~
Крис проснулся под вечер, измотанный и ужасно голодный. Он видел прекрасные, ничем не обремененные сны. Сны без сновидений, холодные и спокойные, как сама вечность. Его нагое тело отливало практически смертельной белизной в контрасте кроваво-красных простыней (как бы иронично это не прозвучало). Глянцево-черные коротко стриженные волосы подчеркивали холодный оттенок ядовито-серебристых глаз. Сутулые плечи, широкая спина, длинные ноги. Зрительный образ здорового и относительно юного тела. Слепая видимость того, что другие хотели бы видеть. Это бессмертное тело не знает болезни и стечения лет. Кожа не стареет и не скукоживается, кости и хрящи не знают боли и усталости, они не гниют и не тлеют. Время не властно над вампиром. Крис обошел просторную кровать и налил себе крепкого виски, рассматривая с высоты четырнадцатого этажа просторы города и его бурлящий организм. Покров вечера и легкий романтичный сумрак уже сгущались над небом, соблазняя выйти на улицу и немного развлечься. Возможно, поймать какого-нибудь мальчика-девочку или просто понаблюдать за разложением плоти и ощутить пьянящий запах распутства, отдающий потом, пульсирующим живым теплом и дешевой любовью. Весьма заманчивая перспектива, подумал он, натягивая черные брюки и снимая с вешалки длинное пальто. Вампиры не носят нижнего белья. Воздух был густой и тяжелый, именно такой, каким и нравился Крису. Этот город был для него постоянным пристанищем. Куда бы он ни отправился, куда бы он ни сбегал, а убегать приходилось всегда – люди замечали, что его лицо не стареет, а регулярно исчезающие пропащие мальчики только усугубляли подозрения полиции – он всегда возвращался сюда. Потому что этот город он считал своим домом. Ночные огни, яркие и влекущие, раньше их здесь не было, не портили впечатление, наоборот – с каждым своим приездом Крис чувствовал течение времени. Он наблюдал за изменениями, подстраивался под них, получал какое-то странное удовольствие, лицезрея, как изменялся мир, а люди, их привычки, поведение и страхи оставались прежними. Вампиры не боялись света, но Крис почти всегда носил темные солнечные очки, с толстыми стеклами линз, но сегодня он их не взял. Ветер играл в коротких волосах и раздувал полы осеннего пальто, пока Крис преодолевал расстояние до центрального квартала, где зачастую ошивались компании раскрашенных во все цвета радуги детей, курящих фруктовые сигареты и ширяющихся по подъездам. Голод ощущался, словно прогрессирующий сильный вирус, хотя Крис не представлял, что такое болезнь. Он видел, как болеют люди, как они умирают в муках или своей смертью. Он убивал сам, забирал их жизнь до последней капли крови. Он питался их плотью, а иногда – когда человек был особенно красив – он выпивал его красоту и юность. Тело его жертвы превращалось в сухой скелет, обтянутый кожным пергаментом, вместо глаз зияли темные провалы глазниц, и потрескавшиеся губы раскрывались в немом крике, который глох на предсмертном выдохе. Но сегодня ему хотелось ощутить на языке влажный и солоноватый вкус жизни, и он шел прямиком к своей добыче.~
Сехун прошел вглубь бара, бросая косые взгляды на сцену, где собиралась играть какая-то группа. Её название он слышал впервые, да и судя по тому, как неуклюже солист копошился у сцены – играли они здесь нечасто. Сехун обвел глазами собравшуюся публику: невидящие взгляды молодежи под действием галлюциногенных препаратов, оценивающие дяденек, прилипших к стенам и выжидающих удобного момента, чтобы забрать с собой пару-тройку кайфовых ребят. Сехун был практически в здравом уме, и его нынешнее состояние близилось к привычному, когда он вполне мог дать отпор коренастому парню или размазать похабную ухмылку по мерзкому лицу извращенца. Сехун заказал бармену светлое пиво, хотя все подходившие мальчики и девочки заказывали слабоалкогольные коктейли, пестрящие буйством цветов и вкусовых ароматизаторов. Темноволосый парень за стойкой – судя по острому ясному взгляду и твердости грудных мышц – явно не местный, даже бровью не повел, выставив совсем юному мальчишке бутылку с пенящимся освежающим напитком. Сехун отпил пива, промочив горло и взглянув на сцену, откуда послышался первый аккорд гитары. Уши заложило музыкой, и прожектора разрезали цветами толпу. Синим, зеленым и красным. Сехун втянул ноздрями наэлектризованный воздух, и у него закружилась голова. Перед глазами замелькали вспышки, которые пугали и возбуждали, будоражили. Он почувствовал легкий приступ тошноты и достал из кармана помятую пачку сигарет. Дым успокоил возникшее возбуждение, дурнота отступила, а приятный горьковатый вкус вишни сладким налетом остался на губах. Сехуну нравилась эта нелепая и никчемная жизнь. Нравилось медленно убивать себя, ночами пить свою кровь, нравилось кричать по ночам от реалистичных кошмаров, медленно и верно сходить с ума от неопределенности. Ему было всего пятнадцать или шестнадцать лет – слишком мало, чтобы умирать и уверяться, что смерть это легко. Крис не знал, что завело его в этот бар. Была ли эта странная слишком громкая музыка, эхом расползавшаяся на несколько улиц от эпицентра, или же манящий запах девственных тел с легким привкусом тропикамида и табачного дыма. Но когда он зашел, его ночная вылазка и внеочередной приезд в этот город обрели смысл. Тонкие запястья с жемчужной кожей и светлыми рассечениями от лезвий, великоватая куртка с нелепыми цветными мордами и нецензурными надписями, блекло-розовые волосы и вишневый запах сигарет, затмевающий, едва различимый, но ни с чем не сравнимый аромат кислого молока и надуманной пресыщенности. Крис шагнул вперед, завороженный и пленный. В этом мальчике было всё. Красота, юность, сексуальность, невинность, опасность, отчаяние. Он знает, подумал Крис, он знает всё обо мне. Сехун от неожиданности отпрянул, когда над ним нависла незнакомая и пугающая тень. Глаза яркие, ртутные. Сехун перестал дышать, когда эти глаза поглотили его существо, окунули в самую суть. Они видели его насквозь, словно рентгеновские, и понимали всю его боль, скорбь и страдания. В них он видел то же. Он видел в них саму Смерть. Сехун всегда верил в существование этих созданий. Неуправляемых, бесчеловечных, неподвластных смерти и времени. И он никогда не боялся, что когда-нибудь встретится с ними лицом к лицу. Он сдавленно вздохнул, улыбнувшись уголками черных, как смоль, губ. Крис наклонился к нему, вдыхая пьянящий, дурманящий запах и приникая губами к перламутровой коже на шее, где циркулировала в венах живая кровь. Сехун задохнулся в экстазе, поняв всё без слов и прошептав я ждал тебя совсем тихо, ничтожно на фоне раскатистой музыки, но весьма отчетливо для ультразвукового вампира. Крис улыбнулся, обнажая клыки, и повернулся к Сехуну, который задрожал в предвкушении при виде острых, словно лезвия, зубов. Крис впился поцелуем в рот Сехуна, размазывая черную помаду по бескровным губам и сдерживая животные порывы разорвать желанную плоть на куски. Сехун застонал в поцелуй, выгибаясь дугой в сильных руках и поддаваясь навстречу. Отдаваясь в объятия смерти. Крис целовал его неистово, до умопомрачения хорошо, и мальчик понимал, что первый и последний любовник в его жизни будет самым искусным и самым прекрасным. Он подарит Сехуну небывалое наслаждение, а взамен он заберет его жизнь, его красоту и печаль.~
Крис опустил хрупкое тело на пурпурные простыни, покрывая мертвенно-бледную кожу поцелуями. Мрачный вызывающий макияж Сехуна смыло потом и непрошенным дождем, заставшим любовников прямо на подходе к дому. Теперь губы Сехуна были багряно-алыми от запекшейся крови, а глаза переливались синевой от восторга и наслаждения. Крис был с ним непозволительно ласков и любовно нежен для того, кто выедает душу из своей жертвы. Но Сехун был откровенно рад, что боли почти не было, лишь легкое покалывание в местах, куда вонзались клыки. Он чувствовал, как медленно его жизнь перетекает в рот Криса, с каким восхищением он снова и снова разрывает плоть и глотает живительную жидкость. Сехуну нравился контраст его мягкой кожи с более плотной кожей Криса, нравились воронового цвета волосы, короткие и удобные, чтобы зарываться в них пальцами и пропахивать пряди. Сехун не жалел о своем выборе, хотя он мог убежать, он мог позвать на помощь, он мог покрутить у виска и продемонстрировать напускную неприязнь, показав в бескультурном жесте средний палец. Но он не стал. Он знал, что эта ночь станет для него последней, и он смирился с этим, чтобы провести ее с Крисом. Он отдал Крису всего себя, заключая в это самое всё: свою бесцельную жизнь, свои метания и наркотическое забытье, свои ссоры, свои мечты и новое желание остаться с Крисом навсегда и провести вместе вечность. И Крис все понимал и шептал своим глубоким и необычным голосом я люблю тебя, мой мальчик. Слиться с Крисом в одно целое, стать одним организмом с вампиром было невероятно, невозможно и обреченно. Кровоподтеки и следы от укусов испещряли юное тело, и слезы катились по щекам неосознанно, Сехун не понимал, откуда они берутся и почему Крис так ненасытно слизывает их. Крис умудрился даже прокусить тонкие ткани кожи в обеих сторон внутренней части бедер, он пригубил терпкую кровь в соблазнительном лобковом треугольнике, вдыхал запах пота и девственности, неоднократно проглотил тягучую белесую влагу. Он испробовал Сехуна везде, прежде чем понял, что никогда не сможет утолить свой голод. Сехун лежал на кровати, пытаясь ровно дышать и расставить мысли в порядок. Тело совершенно не слушалось, и просто открыть веки, чтобы взглянуть и увидеть перед глазами высокий и лилейный потолок, было подобно мучительной пытке. Простыни отвратительно липли к влажному телу, переливаясь в свете восходящего солнца, пронырливо просвечивающего через задернутые непроницаемые шторы. Ноздри щекотал запах засохшей крови, тошнотворный свежей плоти и крепкого виски. Крис лежал рядом с Сехуном, небрежно отпивая из горла невыносимый и памятный Торрес и вплетаясь длинными когтистыми пальцами в блекло-розовые волосы. Вопрос замер у Сехуна на устах, вопрос почему я все еще жив?. Но он не решился задать его вслух, он робел от одной мысли, что нашептанные Крисом слова не были ложью. Крис отпил из бутылки и наклонился к Сехуну, передавая жженый таинственный вкус коньяка и вцепляясь взглядом в замершую жизнь на дне сапфировых глаз. Почему бы нам не быть вместе вечность или около того, прошептали испачканные в крови губы, и сердце Сехуна отчаянно затрепыхалось в груди, не знаю, как ты, но я еще не насытился.