Свидетели

      На свадьбе своего близкого друга Тарея Бё Антон чувствовал себя неуютно. Крайне неуютно. До дрожи, до нервного сердцебиения, грозящего перерасти в тахикардию. Причин для этого было много. Тут и никуда не девшееся предубеждение к однополым парам (да, да, он знал, что соулмейтов не выбирают, но ведь они выбрали друг друга до появления метки!). И жутко нервирующий его свидетель со стороны Эмиля - Мартен Фуркад, ослепительно красивый в своём идеально сидящем костюме. Загадочно исчезнувший месяц назад, не поздоровавшийся с ним сегодня, но бросающий на него странные взгляды, и заставляющий что-то в животе сжиматься в жгучий щекочущий узел (Господи, он слишком много общался с Тареем, это не пошло ему на пользу!). И ехидная улыбочка Насти, узнавшей, что он будет свидетелем на свадьбе соулмейтов, напомнившая ему другую, тоже очень странную реакцию.        - О... - протянула она, внимательно рассматривая брата. - А кто второй свидетель? Фуркад? Ооо...        И больше не произнесла ни слова об этой свадьбе, сколько бы он её не расспрашивал. Только смотрела долгим изучающим взглядом и иногда улыбалась то широко и счастливо, то ехидно, жутко напоминая времена их беззаботного детства.  Но окончательно покоя его лишила ухмылка Бьорндалена, который должен был проводить церемонию. Минут за 15 до начала основного действа к нему подошла Дарья и что-то быстро зашептала на ухо, косясь при этом в сторону ослепительного Фуркада. У Антона почему-то засосало под ложечкой, а сердце окончательно сошло с ума. Уле выслушал супругу, сверкнул белозубой улыбкой и внимательно вгляделся сначала в Мартена, потом в самого Антона и неожиданно ему подмигнул. Антон сглотнул, схватил с ближайшего стола бокал с первым попавшимся алкогольным напитком и опрокинул его в себя, не обратив внимания на вкус.       Свадьба соулмейтов в современном мире была редкостью, настоящей экзотикой. Наука давно научилась блокировать появление метки, и пользовалось этим достижением подавляющее большинство населения земного шара. Мало кого прельщала необходимость в течение года с момента появления метки обязательно установить связь неизвестно с кем, а потом в течение ещё трёх лет находиться с ним рядом не менее 6 часов в сутки. Такое ограничение свободы современным людям претило, а некоторые виды деятельности, как например профессиональные спортсмены или военные, и вовсе предполагали блокировку метки в обязательном порядке - режим не предполагал установки и поддержания связи. Единственное, что могло взломать блокировку - секс, и изредка пары соулмейтов всё-таки появлялись не смотря ни на что, как например Тарей с Эмилем. Но заключать брак такие пары, как правило, не спешили. Специальный обряд лишь усиливал связь, заставляя и без того зависимых друг от друга людей стать неразделимым целым, потерять всякую возможность когда-либо отказаться друг от друга. А для решения юридических вопросов хватало подтверждённой метки.       Антон никак не мог понять - зачем Тарею эта свадьба? Эмиля он знал гораздо хуже и его мотивы даже не пытался обдумать, но с Бё они дружили много лет, и норвежец всегда казался Антону легкомысленным, беспечным и слишком любвеобильным. А тут вдруг - навсегда, с одним человеком, без возможности уйти, изменить, даже просто хоть на неделю расстаться. Зачем? Почему? Как это может быть нужно?        - Дурачок, - усмехнулся его недоумению Тарей, когда Антон всё же решился спросить его об этом накануне свадьбы. - Соулмейт - это настоящий дар небес. Такого внутреннего тепла, нежности, света, счастья никто и никогда тебе не подарит. Свадьба окончательно стирает границы и связь становится полной. А то, что никогда не уйти и не изменить, так имея такую полноту бытия - и не хочется. И не захочется никогда, точно тебе говорю.        - Но почему же тогда наука так старательно разрабатывала блокираторы меток? Почему люди с радостью за них уцепились и отказываются от блокировки в одном случае из тысячи? - Антон старался не думать об обрисованной другом картине. Слишком заманчиво, слишком волшебно. Кожа на руке, где был вживлён блокиратор, отчаянно зачесалась. Тарей пожал плечами:       - Установка связи действительно не самый простой процесс, сейчас мало кто готов пожертвовать личным пространством и временем ради будущих исключительно душевных, а не материальных выгод. Да и где появились первые разработки, ты же помнишь! Германия хотела завоевать мир, а для этого нужна армия, которая не зависит от вторых половинок. Пришлось и вашим с Америкой быстренько изобретать блокираторы, чтобы не стать немецкой колонией. А потом народ вкусил свободы и независимости, и блокировка стала трендом. А современный мир без границ, в котором от жизни нужно брать всё, и вовсе считает метки тюрьмой и отсутствием "свободного выбора". Хотя, мне кажется, они просто не знают, от чего отказываются.        Антон тяжело вздохнул. Он теперь знал, от чего однажды отказался, и счастлив этому знанию явно не был. То, что описывал Тарей, было так красиво и воздушно, так сказочно и недостижимо, что становилось больно. Он видел глаза норвежцев, когда они смотрели друг на друга, и готов был поверить всем казавшимся фантастическими эпитетам, которыми Тарей пытался обрисовать связь с соулмейтом. Он даже на некоторое время забыл, что речь идёт об отношениях двух мужчин. Когда такая любовь, когда внутренний свет, когда единое целое – разве важно какого пола люди?       А подготовка к свадьбе шла своим чередом. Народу становилось всё больше, времени до начала – всё меньше. Уле больше не смотрел на него, занятый последними приготовлениями, Фуркад весело болтал с Шемппом на другой стороне площадки, Тарей светился внутренним светом, а Эмиль восхищённо любовался женихом. Антон расслабился и начал, наконец, получать от происходящего удовольствие, чему немало способствовал третий бокал лёгкого коктейля. Он даже завязал непринуждённый разговор с оказавшейся рядом Тириль. Норвежка была ему симпатична, даже очень, а от её звонкого смеха в венах быстрее бежала кровь. Он даже подумал, что вечер может закончиться гораздо интереснее, чем казалось. В конце концов, одиночество на чужой свадьбе - крайне неприятное и досадное чувство       Но в тот самый момент, как он предложил Тириль руку, чтобы проводить к предназначенному для неё месту и скрасить ожидание начала церемонии, по спине вдруг пробежал такой отчётливый холодок, что Антон вздрогнул и машинально обернулся. И наткнулся на колючий, острый, почти физически ощутимый взгляд Фуркада. Француз сжимал побелевшими пальцами ножку бокала, сжимал зубы и ни на секунду не отводил от Шипулина взгляд. Внутренности Антона сжались в странном предчувствии, по всему телу пробежала дрожь, а где-то в районе сердца вдруг заскреблись пресловутые кошки. Антон недоуменно передёрнул вмиг озябшими плечами, но всё же отвернулся и продолжил путь. Вот только удовольствие от общества красивой девушки куда-то пропало, а её переливчатый смех показался жеманным хихиканьем и вызывал желание заткнуть уши.       Что это было? Почему Мартен так на него смотрел? Да и вообще как-то странно он ведёт себя в последнее время! Очень странно. Если в сезон все это ещё походило на простое дружеское общение, может чересчур экспрессивное и нарушающее дистанцию, но французы такие, что с них взять, то по его окончанию всё стало совсем уж странно. Мартен не давал ему вздохнуть свободно. Он был постоянно на связи - писал, звонил, вызывал по Скайпу, расспрашивал о тренировках и планах, лез под кожу с вопросами о девушках и туманно намекал на двухнедельный совместный сбор в горах. Только вдвоём. Антон делал вид, что намёков не понимает, от вопросов отшучивался и отчаянно мечтал Мартена послать и отдохнуть от его бесконечного присутствия в его жизни и жуткого картавого тарахтения. Вот только каждый раз, как он открывал рот, что бы сказать, что занят, и вообще завтра на месяц уезжает туда, где телефон не берёт, горло вдруг перехватывало странным спазмом, во рту пересыхало, а сердце пропускало удар.       Мартен исчез сам. Разом, абсолютно неожиданно, после странного разговора о его роли на свадьбе Свендсена и Бё.       - Что? Свидетель? У Бё? - непривычно тихо спросил обычно шумный Фуркад и закусил губу. Антону даже показалось, что до крови, но, подумав, он решил, что это блики на экране.        - Да, а что такое? - пожал плечами Антон, крутясь на стуле у компьютера и не смотря больше в лицо собеседника. - Мы, знаешь ли, хорошие друзья!        - Нет, ничего, всё отлично, - совсем тихо прошептал Мартен и вдруг сказал такое, от чего у Шипулина чуть не отвисла челюсть. - Извини, Тош, мне пора. Увидимся.  И пропал. Не звонил, не писал, растворился. Антон несколько раз попробовал позвонить ему, когда понял, что без вечно бубнящего в ухе Фуркада стало почему-то слишком тихо и одиноко, но тот не взял трубку и не перезвонил. Антон в очередной раз пожал плечами и попробовал убедить себя, что ему совсем не обидно. И даже когда на свадьбе Мартен лишь приветственно кивнул ему издалека, но не подошёл, было снова совершенно не обидно. Ни капельки. Тем более потрясающе красивая Тириль улыбалась и махала ему рукой.       Стоя позади Тарея Антон настолько погрузился в свои мысли, что пропустил большую часть церемонии и очнулся лишь когда Уле предложил новобрачным скрепить союз поцелуем. Выражения лица Бё Антон не видел, зато видел глаза Эмиля, и от безбрежного счастья, плескавшегося в их глубине, Антону снова стало больно. Как вчера, когда Тарей объяснял ему что такое связь соулмейтов.       Очень медленно Свендсен наклонился к Тарею, улыбнулся ему невозможно ласковой и при этом смущённой улыбкой, и коснулся губами губ. В этот момент вокруг них вдруг вспыхнул неяркий золотистый ореол, сгущающийся по мере углубления поцелуя, а потом взорвался, рассыпался на яркие звёзды, осыпавшие свидетелей и присутствующих. Все ахнули, а у Антона перехватило дыхание. Одна из звёзд метнулась к Мартену и закружилась вокруг его запястья, превращаясь в тонкий браслет. Фуркад неожиданно светло улыбнулся и подмигнул Антону, кивая на его правую руку. Опустив глаза Антон увидел точно такой же браслет. Живот снова свело судорогой нехорошего предчувствия.        - Ах да! - просиял улыбкой Бьорндален. - Простите старика, совсем забыл упомянуть об одной важной особенности свадеб между соулмейтами! – он подмигнул побледневшему Антону, показывая, что всё так и было задумано, и никакой склероз его не поразил. - Чтобы молодые жили долго и счастливо, чтобы их брак был полон и лёгок, а границы стёрлись до конца, первая брачная ночь должна стать ночью любви не только для новобрачных, но и для их свидетелей.       И громко хлопнул в ладоши, от чего браслеты на их с Мартеном руках на миг ярко засветились, протянулись друг к другу лучами, обозначая невидимую связующую нить, и, тоненько звякнув, осели на коже широкой золотой полосой.       Над поляной повисла тишина. Кажется, застыли все. И Антон, и новобрачные, и гости. Только Мартен продолжал спокойно дышать и улыбаться во весь рот, глядя на Шипулина.       - Ты знал! – пересохшими губами прошептал Антон. Его едва ли кто-то услышал, но само движение его губ послужило спусковым крючком. Все зашептались, захихикали, зазвенели бокалами.       Бё стремительно обернулся к Антону и залепетал извинения и уверения в том, что для него это тоже новость. Свендсен резко обернулся к Фуркаду и, схватив его за воротник рубашки, дёрнул на себя и зашипел:       - Знал? Поэтому умолял меня, чтоб я позвал свидетелем тебя, а не Тириль? Решил превратить мою свадьбу в фарс, скотина?       Но Мартен молчал. Только по-прежнему улыбался блаженной улыбкой идиота и не отводил взгляд от Антона. И побледневший, растерянный Антон, который не знал чего ему больше хочется – исчезнуть отсюда, или набить Фуркаду морду, смотрел на него в ответ. Не мог отвести взгляд, не мог заставить себя ответить Тарею, не мог даже моргнуть. Ситуацию разрядил Уле:       - Мальчики, сейчас время праздновать и принимать поздравления, - весело сказал он, обнимая за плечи молодожёнов и пытаясь ухватить в объятья заодно и свидетелей. - Всё будет так, как нужно, не переживайте.              Антон обнаружил себя сидящим на скамейке на берегу реки, с бокалом в руке и в полном одиночестве. Закат окрашивал зеркальную гладь воды в сумасшедшую смесь алого, голубого, золотого и белого, а лёгкая рябь медленного течения создавала из них фантастические картины. Антон смотрел не отрываясь и отказывался думать о чём-либо.       - Переживаешь? – раздался рядом тихий мелодичный голос. Антон поднял голову и увидел Тириль, которая смотрела на него с грустной улыбкой и тенью сожаления в глазах.       Антон пожал плечами и снова уставился на цветную фантасмагорию. Ему не хотелось ни с кем обсуждать сложившуюся ситуацию.       - В шахматах это называется «вилка». Ты играешь в шахматы, Антон?       Антон дёрнул плечом. Он не играл в шахматы, но значение этого термина смутно осознавал. Тириль, не дождавшись ответа, продолжила, подтверждая его догадки:       - Это ситуация, когда фигура противника угрожает одновременно двум твоим. И ты никак не можешь спасти обе, потому что ход у тебя только один. Тебе остаётся только выбрать – какой фигурой пожертвовать, а какую спасти.       Антон длинно, протяжно вздохнул, поставил бокал на скамью рядом с собой и уткнулся лбом в скрещённые ладони. Да, именно так он и думал. Пожертвовать собой и всеми принципами, или крепостью брака одного из лучших друзей и человека, который смотрит на него, как на икону. Потрясающий выбор. Особенно учитывая, что других свидетелей у Тарея с Эмилем уже не будет.       Тириль осторожно прошлась пальцами по золотой ленте на его запястье, погладила предплечье и сжала плечо.       - Но знаешь, Антон, я не раз видела партии, в которых выигрывали именно те, кому пришлось пожертвовать фигурой. Главное – правильно выбрать, чем жертвовать.       Шумно выдохнув, Антон откинулся на спинку скамейки и сжал тонкую ручку норвежки, лежащую у него на плече. Говорить по-прежнему не хотелось, но он был действительно благодарен и хотел это показать. Экхофф оказалась не только красивой, но ещё и умной и внимательной. Ужасно жаль, что Эмиль послушался увещеваний Фуркада и заменил свидетеля.       Позади скамейки раздалось лёгкое покашливание и Тириль, на секунду обернувшись, сильно сжала его руку и шепнула:       - Вам надо поговорить, бегство ничего не решит. И помни – даже принеся в жертву важную фигуру, можно выиграть партию.       Легко поднявшись со скамейки она исчезла, а её место занял Фуркад. Выглядел он далеко не так безупречно, как перед началом церемонии – на расстёгнутом пиджаке не хватало пуговицы, помятая рубашка выбилась из пояса брюк и сверкала голубым пятном пролитого коктейля, галстук и вовсе исчез, волосы растрепались, а скулу украшала длинная царапина. То ли Эмиль таки объяснил ему, что портить друзьям свадьбу – не дело, то ли кто-то другой.       - Антон, я…. – тихо и неуверенно начал Мартен, но Антон его перебил.       - Почему ты исчез?       - Что?       - Почему ты исчез из моей жизни? – размеренно и равнодушно продолжил Антон, не смотря на Мартена. – Ты почти два месяца не давал мне спокойно вздохнуть и был в моих мессенджерах, в моём телефоне, в моём скайпе. Я даже поссать сходить у тебя отпрашивался. А потом ты исчез, ничего не сказав. Я звонил сам, ты не взял трубку. Почему? Что изменилось?       - Прости, я испугался. В юности я много читал про соулмейтов, чтобы знать от чего отказываюсь. И про их свадьбы тоже многое знаю. Этот ритуал со свидетелями – не просто так, он действительно нужен новой паре. Как ключ от последнего замка. Вот только для свидетелей он не проходит бесследно, золотые браслеты укрепляют их связь. Раньше в свидетели звали или уже женатых соулмейтов, для них – и без того превратившихся в единое целое – эта связь ничего не меняет.Или тех, кто только начал закреплять связь – золотые браслеты свидетелей помогали связи окрепнуть, быстрее и легче миновать этот период.       Мартен замолчал, смущённо посмотрел на Антона, перевёл дыхание и, откашлявшись, заговорил снова:       - А вот у тех, кого не соединяют метки, браслеты вызывали безудержное влечение. Животное. Не поддающееся контролю. Наверное, чтобы ритуал был завершён в любом случае… - Мартен осёкся и замолчал, но через мгновение зажмурился, на что-то решаясь, и продолжил. – Ты и без того смотрел на Экхофф по-особенному, а мои бесконечные намёки игнорировал. Я устал и испугался окончательно тебя потерять. Прости.       - Значит, решил любыми путями затащить меня в постель… Следовало ожидать от никогда не сдающегося великого Фуркада! - криво усмехнулся Антон и отмахнулся от горячих попыток Мартена что-то возразить, тыкая запястье с золотой полосой ему под нос – Ну и где твоё сумасшедшее влечение, которое я должен испытать под действием браслета? Где, твою мать? Меток у нас нет, браслеты есть, а желание с тобой трахаться что-то не прёт у меня из всех щелей!       Мартен скривился и отвернулся, а потом тихо-тихо проскрипел в ответ каким-то мёртвым голосом:       - Я не знаю. Может дело в блокираторах. А может в чём-то другом. Я правда не знаю, Антон!       От этого странного, такого непохожего на привычный, голоса Фуркада Антону вдруг стало стыдно и… Больно? Он поспешил сменить тему:       - А потом? Когда ты убедил Эмиля сделать свидетелем тебя. Ты не начал общаться со мной снова. И сегодня лишь кивнул, даже не счёл нужным поздороваться и руку пожать.       - Я боялся выдать себя. Проговориться, дать понять, что нас ждёт и спугнуть. Я действительно не мог упустить этот шанс… Прости.       - Ну что ж, – Антон решительно поднялся. Выбор сделан. Хотя, по сути, выбора у него не было. Пожертвовать семейным счастьем близких людей, которые любят друг друга так, как остальным и не снилось, он никак не мог. – Пойдём. Завершим этот идиотский свадебный ритуал и разбежимся.       Мартен хотел было что-то сказать, но так и не решился и только молча пошёл следом.       Решимость Антона закончилась у двери в номер. Алкогольный дурман, так удачно путавший мысли и не дававший ему сосредоточиться на предстоящем, покинул его разом, оставив одну единственную мысль: сейчас он переспит с мужиком. С Фуркадом. Он. Переспит. Бля.       Антон резко остановился перед приглашающе открытой дверью и уставился на Мартена. Тот тоже был явно не в своей тарелке, но смотрел на него с такой очевидной надеждой, что ужас, разлившийся по венам, стал отступать.        - А сверху-то кто будет? - не задумываясь брякнул Антон то, что тревожило его больше всего. Мартен покраснел, смутился и отвёл взгляд.        - Эм.. ну.. эээ.. Понимаешь, ритуал требует, чтобы это был тот, ну..        - Не надо, я понял, - мрачно оборвал его Антон и решительно шагнул в темноту номера Фуркада, пока трясущиеся поджилки не заставили его развернуться и сбежать отсюда. Желательно не в свой номер, а сразу в Россию. В голове всплыл образ отчаянно отводящего глаза Тарея:       - Это не обязательно, Антон, правда. Я уверен. Ты можешь отказаться, и ничего страшного не случится.       Но дрожащий голос, лихорадочный румянец и до белизны сцепленные в замок руки выдавали его с головой. Он был уверен в обратном. Да и сам Антон был уверен тоже – светопреставление со звёздами и лентами точно не было подстроено и не привиделось, а значит играло важную роль в ритуале в целом. Если бы от этого зависела его жизнь, он бы наверняка сбежал, но подвести друга не мог.       Внезапно он почувствовал, как на плечо опустилась тяжёлая рука, и по телу разлилось странное успокаивающее тепло.       - Антон, послушай…- Мартен замолчал, не в силах подобрать слова, и подошёл вплотную, почти касаясь спины Антона грудью, бёдрами – его бёдер, а губами - волос на затылке. Только почти. Антон вздрогнул, но не отстранился. – Я хочу, чтобы ты расслабился. Что бы получил от происходящего удовольствие. Иначе… Иначе…       Его голос дрогнул, дыхание сбилось, и он, не выдержав, сократил и без того почти отсутствующее расстояние, вжавшись в Антона всем собой и легко целуя его за ухом.       - Это должна быть ночь любви, Антон. И я хочу, чтобы ты знал, что я… Я…       Шипулин не дослушал. От такой близости Фуркада с ним творилось что-то невообразимо странное. Сердце колотилось, как бешеное, в ушах шумело, перед глазами плыло, в животе и паху разгорался немыслимый огонь, а одежда отчаянно мешала. Может быть, это было то самое, вызванное браслетами желание, а может что-то другое, Антону было всё равно. Единственным разумным сейчас казалось нечто совершенно для него несвойственное - развернуться, схватить Мартена за ткань рубашки и поцеловать его в губы.       Когда ошарашенный его инициативой Мартен приоткрыл рот, впуская язык Антона, позволяя ему вести, исследовать, узнавать, в голове у Шипулина что-то взорвалось. Яркое, горячее, слепящее и обжигающее. Не осталось ни мыслей, ни страхов, ни запретов, только одно бесконечное желание быть ближе. Разжав кулак, Антон отпустил рубашку Мартена и схватил его за затылок, запустил пальцы в волосы, второй рукой прижимая его к себе за талию. Чтобы не вздумал отстраниться, чтобы даже не пытался разорвать поцелуй. Но Фуркад не пытался. Опомнившись от внезапного натиска, он перехватил инициативу, и теперь уже он изучал Антона – руками, губами, языком, всем телом. Его язык хозяйничал во рту Антона, руки блуждали по спине, спускались к ягодицам, а пахом Антон отчётливо ощущал сквозь одежду возбуждённый член Мартена, но всё это нисколько Антона ни смущало. Он плавился в объятьях, растворялся в них, мечтал о том, чтобы мешающая одежда испарилась как-нибудь сама и для того, чтобы раздеться не пришлось отрываться друг от друга. И совершенно не вспоминал о том, что ещё час назад мечтал провалиться сквозь землю и больше никогда не видеть человека по имени Мартен Фуркад.       Кровать ударила Антона под коленки совершенно неожиданно, и он упал в мягкую перину спиной вперёд, увлекая Мартена за собой. Тот всё-таки разорвал поцелуй и тихонько засмеялся, оперевшись на руки и разглядывая распростёртого под собой Шипулина. У Антона в голове снова что-то взорвалось. На этот раз - похожее на большой воздушный шар, наполненный пузырящимся счастьем. Он смотрел в сияющие нежностью глаза Мартена и не мог не улыбаться. Ему казалось, что его подхватило тёплым ласковым ветром и уносит куда-то в небо.       - Антон… Мой Антон, - прошептал Мартен и поцеловал его в шею, у самой кромки сбившегося воротника.       - Твой… - эхом повторил Антон, прижимая Фуркада к себе, прикасаясь губами к его волосам. – Твой, Марти.       Эти слова так и остались единственными, но слова им были не нужны. То, что происходило с ними, совершенно точно не было страстью, которую должны были обеспечить браслеты. Они раздевали друг друга, не переставая смотреть в глаза и улыбаться. Их пальцы сталкивались и переплетались – и улыбки становились шире. Их ладони гладили кожу, изучая, узнавая – и глаза сияли ярче. Их губы встречались – и сердца начинали биться в одном ритме.       Когда тонкие пальцы Мартена нашли тугое колечко ануса, Антон на мгновение сжался, но тут же утонул в обжигающем взгляде. «Ты мне веришь» - спрашивали эти невозможные глаза, и Антон не мог не верить. Он чувствовал Мартена каждой клеточкой тела, каждым ударом сердца, каждым вдохом. И то, что он чувствовал было круче любой гонки, любой победы. И даже боль первого вторжения не отрезвила его. Он лишь крепче вцепился в плечи Мартена и внимательней всмотрелся ему в глаза, впитывая его нежность и тепло. И боль исчезла, растворилась в ощущении бескрайней свободы и бесконечного тепла, её смыло волнами чего-то яркого, слепящего, гораздо более полного, чем низменное наслаждение.       Третий раз взорвалось уже не в голове, а во всём теле, в душе, в сердце, особенно сильно отдаваясь почему-то в левой руке. Тяжело дыша, Антон прижимал к себе Мартена, целовал его в потный висок и понимал, что после такого вряд ли когда-нибудь захочет спать с кем-то другим. На самом краю сознания мелькнула слабая мысль, что где-то он это уже слышал, буквально недавно. Мелькнула и пропала, не оставив после себя и следа, потому что Мартен скатился с него, лёг рядом, притянул к себе и ласково провёл кончиками пальцев по скуле, по переносице, по векам. Антон послушно закрыл глаза.       - Спи, мой хороший. В первый раз это всегда отнимает много сил. Спи, - мягко прошептал Мартен, продолжая поглаживать его теперь уже по волосам.       Антон хотел было спросить «что это», но голос Мартена убаюкивал, сознание уплывало, а лёгкое и расслабленное тело не могло пошевелить даже губами.       - Я так и не успел сказать тебе, что люблю… - на грани слышимости прошептал Мартен, касаясь губами виска.       «Я знаю, чувствую», успел подумать Антон прежде чем окончательно провалиться в сон. «И я тебя тоже».              Первые утренние лучи золотили потолок, ранние безумные птицы громко щебетали за окном, но Антон не видел лучей и не слышал птиц. Он лежал на груди Мартена, слушал его сердце, и разглядывал их соединённые вместе предплечья, по которым единым полотном шёл рисунок. По активированной метке соулмейтов можно было многое узнать о них самих. Иногда это становилось откровением и для самих соулмейтов. На руке Мартена сухой рогоз, который люди так часто принимали за камыш, обрамлял запущенный берег пруда. На руке Антона тусклое солнце едва золотило небо и хмурое одинокое облако. Но стоило их рукам соприкоснуться и картина обретала краски: рогоз наливался жизнью и цветом, озеро весело бликовало на солнце всеми цветами радуги, а облако на голубом небе окрашивалось золотым и розовым, переставая походить на грозовую тучу.       - И что это значит? – лениво спросил Антон, то соединяя руку с рукой Мартена, то отводя подальше, рассматривая изменения.       - Ну смотри! Я без тебя, - Фуркад отвёл руку подальше, наблюдая,как стремительно засыхает рогоз и покрывается ряской вода. – Болото. Запустение. А с тобой, - Мартен снова соединил их руки, обхватив пальцами за запястье. – Цветущий пруд.       - А я? – зачарованно спросил Антон, мельком отмечая насколько лучше стал понимать ужасный акцент Фуркада. – Без тебя жил в сером и невзрачном мире, а теперь он наливается жизнью и красками?       - Не знаю, - глухо проговорил Мартен, убирая руку, целуя Антона в висок. – Тебе видней.       Сердце Антона кольнуло страхом и неуверенностью, и это было такое странное и непривычно глубокое чувство, что Антон не сразу понял, что оно – не его. Он решительно схватил Мартена за запястье и снова соединил картинки, с радостью наблюдая, как расцветает унылый пейзаж.       - А давай свидетелями на свадьбу позовём твоего братца и Шемппа? – весело проговорил он, вслушиваясь в участившееся сердцебиение Мартена. Снова точь-в-точь попадающее в его собственный ритм. - А то задолбали уже смотреть друг на друга горящими глазами и молчать в тряпочку.