Перерождённые. Прощённые и свободные

* * *

      Реджину превратили в бесчувственное создание, но способность мыслить, пусть и заторможено, осталась при ней. Она вполне осознавала, что рядом стоял переживающий Генри, трясущий её за руку. Возле дивана застыл агент Нолан, напоминающий одну из этих жутких порцелановых кукол. Он всё ещё стоял с открытым ртом, или же, тоже лишенный эмоций, просто забыл о надобности закрыть его. Выглядело это если не жутко, то очень глупо. Впрочем, сама она скорее всего выглядит не намного разумней, в лучшем случае, как развалившаяся на диване с равнодушным видом Свон.       При взгляде на неё у Реджины слабо, но ощутимо кольнуло где-то в районе сердца. Она не знала, какая из заглушаемых эмоций дала о себе знать, но вид обгорелого материала и бледной грудной клетки однозначно заставили её что-то почувствовать.       Сожаление? Быть может. Но не потому что она сменила гнев на милость, а за совершённое убийство. Да, никто не умер, но Реджина понимала, что если бы не, пока ещё не понятное свойство Свон — быть невосприимчивой к огню, Эмма была бы сейчас по меньшей мере смертельно ранена, а Реджина бы оказалась убийцей. Снова. То, что ею создаваемое пламя было опасно, доказывала покрывшаяся волдырями рука Доннали. Даже в своём состоянии Реджина распознавала гримасу сильной боли на её лице.       Реджина казнила себя за срыв, потому что клялась себе, что больше никто и ничто не сможет довести её до потери контроля. И вот, благодаря Свон, она вновь едва не убила. Свон. Какова ирония. При всей, на данный момент отключенной, ненависти видеть Эмму мёртвой Реджина не желала. В глубине души она чётко это ощущала. Тем сильнее возрастет, когда ей снова позволят чувствовать, ненависть к Свон за то, что довела её до срыва. Это какой-то замкнутый круг, из которого найти выход казалось нереальным.       Последние слова Доннали достигли сознания Реджины пропорционально возвращению ощущений. Первым настиг гнев, но мгновенная оценка ситуации, прежде всего нахождение рядом Генри, и здравый смысл победили, позволяя Реджине взять себя в руки.       — Генри, — выдохнула она и прижала сына к себе, в полную силу осознавая, что едва не устроила пожар, в котором мог пострадать Генри. И не только он. Наверху ещё двое детей. Доннали права, она совсем потеряла рассудок. — Всё хорошо, дорогой. Со мной всё хорошо, — приговаривала Реджина в макушку Генри, пока тот не начал выкручиваться из чрезмерно крепких объятий.       — Мам, почему у Эммы на футболке дырка, — слегка покраснев, спросил Генри, переводя взгляд, с казавшейся дремлющей на диване Свон, на мать. — Она будто горела. Это ты сделала? — добавил он шепотом.       Реджина тоже посмотрела на Эмму, грудь которой была едва прикрыта обгорелыми краями. Причина смущения Генри стала очевидной.       — Мисс Свон, наденьте на себя уже что-нибудь, — потребовала Реджина, прикрывая Генри глаза своей ладонью. — Ваша полуобнажённая грудь — это не то, что стоит видеть одиннадцатилетнему ребёнку!       Грудная клетка была не только открытой, но ещё неестественно бледной, почти прозрачной и какой-то впалой, словно Эмму неделями держали в подвале и морили голодом. «Ей бы чаще быть на солнце и больше есть», — отозвалась в голове искра заботы, которую Реджина безжалостно заглушила.       Эмма же в ответ лишь вяло махнула рукой и запрокинула голову на спинку дивана, будто полностью отключаясь.       Тем временем Генри отвёл руку матери от лица и большими глазами уставился теперь совсем не на Эмму, а на то, что происходило позади неё. Туда, где Доннали, стоя к ним спиной, загораживала собой блондинку. Кларк. Восхищение Генри вызвало яркое бирюзовое сияние, окружающее этих двоих.       — Воу! — выдохнул Генри зачарованно. — Мам, ты видишь?! Они тоже светятся! Вы тоже можете пускать огонь? Или можете что-то ещё? — взволнованный новым открытием, Генри дёрнулся было от Реджины, но та дернула его обратно к себе. — Но мам, — умоляюще протянул Генри, но Реджина осталась непреклонной.       Парой секунд позже сияние исчезло.       — Мы не можем пускать огонь, — отозвалась Ария, разворачиваясь к ним лицом, на котором больше не виднелись признаки боли.       Взгляд Реджины опустился на повреждённую руку, которая больше не выглядела повреждённой. Ни покраснения, ни волдырей. Реджина уставилась на появившуюся из-за спины Доннали Кларк. Эта девушка действительно могла исцелять.       — Кларк, проверь на всякий случай Эмму, — сказала Ария.       Кларк кивнула, обошла диван и села рядом с Эммой, начав внимательно её осматривать, на что Свон никак не отреагировала.       — А с этим что делать будем? — вдруг подала голос Кей. Она подошла к агенту Нолану и начала разглядывать его как некий экспонат на выставке искусств. — Ария, он из ФБР. Просто так от него мы не можем избавиться, — заключила она и облокотилась локтём на плечо Нолана, будто тот предмет мебели. — И что теперь?       — Как жаль, что никто из вас не обладает способностью моей матери, — не без печального сарказма ответила Реджина. — Она бы оказалась как нельзя кстати.       — О чём вы? — Ария нахмурилась.       — Моя покойная мать могла стирать воспоминания, что она успешно применяла. В первую очередь на мне, когда я была ребёнком, — Реджина сомкнула губы. Боль от жестокости собственной матери всё ещё была жива.       Очевидно сказанное произвело оглушающий эффект на Доннали и её сестёр. Они ошарашенно застыли.       — То есть, — медленно начала Ария, первой придя в себя, — твоя мать тоже обладала способностями? Значит, ты унаследовала это от неё? Что с твоим отцом?       — Нет, — Реджина потрясла головой. Упоминание об отце вызвало ещё больше боли и сожаления. — Он ничего не мог. Во всяком случае мне ничего об этом не известно. К тому же их уже давно нет в живых, поэтому это не имеет значение, — она хотела закончить разговор о родителях.       — Более чем имеет, — возразила ей Ария. — Мы столько лет пытаемся выяснить, кто мы и откуда? Почему мы такие, и есть ли кто-то ещё? — Ария подошла и встала перед Реджиной. — Если ваша мать тоже была особенной, то, возможно она имеет отношение и к нам.       — Надеюсь, вы не предполагаете кровное родство, — при всём желании Реджина не смогла скрыть отвращения.       Не потому что ей была отвратительна мысль иметь родственную связь с этими особами. Это она могла бы как-нибудь пережить. Нет. Её желудок сворачивался, и содержимое просилось наружу, при вероятности, что она имела сексуальную связь со своей сестрой! Ведь, получается, если они все как-то связаны одним родителем, то Эмма тоже приходится ей сестрой, пусть и наполовину.       Реджина передёрнулась, стряхивая с себя эти абсурдные идеи. Она была единственным ребёнком своих родителей. Кроме Доннали, остальные девушки моложе неё. Она бы обязательно знала, если бы мать была вновь беременна. А отец был самым чутким и верным человеком. Он бы никогда не изменил жене. Впрочем, ведь есть ещё и донорство… Боже! Реджина зажмурилась и затрясла головой. Она не хотела об этом думать. Эмма не её сестра. Точка. Пусть ищут себе других родителей.       — Имеется ли между нами кровное родство или нет доказать не сложно, — продолжила Ария, заставив Реджину снова поднять на себя глаза и не только.       Пришлось задрать голову, так как Доннали стояла слишком близко. При таком расстоянии она подавляла своим ростом и мощью. Даже Генри прильнул плотнее. Поэтому Реджина сделала то, что делала всегда — брала инициативу в свои руки.       — Генри, — начала она. Тот поднял голову. — Милый, я прошу тебя подняться в свою комнату. Мне нужно серьезно пообщаться с нашими гостями. Обещаю тебе, что я скоро поднимусь, и мы поговорим. — Генри поджал губы в протесте, но Реджина поцеловала его в волосы и подтолкнула к двери. — Иди, со мной всё будет хорошо.       Генри сдался и поплёлся на выход. На полпути он остановился, развернулся и посмотрел именно на Доннали.       — Не обижайте её, — решительно сказал он.       У Реджины защемило в груди. Её маленький смелый принц. В горле образовался ком, когда она наблюдала, за выбегающим из кабинета сыном. Как только он исчез из виду, она мгновенно взяла себя в руки.       Она обошла стол, заняла место в кресле, представительно сложила перед собой руки, горделиво приподняла голову и, наконец, почувствовала себя в своей стихии.       «Цирк уродов», — вдруг пришло на ум, оглядев всех присутствующих. И как не прискорбно это признавать, её тоже можно было причислить к этому противоестественному зоопарку. Реджину не прельщало ставить себя на одну планку с этими людьми, но Доннали права. Всё указывает на то, что между ними есть связь, и она обязана выяснить какая именно. «Только бы не кровная», — ещё раз пронеслось в голове, но Реджина заткнула эту отвратительную мысль.       — Итак, — обратилась она к Арии, так и стоящей перед её столом, — я готова обсудить с вами нашу ситуацию, — Ария удовлетворенно кивнула, но с места не сдвинулась. — Полагаю, для этого нам понадобится и мисс Свон. Пусть её когнитивные способности желают лучшего, но такой, — Реджина заглянула за спину Арии, где Эмма полулежала на диване, — она нам определённо будет бесполезной. Ваши Кейлен, — Реджина вновь посмотрела на Арию, — как вы изволите их называть, смогут убедить вас, если они действительно так хороши, что я держу себя под контролем. — Ария задержала на Реджине испытующий взгляд, а затем с немым вопросом в глазах обернулась к Кей.       — Честно? — хмыкнула Кей. — Если дать ей возможность, она разнесла бы тут всё к чёртовой матери, но самоконтроль у этой дамочки может посоперничать с твоим. — Реджина высокомерно вздёрнула подбородок и приподняла уголок губ. — Но, вы не обольщайтесь, — продолжила Кей, — в этом вашем торнадо из эмоций, которое вы так мастерски удерживаете, кроме гнева мы чувствуем и всё остальное. — Торжественное выражение исчезло с лица Реджины. — Там много чего, — не унималась Кей. — Боль, обида, ненависть, страсть… — Реджина сузила глаза и сомкнула челюсть. — Знаете, как говорят — от любви до ненависти… Правда в вашем случае, от ненависти до любви…       — Кей, — предупреждающе вмешалась Ария, когда Реджина привстала и подалась телом вперёд, желая сомкнуть руки на шее этой девки и сжимать, пока она не замолчит!       Как она посмела, таким бесцеремонным образом озвучить то, в чём Реджина даже самой себе не признавалась? Никому не должно быть позволено проникать так глубоко в душу человека и видеть самое сокровенное. Никому!       — Что, Кей? — в голосе Кей слышалось раздражение. — Хватит с ними сюсюкаться. Вся эта вражда по отношению к Эмме только наполовину правда. Между ними так и трещит от напряжения, — Кей ткнула пальцем в Реджину, которая мысленно уже видела развевающийся на ветру пепел этой нахалки, — Знаете что, потрахайтесь! — выдала Кей. Даже тихая Кларк в шоке выпучила на неё глаза, а Хелен разочарованно вздохнула.       — Кей, замолчи, — повысила голос Ария, но в Кей будто чёрт вселился.       — Между вами накопилось столько энергии, что её просто нужно куда-то направить, а так как мы знаем, что вы друг к другу чувствуете, секс — самый приемлемый для этого вариант.       — Кей! — рявкнула Ария, так громко, что вздрогнули буквально все. — Заткнись, — тише, но не менее угрожающе, добавила она, дожидаясь, когда неугомонная сестра сжалась и опустила голову, и снова обратилась к Реджине. — Мисс Миллс, прошу прощения за её выходку. Кейлен сейчас вернут Эмму в нормальное состояние, и мы сможем поговорить. Вы согласны?       Реджина, прожигающая Кей взглядом, сделала пару глубоких вдохов и выдохов, неспешно вернулась в кресло и сдержанно кивнула.       — При условии, что ваша сестра покинет кабинет, — потребовала Реджина.       — Хелен, ты справишься одна? — спросила Ария, не оглядываясь.       Хелен переглянулась с Кей, которая упрямо поджала губы.       — Да, — коротко ответила она.       Кей закатила глаза, фыркнула и выскочила из кабинета.       — Хорошо, — Ария отодвинула один из стоящих перед столом стул ближе к окну и села так, чтобы видеть всех. — Хелен, — подтолкнула она сестру к действию, кивнув на Эмму.       Реджина не понимала, как это происходит у близнецов, и так как её оставили в покое, ей было интересно наблюдать за обратным процессом. Сначала Эмма никак не реагировала, и Реджина уже было разочарованно фыркнула, как Эмма пришла в движение. Она закинула руку на закрытые глаза.       — Это полный отстой, — хрипловатый голос прорезал тишину.       Эмма села ровно, взглядом наткнувшись на восседающую за столом Реджину и едва не попросила Хелен вернуть её в прежнее состояние, потому что смотреть Реджине в глаза, и полностью осознавать всё причиненное ей, сравнимо с медленной бесконечной пыткой. И Эмма не знала, как долго она продержится. Притом что сейчас эмоции ей вернули не до конца. Это Эмма поняла, когда посмотрела на свою запоротую футболку и на руки, которыми творила мистическую фигню, и даже озадаченности не ощутила.       — Ты всё ещё меня контролируешь? — она обернулась к сидящей рядом Хелен.       — Отчасти, — призналась Хелен. — На тебя навалилось слишком много за чересчур короткий срок. Мы не хотим, чтобы ты, как говорит Кей, слетела с катушек, — она мягко улыбнулась. — Какое-то время мы будем за тобой присматривать, пока не сможешь справиться сама.       — А если я никогда не справлюсь? — Эмма смотрела Хелен в глаза, выискивая правду.       Что, если её психика настолько расшатана, что без помощи Кейлен она действительно рехнётся окончательно и дорога ей тогда только в психушку. Эмме стало страшно. Она уже провела полгода в клинике и возвращение туда её ужасало. Что, если она останется там навсегда? Это же не жизнь. Тогда уж лучше сразу застрелиться.       — Ты справишься, — ответила Хелен, взяв Эмму за руку, и тревожное сердцебиение замедлилось. Страх утих. Эмма выдохнула. — Тебе не нужно бояться. Мы всегда будем рядом…       — Прям всегда, всегда? — сделала Эмма жалкую попытку пошутить.       — Всегда, — ответила за сестру Ария без тени улыбки.       Эмма внутренне даже сжалась, потому что, намеренно или нет, но это прозвучало скорее как угроза.       — Эмма, — позвала Хелен, вернув внимание Эммы к себе. — Ария подразумевает одну из тонкостей нашего существования. Об этом мы поговорим позже. Сперва нам надо решить, что делать с агентом Ноланом.       Эмма проследила за взглядом Хелен. В паре метров от них стоял Дэвид. О нём Эмма совсем забыла. Он напоминал восковую фигуру, что выглядело жутко. Он хоть дышит?       Эмма подскочила и встала прямо перед ним. Его, смотрящие сквозь, стеклянные глаза вызвали нервную дрожь. Щёлканье пальцев перед его лицом осталось без реакции.       — Что с ним? — забеспокоилась Эмма.       — Мы лишили его всех эмоций, как тебя и мисс Миллс до этого, — Хелен послала Реджине извиняющуюся улыбку. — Правда мисс Миллс управлять сложнее, — добавила она, будто желая сгладить вину.       Эмма избегала смотреть на Реджину, но тут она не выдержала. Потому что ощутила нечто похожее на гордость. Реджина особенная, и она всегда знала это. Даже Кейлен с их феноменальными способностями едва справлялись с её Джиной, куда уж тогда остальным. Эмма сказала бы сейчас что-нибудь шутливое, но Реджина ведь не оценит. Вместо этого она лишь с возникшим теплом в груди наблюдала, как Реджина снисходительно улыбнулась и слегка кивнула, будто принимая извинения.       — Эмма, агент Нолан представляет для нас угрозу, — заговорила Ария, руша момент очарования.       — Что? — Эмма потрясла головой. — Какую угрозу? Почему? — она машинально закрыла собой друга.       — Мы стараемся держаться в тени. О наших способностях никто не должен знать. Уверена, мисс Миллс согласится со мной, — Ария глянула на Реджину, и та подтвердила коротким, но решительным кивком.       — Я не горю желанием, снова оказаться объектом для экспериментов и подвергаться пыткам, — добавила она жёстко.       — Снова? — Эмма, как и остальные напряглась. — Пытки? Ты о чём?       Реджина поджала губы, очевидно не желая вдаваться в детали.       — Мисс Миллс, — взяла слово Ария, — правильно ли я понимаю, о вашей особенности известно кому-то ещё? И вас изучали? Когда? Кто? Возможно эти люди знают и о нас. Нам…       — Это было давно! — оборвала её Реджина, не выдержав натиск. — Очень давно, — продолжила она спокойней и откинулась в кресле. — Моя мать. Это была моя мать. С самого детства она позволяла какому-то доктору истязать меня током.       Эмме не нужна была способность Кейлен, чтобы услышать боль в голосе Реджины. Она вспомнила миссис Миллс. Вспомнила, как кожа покрывалась мурашками, когда приходилось с ней пересекаться. Вспомнила, какое чувство неприязни и недоверия вызывала у неё эта женщина. Эмма не усомнилась, что мисс Миллс была способна ставить эксперименты над собственной дочерью, что в свою очередь вызвало в ней гнев и сострадание одновременно.       Как можно намеренно издеваться над родным ребёнком? Какая же она мать? Таким людям нельзя иметь детей. Неудивительно, что Реджина такая замкнутая и никому не доверяет. Эмма вспомнила, какой была Реджина, когда они познакомились, и какой она стала по мере их сближения. Её Джина была открытой, доброй, весёлой, любящей, заботливой, а затем в памяти всплыло то, что она сделала с её Джиной. Она никогда себя за это не простит.       — Я не знаю, чего они добивались, — усталый голос Реджины вернул Эмму в ещё более суровую реальность, чем её воспоминания. — Я знаю, только, что минимум раз в неделю мать водила меня к знакомому доктору, который цеплял к моей голове электроды и пропускал через меня ток. Это было больно. Я плакала и просила их, прекратить, — сидя с закрытыми глазами, Реджина сглотнула, и Эмма вместе с ней. Желание подойти и прижать к себе пришлось подавить. — Но меня не слушали. Мать спокойно стояла рядом, пока этот мерзкий старик надо мной издевался, а затем она забирала меня домой, укладывала в кровать и стирала память. Утром я просыпалась ничего не помня.       — Погоди, — встрепенулась Эмма. — Мерзкий старик — доктор? Такой с костлявыми пальцами и маленькими глазками и вечно что-то приговаривал?       — Предположим, что да, — Реджина медленно выпрямилась и уцепилась за Эмму взглядом. — Что ты о нём знаешь?       — О нём лично, ничего, — Эмма занервничала. Ей вдруг почудилось, что кожа рук и ног дико зачесалась. Какое-то дежавю. — Но если мы говорим об одном и том же, то это тот доктор, что обследовал меня, когда я только прибыла в интернат, — машинально Эмма начала чесаться. — Потом он ещё часто вызывал меня к себе, чтобы брать кровь, а позже давать витамины. Помнишь, ты беспокоилась обо мне, потому что думала, что я что-то принимаю? — Реджина слабо кивнула. — Я ещё сказала, что чувствую себя здоровее всех, потому что врач даёт мне витамины, — Реджина снова кивнула. — Так вот, это был этот противный докторишка. Правда теперь… — Эмма затихла и в растерянности уставилась перед собой.       — Что теперь? — нетерпеливо спросила Реджина.       — Теперь я не уверена, витамины ли это были вообще…       Эмма больше не наивный подросток. Она многое повидала и пережила, набралась опыта, и сейчас интуиция подсказывала, что вовсе не витаминами её пичкали. Она ведь не могла дождаться новой порции шприца от доктора. Простые витамины не вызывают такую зависимость. Её эмоциональное состояние напоминало американские горки. Эмма вспомнила, как иногда была готова парить над землёй от счастья или свернуть горы от бурлящей в ней силы, а иногда была готова выбить дух из любого, кто попадался на пути или лечь и умереть. Физические нагрузки помогали не рехнуться, и секс.       «Боже», — Эмма закрыла лицо руками. Вспомнилось всё то, что она вытворяла с девочками в интернате.       — Эмма, что ты вспомнила? — подала голос Реджина.       Хотелось бы верить, что в нём действительно мелькнула нотка беспокойства, но когда Эмма опустила руки и посмотрела на неё, её лицо ничего такого не выражало. Хотя с Реджиной ни в чём нельзя быть уверенной. Маскировать свои чувства и мысли она умеет лучше всех. Удалось же ей месяцами притворяться, что они незнакомы.       — Ничего такого, — своим сексуальным опытом в интернате она точно делиться не намерена. — То есть, не совсем вспомнила, а догадалась, — вновь появился зуд на коже, на этот раз на животе. Эмма задрала немного футболку и почесала.       — Где твой шрам? — вопрос и недоумение Реджины сбили Эмму столку.       — Какой шрам?       — Ты распорола себе живот, когда полезла за тем дурацким цветком! — Реджина стремительно встала, обошла стол и, оказавшись рядом с Эммой, бесцеремонно задрала футболку выше. — Здесь, — она провела пальцем по бледной коже, вызвав волну мурашек. — У моей Эммы был тут шрам. — Эмма затаила дыхание. Реджина видимо даже не осознала, как оговорилась. Её ладонь легла на живот, когда она подняла глаза и посмотрела на Эмму. Они стояли так близко, что Эмма чувствовала её дыхание. Тёплое, почти бархатное оно ласкало лицо, согревало, проникало внутрь и разливалось по всему телу. У Эммы закружилась голова от наплыва чувств. — Кто ты? — голос Реджины почему-то охрип.       — Я твоя Эмма, — слова вырвались быстрее, чем мозг осознал сказанное.       Реджина резко отпрянула и спрятала руки за спиной.       — У Эммы Свон, которую я знала, был шрам на животе, у вас его нет. Полагаю, моё недоверие можно считать уместным, — перед Эммой снова стояла мадам мэр.       — Шрам исчез во время перерождения, — вмешалась в разговор Хелен. Она поднялась с дивана, переглянулась с Арией, получила от неё одобрительный кивок и продолжила: — Насколько мы выяснили, во время нашего перерождения, а оно случается после сильной психологической травмы, мы будто впадаем в состояние, сравнимое с комой. За это время наши клетки полностью регенерируются, в том числе и покрытие кожи. Правда, в нашем случае, мы все теряли и волосы тоже, а у тебя… — она нежно пропустила собранные в хвост волосы Эммы между пальцами. — Нужно будет выяснить как и почему.       — Не нужно, — Эмма нахмурилась. — Я уже приходила в себя лысой и ничего не помнящей.       — Когда? — теперь уже Хелен нахмурилась.       — Двенадцать лет назад, когда очнулась одна под мостом в Бостоне.       — Значит твоё перерождение случилось ещё тогда. Что тебя так травмировало? — Эмма посмотрела на Реджину. Они обе знали, что послужило толчком к срыву. Обе так же быстро отвели глаза. — И почему Ария увидела тебя только сейчас?       — Я не знаю, — Эмма задрожала, наверное, потому что её больше не грело тепло Реджины. Та поспешно вернулась в своё кресло за столом. — Можно было спросить миссис Миллс, если бы она была жива. Ведь это она привезла меня в Сторибрук и привела к доктору.       Реджина уставилась в шоке на Эмму.       — Моя мать знала о тебе и твоих возможностях, — это был уже не вопрос, а утверждение.