу муравьиного строя. А Джим, — о, он так и видит, как мистер Кармер отчаянно роется в его личном деле со словами «Я найду на тебя управу, маленький засранец!», — просто умеет не попадаться. Баскетбольный мяч с грохотом стукается о кольцо, эхом раздаются довольные вопли, и Джим, глядя на эти плечи, и руки, и прилипшую к влажной спине майку, удовлетворенно тянет: «Неплохо». — Архив Джима Мориарти для влажных фантазий только что пополнился? — хмыкает Ирэн. — Сучка, — непринужденно отвечает Джим и затягивается снова. ~ Это место, которое вы, сосунки, видите в американских сериалах про подростков. Здесь хорошая музыка, хорошая травка, темно и можно подцепить кого-то. Именно сюда вы идете после того, как вам весь день ебал мозг мистер Тёрнер. И это место называется «Дыра». Ты узнаешь ее по пьяным подросткам, блюющим в ближайшей подворотне, и, конечно, по дешевой неоновой вывеске над лестницей, ведущей к железной подвальной двери. Джим запивает пивом таблетку. Та шипит на языке и скребет по горлу. Мерцающие блики прожекторов гипнотизируют, вводят в транс, в ушах отдаются ровные гудящие удары барабанов. Визг со стороны — и стука об пол чьей-то туши, решившей прыгнуть со сцены в толпу, за музыкой даже не слышно. Джим лениво кривится в улыбке. Да, здесь такая атмосфера, что ощущение, будто ты на концерте гаражной рок-н-ролл группы, иногда слишком сильное. Особенно, если ты под таблетками. Кажется, кто-то только что сломал себе руку. Мориарти медленно поворачивает голову, смаргивая внезапную дремоту, и ведет взглядом по толпе. Ирэн Адлер уволакивает в туалет какую-то девчонку. Карл Пауэрс плотно скручивает купюру, опасливо озираясь, будто кому-то из присутствующих есть дело до его сраного плаванья. Джон Уотсон мнется у входа, наверное, ищет своего дружка-девственника. Себастьян Моран смотрит на Джима Мориарти. Джим Мориарти смотрит на Себастьяна Морана. ~ Музыка размазывается по сознанию, глушит мысли. Словно заевшая пленка в кассете, замедляется и вяжет. Среди дергающейся в конвульсиях музыки толпы они, стоя посреди зала, выглядят слишком увлеченными этой невербальной еблей взглядами. У Себастьяна — поразительно холодный. У Джима — вязкий прищур снизу вверх. Сколько сантиметров между ними? Расстояние стремительно и раздражающе неторопливо сокращается. 20. 10. 5. 0. ~ Джим просыпается на своей кровати. В комнате слишком холодно и свежо. Какой-то мудак забыл закрыть окно — с осенними ночами нельзя так шутить. В одной из ряда кружек на столе обнаруживается недопитый кофе. Джим делает глоток и морщится — крепкий и холодный — убойное, блядь, сочетание. Ни сахара, ни молока хотя бы. Насколько в говно он был, когда его делал? Рука шарит по столу в поисках пачки красных, настойчиво так, скрупулезно, пока не спотыкается пальцем о зажигалку. Хорошая работа, Вещь. Три щелчка: первый — чирк зажигалки, второй — кнопка на старенькой стерео, третий — пружина в матраце, когда Мориарти плюхается обратно. На электронных часах зеленое «11:02AM SATURDAY OCT 30». Облачко дыма рассеивается по потолку. Интересно, с каких пор у него такой нервный внутренний голос. Джим, вот, совсем не считает, что его должен волновать тот факт, что он не курит ментоловые, что на его столе кофе без молока и сахара, а окно открыто. Со-овсем. Ведь так же?